Ч. 2. Вологодская кружевница. 16

       Почти месяц прошёл с тех пор, как Сашка Стрешнев со Стёпкой Телегиным покинули родную Вологду, и отправились в неведомый им Архангельский град. На обратном пути они не узнавали местность, словно во время их отсутствия кто-то распотрошил над ней тысячу пуховых подушек. Вместо ярких красок и осенней распутицы, всё было заснежено, под копытами хрустел ледок, и казалось, пролетела вечность, парни чувствовали себя намного старше и мудрее.

       К счастью, сильных морозов ещё не было, днём даже выглядывало солнце, но ночью, если не удавалось найти ночлег, всё равно приходилось не просто. Вологжане разжигали два костра, ложились между ними, согревая друг друга. Коней кормили сытнее и накрывали их двойными попонами, добрым словом вспоминая Агафью.

       Расстояние до городища на реке Сямжены они преодолели гораздо быстрее, чем в прошлый раз, приехав раньше, чем планировали, на сутки. Холод ли гнал вперёд, или просто хотелось поскорее добраться до дома Вороновых? Вероятно, и то, и другое, да и лошади не вязли в дороге. Спешивались не часто, лишь для того, чтобы самим размяться и согреться, да коням дать немного передохнуть. Усталые и замерзшие вологжане не были уверены, что хмурый родственник Аксиньи пустит их переночевать, но завидев высокий вал и знакомые купола, они въехали в городище.

       Встретил их всё тот же мальчик в лаптях и в старом коричневом кафтане, только на этот раз его каштановые волосы прикрывала дырявая мурмолка неопределенного цвета. Парни поздоровались и спросили Мелентия Попова. При этом Стёпка протянул мальчику пряник в форме домика. Тот улыбнулся, закивал головой, спрятал угощение за пазуху, и сделал знак, следовать за ним. Переночевали они в амбаре вместе с лошадьми, замерзнув больше, чем у костра. После завтрака в трапезной, к ним подошёл сам Мелентий. Вологжане поблагодарили его за приют и сообщили, что направляются к Вороновым. Дьяк перекрестил парней и попросил подождать с лошадьми у ворот. Под звон колоколов им принесли бочонок мёда и свёрток с толстыми восковыми свечами.

       Оставив позади мрачные стены монастыря и холодный сырой амбар, Ветер и Никифор радовались наступающему солнечному утру. Они шли ровной рысью, из ноздрей валил пар, и их игривое настроение передавалось хозяевам.

       – Юда, этот Мелентий! У евонной сестры мужик лежит с поломанными ногами, а он лишь свечами расщедрился! – С усмешкой произнёс Стрешнев.

       – Ну, не скажи. Зимой свечи – щедрый дар. Попробуй, посиди в темноте. Маша и Аксинья, небось, шьют, прядут, вышивают. А Михайло? Без кузни, без охоты... так может, что руками сделает, при свечах-то.

       Днём внезапно потемнело, и повалил снег, закружив крупными мягкими хлопьями. Куда ни глянь, пейзаж размывался белыми красками, и казалось, серел на глазах. Вологжане боялись сбиться с пути, и провалиться под лёд. Они помнили, что где-то рядом протекала река, но её не было видно. Делать привал не имело смысла, такая погода могла продлиться несколько дней и ночей, тогда уж точно не найти дорогу, да и зима не осень, зверь не сытый, а злой, от стаи волков в пургу не отбиться. Оставалось надеяться лишь на чутьё верных коней, хотя и они могли ошибиться.

       И всё-таки парни отпустили поводья, предоставив лошадям свободу действий. Стёпкин Ветер сразу перешёл на шаг, задрал голову, словно принюхиваясь, тихонько заржал, и постепенно начал забирать вправо. Никифор последовал примеру старшего друга. И вскоре они углубились в лес, где, несмотря на снег, становилось всё темнее.

       Примерно через час сквозь заснеженные ветви деревьев Стрешнев разглядел длинный тёмный забор. Они повернули и увидели высокие дубовые ворота. Сашка спешился, подошёл ближе и толкнул их. Ворота не поддались, а калитка и вовсе зарычала, когда её попытались открыть.

