История и тайна. Дед Сорока 3

Ромка   метнулся в зимовье, а я забрался на верхнюю жердь забора и легко набрал Васильевскую. Начальник строительства на все мои вопросы быстро ответил, что у них все спокойно, никого не убили, фабрика цела, улетает вертолет завтра к обеду, а хозяин прилетит на фабрику, похоже, через пару дней.
Я сидел на заборе, как подстреленный. Чего стоят дедовы бредни? Меня в расчет можно не брать, мой друг при каждой встрече сулит мне награды, это просто его комплименты чисто таежные, шутки, а вот предсказание убийства, уничтожения обогатительной фабрики, спасения людей - это тоже вымысел, неуклюжая шутка? Совсем не похоже на деда Сороку. Между тем, Семеныч что-то тихо сказал мальчику, тот стрелой помчался к лесу, и я заметил в редколесье у кедрача две огромные фигуры.  Мне стало окончательно ясно, что хотя мы нашли деда Сороку, а точнее, он явился сам, но история и тайна остались и проблему необходимо решать. А как?

Ромка вынес чай в большой железной кружке, поставил на чурбан возле деда и уселся на ступеньку крыльца чуть повыше меня. А я решил раскрыть свои сомнения и начал было, но Семеныч досадливо отмахнулся и показал рукой на небо. Там солнце играло в догонялки с сумерками, перебегало от дерева к дереву, брызгалось яркими еще лучами, дразнило сумерки, которые сердились, ловили и прятали в свою широкую накидку убегающие лучи.
- Видишь, - сказал дед Сорока, - наш день уходит, а где-то еще в разгаре. Прикинь, разница во времени пять часов, так?
Я кивнул и замолчал. Я не умел бояться, легко шёл на выстрелы, но эта неопределенная странная угроза ледком сковывала сердце. Если Семеныч прав, то главное для меня- спасти людей с фабрики и это будет непросто.

- Однако, я сейчас осерчаю, - сказал дед Сорока, - дадите вы мне досказать все, как было?  Слушайте молча, ребята. Вот, Алексаныч, когда ты улетел в первый-то раз, через день, этак к вечеру, слышу, как собаки забрехали радостно и слышу моим голосом крик, да громкий такой - Яша, иди ко мне, - повторяется и повторяется, точно как мой голос, а потом и плач, это уже детским голоском.

Выбежал во двор я, смотрю, нате вам, стоят мои громадины, отец хмурый, мама хнычет, а чадо то плачет, а то моим голосом Яшу зовет. Ну вот что ты будешь делать? Позвал их в дом, а пацанчик от мамки ко мне так и бросился, обнимает и все повторяет, - Яша, иди ко мне. Голос-то мой, точно мой, это он выучил, когда я его кормил сгущенкой. Шустрый парень, ох и шустрый, да умненький такой. В общем, кое-как, но выяснил я, что, когда домой вернулись они, Яша заскучал, от еды, что с собой они взяли, отказался и вернулись они, чтобы парня дорастить до своей пищи. Вот стали жить вместе. Прости, Алексаныч, я тебе не сообщил, не стал тревожить, помочь ты нам не мог, просто нужно было время для мальчишки. Я сам оберегал их, они тоже остерегались, но жил я в постоянном страхе. Люди с фабрики по тайге шляются, дважды начальник охраны приходил, принюхивался, видно, какие-то слухи пошли, я сделал тайник для гостей своих, но разве такие фигуры надолго утаишь?

Решил я уходить подальше, к Голубым озерам. Они это место знают, но скрывают, я думаю, там второй портал есть, недаром серебряный родничок бьет и огромный валун у подножья Саян лежит. Вот туда и повел их. Шли потихонечку, не спеша и очень осторожно, дважды ночевали в шалашах и вот однажды под вечер тревога меня обуяла, чутьем чую врага, но не зверя, я их всех тут знаю, человека чую, да злого, плохого человека. Мне тайга говорит, чтобы я приготовился, каждый таежник знает это чувство опасности.

