Страшная тайна Симонова Жди меня, и я вернусь 1

    © Copyright: Александр Фильцер, 2021
    Свидетельство о публикации №221043001463
    Любой вид копирования текста запрещен.
    Можно указывать адрес ссылки: http://proza.ru/2021/04/30/1463
 
          Страшная тайна поэта Константина Симонова:
          «Жди меня, и я вернусь. Только очень жди».               
          Повесть-воспоминание и повесть-исследование.

     ВВЕДЕНИЕ
     *
     Однажды посетитель моего московского музея подарил мне журнал, который назывался «Отечественная война». Каково же было мое удивление, когда я увидел, что журнал издан в 1915 году и посвящен событиям Первой мировой. Сегодня не каждый знает, что это было название той войны. А до этого «Отечественной» называли войну 1812 года.
     *
     Песня «Священная война», судя по всему, была написана Александром Боде в 1916, а Лебедев-Кумач только добавил к ней свои строфы. Вряд ли Лебедев-Кумач к 24 июня 1941 мог создать текст под таким названием.
     Строфы, написанные в 1916 году, резко отличаются от виршей плагиатора.

     Текст Александра Генриха де Боде:
«Вставай страна огромная,
Вставай на смертный бой
С тевтонской силой тёмною,
С проклятою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, – 
Идёт война народная,
Священная война!»
     Или:
«Уже тевтонская волна
на месте кружится и стынет.
Настанет время, и она
в бессильной ярости отхлынет».
     Это тоже Александр Генрих де Боде.

     А вот в спешке добавленное Василием Лебедевым-Кумачом после 22 июня, и уже 24 июня 1941 опубликованное в газетах вместе с текстом А. Боде, но под именем Лебедева-Кумача:
«Как два различных полюса,
Во всем враждебны мы:
За свет и мир мы боремся,
Они – за царство тьмы.
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей…» И далее на таком же уровне.

     Александр де Боде: Пусть ярость благородная вскипает, как волна…
     Василий Лебедев: Дадим отпор душителям всех пламенных идей…
    
     Наверное, к этому надо добавить, что на Пленуме правления Союза писателей СССР, член Центрального Комитета ВКП(б) и кавалер Ордена Ленина, Александр Фадеев, а он тогда фактически возглавлял Союз, еще в ноябре 1940 обвинил политрука Василия Ивановича Лебедева в воровстве двенадцати!!! текстов у разных авторов.
      Но Лебедев-Кумач, как и Шолохов, был для власти в доску своим и поэтому неприкасаемым.
     *
     Еще меньше граждан Российской Федерации знают в какой период наше многострадальное государство называлась Российской Республикой и какой у РР был гимн.
     Нет памяти о прошлом…
     *
     «Нет памяти о прошлом, и о тех, кто будет, не останется памяти у тех, которые будут после». Царь Шломо, книга «Коэлет», по-гречески «Екклесиаст», а в переводе на русский «Собиратель». 
    
     ТАЙНА ПОЭТА КИРИЛЛА СИМОНОВА

     *
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Изменив вчера.

Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.

Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как любовь храня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
     декабрь 1938 – январь 1939