       – Кажись, попутали мы что-то, заплутали? – Сашка удивленно посмотрел на друга. Рычание повторилось, а затем раздался заливистый лай.

       – Не попутали! – Не слезая с Ветра, Стёпка стряхнул снег с конька над воротами и уверено произнёс. – Вона! Гляди, мною сработан! Да и вереи те же.

       Через пару минут послышался строгий низкий голос:

       – Кого со снегом принесло?!

       – Аксинья! Это мы, из Вологды! Сашка Стрешнев и Стёпка Телегин! – Бойко ответил Стрешнев, стараясь перекричать грозный собачий лай.

       – Тише, Ерёма! Свои!

       Заскрипел засов, лай перешёл в рычание, дубовые ворота медленно открылись, сгребая за собой снег.

       Молодая женщина в пуховом платке и полушубке правой рукой воинственно сжимала длинный кинжал, левой – придерживала большого лохматого пса. Пронзительный тёмно-зелёный взгляд смягчился, и Аксинья улыбнулась. Вокруг неё и огромного серо-коричневого пса прыгал белый с чёрными пятнами щенок. Его пушистый колечком хвост мотался из стороны в сторону, рискуя оторваться, но при этом ни разу не развернулся.

       – Мир дому Вашему! – Поздоровались вологжане.

       – Милости просим! Проходите! – Аксинья отпустила пса, погладив по голове. – Свои, Ерёма, свои! – Она наклонилась над щенком. – Звон, угомонись!

       На крыльцо дома выбежала темноволосая девушка, наспех покрывая голову платком.

       – Где конюшня-то помните? – Спросила у парней Аксинья. – Разместите коней и проходите в дом. – Оставив собак у большой конуры, она повернулась к крыльцу. – Марья, холодно! Иди в горницу! Стол накрой!

       Маша лишь кивнула Стрешневу и скрылась за дверью. Вологжанам показалось, что Аксинья как-то слишком строга с дочерью. Когда они, расседлав и обтерев коней насухо, сами вошли в дом, они заметили ещё одну странность. Маша хлопотала у печи, не поднимая головы, а её отец сидел на большом крепком стуле, сбоку от стола, и с ружьём в руках пристально смотрел на гостей. С порога парни заметили, что седая прядь в смоляных волосах хозяина дома, словно разрослась и покрыла всю голову. И если в дороге, вспоминая Михайло, вологжане бакулили, как похожи Воронов и купец Александров, «лишь взором разны, у первого чёрные цыганские глаза, а у купца – тёмно-синие», то при новой встрече они удивились такой разительной перемене.

       От взгляда из-под густых чёрных бровей Воронова Стёпка поёжился. У него мелькнула мысль, что с таким взглядом и ружья-то не надобно.

       Сашка, наоборот, поздоровался, смело подошёл вплотную к Михайло, и протянул руку, чтобы пожать по-мужски. Воронов ухмыльнулся, но поздоровался в ответ, и, глядя в глаза Стрешнева, протянул свою огромную ладонь. Рукопожатие было не просто крепким. Если бы Сашка не был кузнецом, с пелёнок помогая отцу, возможно, его рука превратилась бы в повисшую плеть, а из глаз посыпались бы искры. Но он выдержал, слегка покрылся румянцем, и, тряхнув головой, справился о здоровье хозяина дома. В этот момент в комнату вошла Аксинья, ловко поставила в центр стола горячий глиняный кашник, также легко забрала из рук мужа ружьё, и широким, не лишённым грации, жестом пригласила всех к столу. Она без слов кивнула парням и показала на стул мужа. Вологжане быстро сориентировались, дружно развернули хозяина к столу, а сами уселись на лавку, напротив, в предвкушении вкусного обеда.

       Обжигающие щи из квашеной капусты с зайчатиной не успели остыть, как были съедены. Их пряный терпкий запах ещё витал над столом, а Марья уже несла кувшин с ароматным кёжем с малиной, смородиновым листом и лесными травами.

       Саша не отрываясь смотрел на девушку, любуясь её густыми шелковистыми волосами, заплетенными в толстую косу, точеным профилем, нежной светлой кожей и длинными ресницами, за которыми она прятала завораживающий взгляд карих глаз. Пытаясь уловить и запомнить каждую новую черточку, вздох или поворот головы, Стрешнев практически не дышал, пока Телегин не толкнул его ногой.