Я гостей оставил и побежал бегом один, бегу, словно точно знаю, где мне надо быть, и слышу - выстрел, другой и рёв, самый страшный медвежий рёв боли и ужаса. В одно мгновенье узнал я двустволку гаденыша, нового егеря Карлецкого, а ревела-то, слышь, Ромка, наша Маруся ревела, у нее нынче двое пацанчиков, она приводила их, мне показывала. Они, видно, спрятались за нее, вцепились со страху и мешали прыгнуть, а то бы она этого егеря смяла в лепешку. Детей Маруся пожалела сбросить со шкуры и на пулю нарвалась. По мощному реву понял я, что она только ранена, в егерь перезаряжает двустволку, мне надо успеть. Не помню, как прыгнул и Марусю закрыл, а первая пуля по мне и прошлась, егерь, однако, увидел неладное, дернул ствол, нарушил прицел. Прострелил мне плечо, руку задел, но зато Маруся с сынками деру дала, выжила, я это уже потом видел. Ну и я, признаться, сомлел, правда, успел заметить, как появились мои гости дорогие, а егерь в тайгу рванул, с треском ломая кусты.

Дальше помню только, как кровь из шеи хлестала фонтаном, а боли совсем не было.
Очнулся я на руках у верзилы Отца, ну и началось самое удивительное...
- Погоди, дед, - перебил его Роман, - скажи, что сейчас с Марусей-то?
Историю с Марусе я знал хорошо, она была воспитанницей деда Сороки, он нашел осиротевшего медвежонка в тайге, выходил, вырастил и следил за нею, оберегая. Про Марусю знали все окрест, и никто не трогал медведицу, она счастливо жила, заводила детей и приводила их показать деду Сороке. Как это рискнул новый егерь стрелять в любимого всей округой зверя, мне было просто непонятно.
На Вопрос Ромы дед ответил, что Маруся раны зализала, но хромает и жизнь у нее в опасности, о чем Ромке нужно знать. Заказали егерю шкуры двух медвежат, для взятки, видно, кому-то надо, вот егерь и выследил Марусю, но она сынов не отдаст, пока жива, значит, сперва ее убивать будут, а потом медвежаток.
Голос моего друга вздрагивал, а Ромка процедил сквозь сжатые зубы:
- Не выйдет.

Дед одобрительно кивнул Ромке, а на меня покосился и недовольно пробурчал:
- Ну, начинать? Учтите, за что купил, за то продаю. Ученый из меня никудышный, не все понял, о чем мне говорили, а и переводчик у меня лихой, Яша переводил мне моим голосом, я словно сам с собой разговаривал. Ох, горюшко приключилось на старости лет... Впрочем, зря это я так, слушайте дальше.
Вот очнулся я у верзилы на руках и вижу перед собой город большой, красивый и сияющий весь. Дома стоят светлые, как словно хрустальные, гранями сверкают радужными, а меж них улица широкая, а вдоль под стеклянными тонкими навесами свечки горят открытым огнем, легонько покачиваются язычки пламени, завораживают, ласкают взгляд, оторваться не хочется... Гляжу, Яша свечку несет новую, зажигает и ставит с краешку, рядком с другими, я спросил, мол, что это, а Яша мне сказал совсем непонятно, дескать, здесь свечи жизни горят, я зажег и твой огонь жизни, деда, это твоя свеча, как у всех нас. Ну, как понимать? Ладно, думаю, потом разберемся.

