Секрет Эхнатона

Она  нервно покусывала соломинку коктейля и напряженно думала о событиях последней ночи. Все ее озадачивало, расстраивало, даже приводило в ужас. Кому понравится потеря себя, самообладания даже на время, когда ты  не контролируешь ситуацию, когда  она сильнее тебя. Ты, привыкшая трезво отслеживать каждое свое слово, каждый жест, каждый шаг и даже изгиб прекрасного тела, послушного твоей воле как отлаженный инструмент, вдруг оказываешься в нелепой позе, прекрасно понимая всю ее неэстетичность. «Это было какое-то наваждение, какой-то психоз» - думала она, прекрасно осознавая, как это выглядит  со стороны, и как это не похоже на ее привычное поведение.
 
     Осознав, что даже нервное покусывание соломинки – всего лишь красивое подчеркивание напряженной работы мысли, которая всегда так ей к лицу, она опять погрузилась в воспоминания злосчастной ночи.
 
     Да, это было совершенно нелепо, и это было сильнее ее, как будто чья-то мощная воля надавила на плечи и лишила самоконтроля.  Потеря чувства реальности сопровождалась к тому же острым желанием уничижения и покорности. Она с ужасом осознавала, что стоит в ужасной нелепой позе полной покорности и жадно ласкает его гениталии губами, глазами и ладонями. «Такого  не может быть!» - разрывалась в мозгу единственная мысль, и все это в  момент яростных страстных лобзаний.
 
     Она тряхнула головой, пытаясь отмахнуться от  воспоминаний прошедшей ночи, которые  могли довести до сумасшествия. Во всяком случае, ей так казалось.

     «Это какое-то наваждение» - подумалось в сотый раз. По сравнению с множеством более достойных претендентов он совершенно ей не нравился. Он был отвратителен, немолод и плохо одет.
 
     Запах и голос, вот, пожалуй, то, что ее гипнотизировало, лишало трезвости и самообладания. «Но это же чертовщина какая-то», - она брезгливо передернула плечами, понимая, что опять сползает в ту же колею растерянности и раздражения. Она вспомнила его высокомерную усмешку, причмокивающие мокрые губы, и не понимала, что ее заставило так уронить себя, потерять голову, забыть о своем эгоцентризме и презрении к ним. Вся ее жизнь – это путь самоутверждения и гордости за свое великолепие и элитарность, не позволяющую никому даже приблизиться на расстояние протянутой руки. И что же? И вдруг, как будто что-то нахлобучило на ее очаровательную головку черную тучу слепой покорности и совершенно ей несвойственного раболепия, приправленного какой-то звериной страстью. Да, это был запах, мерзкий и властный одновременно. Голос, скрипучий с горловыми подголосками, одновременно притягательный, отвратительный и сладкий, как глоток влаги, когда не можешь напиться. При этих мыслях ей опять стало дурно от отвращения и бессилия. «Как же так? Как же так?» - тикала в мозгу неотвязная мысль. Невозможность, нелепость произошедшего мучили ее вновь и вновь.
 
***
     К закату дня Великий Эхнатон почувствовал усталость. Подступала слабость и головокружение. Наконец покончив с государственными делами, он смог переключиться на что-то более приятное и необременительное. Властным жестом он пригласил Тутмоса. Великий мудрец, архитектор и математик уже третий день дожидался аудиенции у Великого Властителя верхнего, среднего и нижнего Египта.

     Развернув папирусы, они обсудили ход строительства новой столицы Ахетатона. Лучи восходящего солнца должны были указать  тенью от центрального обелиска на главный храм Атона.
 
     Затем он осмотрел почти завершенный портрет царицы. Тутмос превзошел самого себя в точности и вдохновенности  изображения самой красивой женщины Египта, великой жены фараона Нефрэт. Эхнатон залюбовался скульптурным портретом своей любимой и был восхищен мастерством Тутмоса, который слушал похвалу, низко согнувшись, не поднимая головы.
 
     Закончив с этим и проводив усталым взглядом мастера, он  увидел высокую фигуру нового верховного жреца бога Атона – Эдфу. Тот приблизился, и в ожидании аудиенции склонился в почтительном поклоне. Эхнатон поднял вопросительный взгляд на жреца.

- Угодный Атону!  Твой покорный раб Эдфу принес  то, о чем ты просил меня на праздник Трех Лун. Тайный гонец привез, наконец, из Вавилона состав, приготовленный моим учителем, достославным Синегуртом, верховным жрецом храма богини Иштар. Это очень древний рецепт, описанный еще в легендах о Гильгамеше, и по преданию, составленный полубогом Тиффу из Лакраша. За некоторыми частями пришлось посылать гонцов в Ниневию и на Тибет.

Эдфу с полным почтительности поклоном протянул небольшой флакон редкого синего стекла. Эхнатон встряхнул флакон и невольно залюбовался игрой золотистых пузырьков, вспыхнувших как искры в лучах заходящего солнца.
-Надеюсь, досточтимый, твое снадобье не подведет, – сказал он с нажимом и легким взмахом длинной, неестественно узкой ладони отпустил жреца. Тот попятился и растворился в тени проема.