     Это стихотворение русского поэта и дворянина Кирилла Симонова, который был сыном активного участника белого движения генерал-майора Русской императорской армии Михаила Симонова, бежавшего после поражения белых во Францию, и его жены, княжны Александры Оболенской, оставшейся в России.
     *
     Когда-то я обещал, что сохраню эту историю в тайне, чтобы не навредить Симонову. Но сейчас его самого давно уже нет, ушли в никуда все четыре его жены, а его дети и внуки скорее всего об этом ничего не знают. Обычно в таких случаях говорят, он унес свою тайну с собой в могилу. Но у Симонова и могилы-то нет, его прах был развеян над полем под Могилевом, где он в июле 1941, будучи военным корреспондентом, наблюдал за ожесточенными боями. Поэтому расскажу, что мне когда-то довелось услышать, а доброжелательный читатель пусть сам рассудит, что здесь правда, а что легенда или вымысел.
     *
     Бабушки не стало, когда я пошел во второй класс. На каникулы, чтобы я не гойдал по улице с мальчишками, меня взяла к себе ее младшая сестра, которая недавно вернулась в Москву. Она получила комнатку в коммуналке и уже успела кое-как в ней обустроиться. Двойные окна были проложены ватой и обклеены бумажными полосками. Зимние узоры закрывали нижнюю часть окна, а в оставшеюся был виден двор и одинокий фонарь, освещающий только небольшое пространство под собой. К тете Нине пришла подруга, меня рано уложили спать и отгородили ширмой. А они, погасив верхний свет, зажгли похожую на черного лебедя настольную лампу и уселись пить чай с черными сухарями.
     Судьбы подруг были похожи, как отражения в зеркале.
     Еврейка тетя Нина преподавала и начальствовала в Институте красной профессуры, вышла замуж за армянина и уехала в Свердловск, куда мужа назначили директором железной дороги.   
     Армянка тетя Ашхен тоже была большевичкой, вышла замуж за грузина, который был первым секретарем горкома, и тоже волею судеб и высокого начальства попала в Свердловск.
     Их мужей расстреляли в 1937, молодых вдов посадили, а по отбытии срока отправили в ссылку. Та же участь постигла около 18.000 жен репрессированных, и до 25.000 детей были помещены в детские дома. Но по малости лет я тогда обо всем этом не знал и не задумывался.
     У каждой из них остались на «свободе» по два сына, которые стали сиротами, сразу лишившись и отца, и матери.
     Потом я узнал, как моей тете тогда «жутко повезло». Ее следователем был молодой черкес или чеченец, который дико кричал, бил кулаком по столу, но никогда не бил саму подследственную. Часто бывало, что к ним в камеру после допросов приволакивали избитых и окровавленных женщин. Иногда случались изнасилования. Но Нину такая судьба миновала. Однажды кавказец зашел к ней со спины и наклонился. Нина почему-то подумала, что он хочет откусить ей ухо. Но следователь прошептал: «Нина Марковна, вы меня не узнаете?» Нина ошалело затрясла головой. «Вы у нас в академии лекции читали. Вы, главное, ни в чем не сознавайтесь и ничего не подписывайте. Тогда, может, и обойдется». Нина от всего этого зарыдала, а следователь, как сумасшедший, заорал: «Ты будешь сознаваться, сука!» И изо всех сил ударил толстой книгой по столу.
     *
     Один из сыновей тети Ашхен умел играть на гитаре и сочинял песни. Мне нравилась его песня про троллейбус, который едет по Москве. Я ее не очень понимал, но она была красивой. Я ему сказал, что когда вырасту, то тоже буду придумывать песни. Ему это понравилось, и он спросил: «А о чем будут твои песни?» Я подумал и сказал: «Про трамвай». Все стали смеяться, а он пообещал научить меня играть на гитаре, когда у меня подрастут пальцы.   
     Когда они с мамой ушли, я взял листок, послюнявил карандаш и обвел свою ладонь с растопыренными пальцами. Через два дня я приложил пальцы к бумаге. Какие-то уже немного выросли, а другие почему-то стали меньше. Потом я эту бумагу потерял.
     Я вообще много чего терял в жизни.
     *
     У меня была тетрадь, в которую я переписывал стихи разных поэтов. Писать было долго и муторно. А еще можно было поставить кляксу. Поэтому я звал сына дворничихи, Колю Корнеева, который жил под нами на четвертом этаже. Он учился в пятом классе и писал лучше и быстрее. «Анчар», «Отделкой золотой блистает мой кинжал», «Три пальмы», «Хас-Булат». Был в тетради и стих Симонова «Жди меня». Стихи эти я знал тогда наизусть, а Коля учил меня совсем другим дворовым или, как говорила мама, хулиганским стихам. Дурно на меня влиял.
     «Онегин, я скрывать не стану, безумно я люблю сметану. Отдай мне порцию твою. Уйди. Я сам ее люблю!»
     *
     Свет от настольной лампы красиво пронизывал ширму. Легкие тени бродили по потолку. Я не спал и слышал, как подруги, склонив головы, шептались.
- Симонов порядочный человек!
- Да не может быть.
- Сама подумай.
- Но об этом никто не должен знать.
- Уж, мы-то его точно не подведем.
- Нет, ну ты представь, какой мальчик…
     *
     А песенку про трамвай, когда вырос, я все-таки написал. Только назвал ее «Песенкой о женщине»:
Верность, искренность, любовь!
Голубое платьице.
Я по скверику иду,
она в трамвае катится.

Скромность, чистота, апрель.
А вот моя любимая!
В головах гуляет хмель.
Улица бензинная.

Доброта, заботы, страсть.
Ах, как красиво смотрится!
Если рядышком идет -
на картинку просится!

Я ее под локоток,
или обнимая.
Ведь не кто-нибудь со мной,
а женщина родная!
       А.Ф., 9.5.12
 
     ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2021/05/19/1585