       Аксинья обнесла всех румяными пирогами и поставила на стол ещё одно блюдо, где высилась горка калиток с грибами.

       Михайло, наконец, нарушил молчание. Сначала он справился о здоровье Калитниковых, а затем подробно расспросил гостей, как они съездили в Архангельский град. Задавая небанальные вопросы, он был уверен, что получал правдивые ответы. К тому же характеры и помыслы раскрасневшихся парней были видны, аки на чистом блюдце.

       В конце расспросов Стрешнев посерьёзнел, посмотрел на смутившуюся Машу, на Аксинью с её колдовским взором и вперился взглядом в седую шевелюру Михайло.

       – Что же у вас доспелось, покуль мы были в Архангельске? – Неожиданно воскликнул Александр. Степан одёрнул друга, но тоже уставился на хозяина дома.

       Воронов чуть не вскочил со стула, сжав кулачищи. Аксинья твёрдой рукой погладила плечо мужа, пытаясь его успокоить.

       – Потерпи, иначе и через месяц не встанешь. – Затем она взглянула на дочь, и улыбнувшись, на Александра.

       – Доспелось немного раньше. – Начала Аксинья. – В соседней деревне живёт некий Макар Щербатый, сын местного старосты. Злобный, гнилой человек, настоящий злыга, даже отец с ним не справляется. Собрал молодых парней, таких же бездельников, и устраивает набеги на дальние деревни. Воруют, драки учиняют, девок портят. Жаловаться на них никто не пытался. Богато одетые, на хороших лошадях, все боятся на них заявлять.

       Год назад сунулись к нам, Михайло дал им отпор, да и я обещала проклясть, ежели что. Они успокоились, обходили наш дом стороной, но когда летом Щербатый увидел Марью на Вологодской ярмарке, он стал её выслеживать.

       Стрешнев нахмурился и, как Воронов, сжал кулаки. Маша, почувствовав его тяжёлый взгляд, выпрямилась, распахнула свои ресницы и открыто посмотрела в глаза любимого. Аксинья откашлялась и продолжила.

       – С тех пор дочь без кинжала и мушкета из дома не выходит, а она умеет ими пользоваться. Да и мы с отцом старались никуда её одну не отпускать. Ничего не добившись, Макар прислал к нам в дом сватов. Михайло этих сватов остановил на крыльце, а когда неудачливый «жених» захотел приблизиться к Маше, она сбила кинжалом его дорогую мурмолку, да так, что шапка, мехом отороченная, пригвоздилась к воротам. Опозорился он, прокричал, что отомстит, но на время затих. К сожалению, даже в нашей глуши прознали, что Михайло не встаёт и из дома не выходит. – Аксинья вздохнула и снова погладила руку мужа, чтобы предотвратить его попытку встать.

       – Уговорив, возможно заплатив, Щербатый собрал своих подельников, чтобы увести Машу силой. Это было дней шесть назад. У нас уже жил пёс Ерёма и Звонушка, что Калитниковы прислали после вашего отъезда.

       Мы догадались обо всём прежде, чем эта банда окружила наш двор. Поднялся такой лай и звон! Зарядив всё, что было в доме, мы сняли со стен кинжалы и протазаны, и приготовились. Честно скажу, была уверена, что отобьёмся, но боялась, что пристрелят собак и подожгут конюшню. Поэтому я выбежала с мушкетом, чтобы увести в дом хотя бы собак, и услышала за воротами выстрелы.

       Телегин заёрзал и, не сумев перебороть волнение, выпил залпом остывший кёж, и невольно грохнул кружкой об стол. Стрешнев чуть не отвесил другу подзатыльник, но передумал и лишь отодвинул подальше чудом не разбившуюся кружку. Аксинья улыбнулась.

       – На наше счастье накануне Агафья уговорила своего мужа навестить нас. Мы с сестрой всегда чувствуем наши беды и радости. Несмотря на свои дела, Дорофеюшка снарядил ещё двоих ваганов и они как раз подъезжали к нашим воротам. Подоспели они вовремя! Никого не убили, правда, кому-то прострелили руку. И судя по описанию, Макару!