Пошли мы дальше, Отец меня с рук спустил и гляжу я, ростом-то мы с ним одинаковые. То ли я прибавил в размерах, то ли он поубавился, понять невозможно, и Яша мне прямо до плеча достает, высоконький такой. Долго шли по улице и не кончаются свечи, красиво и торжественно, как в церкви. Я только подумал, приодеться бы мне, рабочее сбросить, а то неудобно, тут чистота такая. Вот, только подумал, и заходим мы в магазин, к нам подходит продавец пожилого возраста, очень мне знакомый. Где же я видел это знакомое лицо? Стою, вспоминаю, а Яшенька смеется, к большому зеркалу подводит меня и продавца знакомого - Бог ты мой, а это же я сам, вон и борода три дня не бритая, все мое. Спрашиваю у Яши, в чем же дело и он поясняет мне удивительные вещи. Продавец принял фантомный мой облик, он становится мною, чтобы лучше меня понять, помочь, обслужить и ничем не обидеть. Не будет же человек обижать самого себя, сейчас будет тебе нужная одежда. Я испугался, денег-то у меня совсем нет, ни копеечки, а Яша опять смеется и говорит, что деньги за вещи не нужны, отдают их не по деньгам, а по необходимости, никто не берет больше, чем сегодня нужно. Еще и шутит над стариком, маленький болтун, мол, у тебя деда, не две попки, чтобы брать сразу двое штанов. Смех смехом, а одели меня, удобно обули и продавец, проводив нас до двери, сразу стал самим собой.

Отправились мы, как я понял, на квартиру к ним. Домик хрустальный, как все другие рядом, меблировка удобная, цветы кругом. Я, признаюсь, перекусить захотел, не голодно, но пустовато в моем животе, а они на стол, как у нас, и не думают собирать. Я потихоньку у Яши осведомился про обед и получил ответ хоть стой, хоть падай. Они ведь не едят совсем, ничего не едят, просто воздух у них насыщен всеми необходимыми для жизни веществами.
- К-как это? Заливаешь ты, дед, - не утерпел Рома, а дед Сорока всплеснул руками, поясняя:
- Ты, Ромка, наивный. Весной нюхаешь воздух с запахом черемухи, сирени, а как пахнет таежная ягода, грибы, зимой тайга кедрачом, хвоей пахнет, а то и мясом, шашлыками- чем не еда? Белки, жиры и углеводы, витамины и микроэлементы — вот что в необходимых количествах содержит их воздух, его насыщают искусственно и пользуются на здоровье. Мне идея такая очень понравилась, но у нас на земле воздуху много, не справиться, видимо нашим ученым. Ну, впереди у человечества время еще есть, если не сбрендит кто из героев, не отправит людей в пещеры без штанов повторять эволюцию заново, как второгодников в сельской школе...

Чуточку примолк дед, задумался, у Ромки просто челюсть отвисла и по-детски приоткрылись губы, как у ребенка, пораженного дедушкиной сказкой
Где чудеса, где леший бродит. Я решился вмешаться и спросил:
- Семеныч, дорогой ты мой, скажи мне, наконец, это где ты был, то тебя привечал, так и скажи, как есть -где и кто? А уж потом про бесплатные штаны и вкусный воздух. Не тяни резину, скажи, солнце совсем садиться, а ты беду уже накаркал, беспокоюсь я.
- Понял, тебя, правильно говоришь. Слушай и поправь, если ошибусь. С Яшей о серьезном не поговоришь, стал расспрашивать Отца. Мужик он немногословный, но понятливый. Землю называют они своей Планетой Землей, а себя - землянами, много их по миру, но сами по себе они, ни к каким странам не привязаны. Прибыли все с далекой планеты с целью заселить плодоносную пустую планету жизнью, обязательно достойной. Работали дружно, старательно, но кое-где допустили все же недосмотр, жизнь на планете появилась сразу и всякая разная жизнь - деревья и травы, цветы и овощи, животные, рыбы, птицы. Одних наделили понятием, а всех теплокровных наградили мозгами. Стали наблюдать и думать, кого одарить разумом, только разум может сделать жизнь на земле совершенной, и он только один на всю планету Земля. Обдумывали, пробовали то на одном звере, то на другом, на человекообразном тоже несколько раз примеряли и отбирали за неспособностью разумом управлять. Мучились, мучились и решили в порядке эксперимента оставить разум у человекообразных, да понаблюдать, помочь кое в чем, не упускать из виду. Вот так и идет эксперимент этот многие века, никак не закончится, то хуже, то лучше. Уж чего только с этой целью они не делали, и морозили планету Земля, и жарили, и топили водой прямо всемирным потопом, а также отдельными волнами по величине грехов, но не помогает ничего. Требования к человеку разумному не так уж и строгие, но... Скажите, ребята, так ли уж трудно делать в жизни только добро, спасать, а не убивать, любить, а не ненавидеть, дарить, а не отнимать? Так делают Земляне и счастливы, я это видел. Господи, зачем много штанов и денег, если у тебя одна задница, и одна жизнь, а в Рай впускают только за добрые дела. Кстати, в Яшином мире все предусмотрено. С молоком матери впитывает младенец понятия добра и мать готова дать своему ребенку необходимые знания справедливой жизни, радости познания нового, гордости любимого и полезного труда. Мать учат первым делом на готовность стать матерью...