     Солнце садилось, и резкие тени прочертили пол храма темными полосами до самого алтаря. Из глубины полумрака приблизилась белоснежная фигура Нефрэт.
- Солнцеподобный, прошу тебя проследовать в опочивальню, - с глубоким поклоном она обратилась к своему супругу, скосив на него восхитительный влажный взгляд миндалевидных очей.
 
     Эхнатон невольно залюбовался ее почтительной позой, божественным изгибом царственной шеи и всего облика редкой красоты. «Все-таки моя Нефрэт - богоподобное совершенство» - подумалось ему.  Спрятав заветный  флакон в складках туники, он встал и проследовал за ней, любуясь изящной и легкой, как дуновение, походкой, так не похожей на его тяжелую поступь….

***
     Эдди Трейч не отличался ни манерами, ни аристократической внешностью. Вся его жизнь была посвящена египтологии и протекала в полумраке гробниц и музейных запасниках. В своем деле он был признанным авторитетом и экспертом в области расшифровки древних текстов. От постоянной сидячей работы его фигура потеряла былую стройность и стала напоминать вопросительный знак. Редкие волосы, вечно всклокоченные и непокорные, дополняли образ чудаковатого ученого.
 
     Женщин он недолюбливал, и как человек, привыкший к одиночеству, побаивался. Да и было чего опасаться. Феминизм превратил их в весьма капризных и самовлюбленных особ женского пола. Все они в той или иной степени были одержимы бациллами эгоизма, самости и независимости. Эти свойства превратили их из существ привлекательных и желанных в прошлом, в  опасных и капризных особ в настоящем. За последние десятилетия они стали, безусловно, умнее, но при этом напористей и высокомернее по отношению к противоположному полу, который теперь окончательно в их глазах превратился в плебейский пол второго сорта.
 
     Когда Эдди увидел флакон синего стекла в запасниках каирского музея, он не показался ему чем-то примечательным. Однако присмотревшись к раритету как истинный ученый, он отметил его уникальность и решил проверить состав осадка от давно высохшего содержимого. В химической лаборатории  университета он обратился к старой знакомой Сьюзен Мегги. Для начала он предложил растворить осадок флакона капелькой спирта и посмотреть химический состав раствора на молекулярном анализаторе.
 
     Поколдовав с содержимым флакона, она показала его  химический состав, в котором среди множества непонятных компонентов органического и неорганического происхождения выделялись редчайшие ингредиенты, не встречающиеся в чистом виде в живой природе.
 
     Эдди, как обычно приобняв старушку Сьюзен, возраст которой был далеко за семьдесят, прошептал ей дежурный комплимент о ее уникальных способностях в расшифровке древних составов и собрался было сузить ей задачу по химическому составу флакона. Совершенно неожиданно она как-то вспыхнула и прижалась к нему своим недюжинным бюстом. Ее сморщенные в мелкую сеточку пальцы недвусмысленно оказались в его промежности. Эдди в испуге и от неожиданности отпрянул. Давняя и добрая его коллега Сьюзен никаких фамильярностей себе никогда не позволяла. Оправившись от испуга, Эдди выскочил из лаборатории, пообещав зайти позже.
 
     Ненормальность произошедшего его сильно озадачила. Мало того, что десятки лет его контакты со Сьюзен не содержали даже намека на что-либо, случившееся было невозможно еще и в рамках  академических правил поведения. Дресскод просто исключал какую-либо двусмысленность во взаимоотношениях коллег.
 
    Другой человек, не найдя ответа на свой вопрос, отмахнулся бы и забыл. Но Эдди был  педант и женоненавистник к тому же. Он считал женщин избалованными самовлюбленными гордячками. Случившееся не давало ему покоя до тех пор, пока он не связал его с составом древнего флакона. Но как проверить, действительно такая связь существует или причиной были пятна на солнце или взрыв гормонов в щитовидке Сьюзен?

***
     Эдди в одиночестве стоял на вечеринке египтологов и задумчиво наблюдал за публикой. Среди его коллег были и случайные люди, дамы, жены, члены семей. Среди почетных гостей выделялась одна молодая особа, председатель благотворительного общества парфюмеров. Ее выступление и манеры говорили о высоком статусе,  непоколебимом самолюбии и огромном высокомерии. Эдди невольно залюбовался ее холодной красотой, прекрасно осознавая недосягаемость этой богатой аристократки.

     Вдруг его осенила простая мысль, и он, как истинный ученый, увидел возможность именно на этой стопроцентной гордячке проверить и убедиться-таки в работоспособности содержимого древнего флакона.
 
     С этой мыслью, собрав в кулак всю свою волю и смелость, он обратился к ней, когда она оказалась одна. Затронув интересующую ее тему древних парфюмерных рецептов, он, как признанный авторитет в египтологии, легко завладел ее вниманием, и, сказав, что может показать ей  фото интересующего ее редкого документа, пригласил в свой кабинет. Она охотно согласилась и, прихватив по бокалу шампанского, они покинули вечеринку.