       За столом раздался Стёпкин вздох облегчения. Стрешнев же не выдержал и всё-таки вскочил из-за стола.

       – Вам всё равно грозит опасность! – Он подошёл к Михайло. – Скажите, в какой деревне живёт этот Щербатый, я с ним разберусь!

       – Тише, тише! Из-за этого негодяя тебя посадят в острог!

       – Но так нельзя оставить! – В отчаянии Сашка пересекал комнату от одного зажженного светца к другому. – Я готов увезти Машу! Могу сам остаться! Прислать сватов! – Стрешнев остановился перед девушкой и взял её за руки. – Ты выйдешь за меня? Будешь моей женой? – Маша поднялась, и ответная волна нежности передалась Саше, и неожиданно с новой силой затопила обоих.

       Слов было не нужно. Розовощекий Стёпка, радуясь за друга, заглотнул пару калиток, Аксинья прослезилась, а у Михайло, наконец, разжались кулаки.

       На семейном совете было решено, что по возвращению гонцов в Вологду, Стрешнев зашлёт к Вороновым сватов вместе с Петькой. Тот поможет в делах, а также защитит дом и сестру, пока Михайло не встанет на ноги. Поселить других молодцов в дом, где живёт незамужняя дева, а тем более отправить её куда-либо без родителей, было невозможно.

       Свадьбу же играть будут весной, после Великого поста. К тому времени и тесть поправится, и, как положено, свершится сговор и рукобитье отцов. Навещать свою невесту и проверять, всё ли в порядке с будущими родственниками, Стрешнев обещался, как можно чаще.

       Телегин постеснялся высказать свои опасения за столом. Но на следующее утро, когда седлали коней, он спросил, что Сашка будет делать, ежели Петька снова учудит, и вместо помощи оставит родителей и сестру без денег и лошадей. Зная, что друг с первого взгляда невзлюбил его напарника, Стрешнев похлопал Стёпку по плечу и сказал:

       – Не талашись! Перёже я побакулю с ним о том, что надобна помощь. Петька любит сестру и не даст в обиду. После напомню про связи Стрешневых, Волковых и Александровых от Архангельского града до Урала. Найдем, ежели что!

       Прощание с Вороновыми было не лёгким, потому не долгим. Через два дня, поздно ночью, мальцы-вологдцы уже стучались в ворота усадьбы Александровых, где накануне читали их письмо, присланное из Вельского посада. На следующий день Сашка Стрешнев, получив благословение родителей, отправился с Петькой и сватами в дом к Вороновым.

       Телегин вынужден был остаться дома, а вечером того же дня в Вологду прибыли купеческие струги. Усадьба Александровых наполнилась долгожданной радостью и весельем. Старшие дочери Матвея Тимофеевича были готовы с утра бежать под венец, но никак не могли насмотреться на подарки, налюбоваться на свои отражения в венецианских зеркалах, примеряя испанские и французские платья и диковинные украшения.

       Варенька была счастлива, что отец вернулся живым и здоровым. Для неё это был самый лучший подарок. Она отложила своё рукоделие и хохотала вместе с сёстрами и Дашей, которой Василий тоже привёз роскошные платья, шелковые туфельки, шляпки и драгоценности.

       Матвей Тимофеевич и Вареньке привёз платья, длинные сапфировые серьги, такое же ожерелье и кольцо изысканной формы, но ему хотелось поговорить с дочерью и вручить то, ради чего он задержался в Дижоне. Но взрывы хохота, постоянное переодевание старших дочерей, их громкие возгласы восхищения и благодарности мешали ему сделать это так, как он мечтал. Младшая дочь не напомнила о своей просьбе, ничего не спросила, да и Меланья в третий раз, краснея, зазывала всех к столу.

       В конце концов, отец семейства распорядился убрать наряды и сесть за стол, а после все разошлись по своим комнатам. Время было позднее.

      
       Иллюстрация: из свободных источников Интернета. Спасибо автору!

       "Вологодская кружевница". Глава 17: http://proza.ru/2021/05/31/1727