Дед Сорока увлекся, да и нам было чрезвычайно интересно его слушать, но все же я уловил гул мотора и лопастей вертолета, посмотрел в небо и за мной подняли головы Роман и сам дед Сорока.
Точно, с Васильевской поднялся вертолет и по траверзе над тайгой направлялся в город. Глядя на меня, Семеныч сказал:
- Начались дела, но сиди ты спокойно, дослушай.
Я подчинился, зачарованный колдовскими, сказочными рассказами моего друга.

- В общем, не люди они и не звери, но могут принимать обличье любое, выходят из своих хрустальных городов, чтобы помочь, вразумить людей. Ну кто не знает такого, что задавит вдруг груз забот, горя всякого, так задавит, что нет сил тащить, а вдруг легче станет, словно кто-то на себя взял часть твоего груза, у меня много раз было такое и кричал я небу - помогите мне, Силы небесные. Помогали, это точно. Всем помогали, ученым, писателям, музыкантам.  Но ведь не всегда народ наш добрым советам следует, я вам, может быть, потом расскажу и про искусственный разум, и про ДНК, которые можно ведь на пользу, а можно и на страшный вред использовать...

Звонок прервал деда Сороку и сквозь гул вертолета я кое-как разобрал слова Арнольда о том, что его внезапно вызвали в город по срочному и он не знает, когда вернется на Васильевскую.
- Никогда, - вдруг сказал Семеныч, словно он слышал наш разговор с начальником стройки, и прижал к губам палец. Да я и без этого сигнала знал, что пока мне нужно помалкивать, Арнольду ничего не говорить.
Рома без слов все понял, уставился на деда Сороку в ожидании новой порции чудес.
И вдруг со страшным грохотом на нас рухнула входная дверь зимовья, а из дверного проема бросился нестерпимый жар с открытым огнем. Зимовье полыхало изнутри так мощно и яростно, что мы едва успели отпрянуть. Видно было, как пылали сухие просмоленные бревна, пучками бросая пламя вверх и вверх, вот огонь ухватился за полати и прыгнул на потолок, затем на стропила, подобрался к тесовой крыше, и она запылала, словно обрадовалась. Много я видел пожаров, дома горели и тайга тоже, всякое бывало, но такого буйства огня не встречал. Даже дуновения ветерка не было, а пламя как от сильного ветра становилось все сильнее и сильнее, съедая зимовье просто за минуты. Вслед за потолком рухнула крыша, миллиарды хвостатых искр брызнули в небо.

Не сговариваясь, мы с Ромкой бросились к ярко горевшей глухой стене, выходившей к тайге. Если, рухнув, она подожжет тайгу, пойдет пал и нам не справиться. За домом уже тлела трава и с удивлением мы заметили, что огонь, слабея, добегал до какой-то ровно очерченной линии и останавливался.

Прошло не более получаса, а зимовье догорало. Рухнула глухая стена, раскатились алые крупные головешки и ни одна не выкатилась за невидимую ровную черту, и мы свободнее вздохнули - огонь тайгу не тронул. И еще одно чудо увидели мы, рассказать кому - не поверит. На пепелище среди груды горячего пепла стояла железная печурка со сбитой тонкой трубой, а на ней стояли целехонькие наши с Ромкой рюкзачки, придавленные тоненькими дровишками для растопки. При виде такого Рома побледнел. Взять рюкзаки  невозможно, земля вокруг пожарища была горячей.

Ошеломленные всем увиденным, обходя сгоревшую траву, мы вернулись к месту бывшего крыльца, и я уже приготовился сообщить Семенычу подробности пожара, бросил взгляд на старый кедровый спил...
Деда Сороки на нем не было, на самом краю чурбана стояла большая железная кружка с чаем.
Окликая деда, Роман побежал вдоль ограды, осмотрел опушку у леса, заглянул под навес – пусто.
Собаки успокоились после пожара, лежали возле будки, а деда Сороки нигде не было. Час от часу не легче.

Мы с Ромой сели на чурбан спиной к спине, словно приготовились к защите.
- Ваня, это был фантом, - Рома высказал то, что я хотел, но просто боялся сказать. Мы объединили наши подозрения и выходило все так - нас посетил фантом деда Сороки. Но тогда что с ним, где он сам? Мы так устали от чудес, что сидели, как оглушенные и молчали.
Так мы просидели остаток ночи, а под утро собаки облаяли участкового Балуткина, ему сообщили о пожаре близ Васильевской, и он прибежал на помощь, молодец какой. Про деда Сороку он ничего не знал, мы промолчали на всякий случай.

Утром Рома забрал собак и ушел на Голубые озера посмотреть и проверить все и забрать оставленное Семенычем оружие. Мы с Балуткиным пошли на Васильевскую и уже там растерянный Арнольд сообщил мне, что убит хозяин фабрики и отдан приказ прекратить работу, вывезти рабочих. Спасибо дедовым предсказаниям, я был готов к этому, продумал эвакуацию.

В тот же день рабочих вывели пешком в село к Балуткину, откуда их постепенно вывезли вертолетом. Все прошло благополучно и даже никто не сбежал шляться по тайге и пугать питомцев деда Сороки. Через пару дней взлетела на воздух подземная обогатительная фабрика. Я побывал там, осмотрел все, что можно. Портала словно и не было, лежавший у входа валун отбросило метров на пятьсот, возле него я нашел малюсенький, всего в три кристалла аметистовый камень. Я долго держал кристаллы в ладошке, они согрелись и по всему телу растекалось такое ласковое, приятное тепло, усталые мышцы перестали мозжить и наливались силой. Эти кристаллы всегда теперь в моем кармане.

Вернувшийся из тайги Роман рассказал, что двустволка деда Сороки висела на суку у схрона на Голубых озерах, висела по-хозяйски бережно, вниз стволами. Больше никаких следов деда Сороки не обнаружено, а уж искать в тайге Рома умел.
Мы решили молчать о фантоме, пока не получим каких-нибудь новых доказательств или событий.
Участковый Балуткин со слезами на глазах составил необходимые документы об исчезновении Ивана Семеновича Сороки и добросовестно подшивал к делу бумаги о разных слухах, бродивших по тайге.  И всякий раз ёкало мое сердце, когда таинственным шепотом он докладывал об этом.

Надо ли говорить, что и в отношении меня предсказания деда Сороки сбывались с пугающей точностью.И было вот такое.
Семья еще не приехала, а я получил квартиру и первую ночь остался в ней, пустой и гулкой. Бросил на пол пальто, под голову книжки положил и, едва только уснул, слышу настойчивый стук в окно и голос Семеныча, который я узнал бы из тысячи, - открой двери-то, Алексаныч, открой двери.

Я мигом вскочил, бегом бросился к двери и остановился, подумав вдруг, что кто же мог постучаться в мое окно на четырнадцатом этаже? Наверное, приснилось мне - и стук,и голос деда Сороки, скучать о нем я так и не переставал. Вернулся на свое жесткое ложе, задремал, но раздался звонок в дверь. Когда звонок повторился, я пошел, открыл двери и просто ноги мои подкосились... Там...

Извините, кажется, я начал новую таинственную историю, я ее расскажу позднее.