Часть 2. Глава 4. Подготовка зимовки

Глава 4. Страшная зимовка.

4.1. Мы решили зимовать. Подготовка зимовки.



И вот, мы снова остались одни.

Теперь я хочу рассказать, что представлял из себя мой напарник М.П. Козлов.  Парень он был очень крепкого сложения, никогда не болел простудами, но сердце его иногда «пошаливало». Говор его был очень оригинальный, с полным набором уральских «словечек»: сям (сам), тожно (тоже), заяс (заяц), девша(уважительно - девушка) и тому подобное. Обороты речи его иногда меня до слёз смешили. «Жил я там хорошо, баба одна, знаш, захаживал я к ней часто». Или так: «Иду со гроты» (с огорода), «обрволась, легит котошка» (упала, лежит кошка)… Что «делать» - он говорил «кого делать» или так мог сказануть: «девки с ягодами на базар, много их было у нас».
Козлов был типичный челдон. Хозяйственный, скупой. Вдруг ему показалось, что я много ем против его. И он предложил «добыват пишшу про себя каженому и исть про ся каженому». И даже лозунг привёл: «Каждому – по труду».
В политике разбирался плохо, но бухгалтерию любил безумно. Целые ночи он готов был говорить о том, какие плутни он раскрывал у бухгалтеров, будучи в ревизии. Из всего ленинизма он знал только одно: «Социализм – это учёт». И твёрдо говорил, что без хорошей бухгалтерии никакого социализма немыслимо. Когда впоследствии в партизанах он стал подрывником и ходил взрывать эшелоны противника, я его спросил однажды: «А что, Михаил Петрович, опасная ваша работа?»
«Да! Когда подходишь к железке, то на 99% считаешь себя в могиле. А для жизни остаётся только 1%. Вот его и надо всегда найти».
Он прекрасно ориентировался в местности. В этом было моё слабое место. И я от него многому научился в этом искусстве, в конце концов поборов в себе этот природный недостаток.
Храбрость его была особенной. Бывало, он долго смотрит, прислушивается… и вдруг кинется напролом, не разбирая никакой опасности. Но не выдерживал он неожиданностей.
Однажды лесом мы шли большой группой партизан. Вдруг, сзади нас грянул залп. Козлов как олень ловко прыгнул и моментально удрал в чащу. Да, долго потом над ним хохотали. Выстрел-то был случайным.
А вообще, он был храбрый парень, честный. Ненавидел мародёров. С местным населением обращался хорошо и его далеко вокруг знали.
Наши неудачи на фронте, по его мнению, были потому, что многие командиры не понимали «ни уха, ни рыла», а «задавались очень над солдатами». Причём в доказательство своих слов Козлов всегда приводил примеры «плохих» и «хороших» командиров, только «хороших» командиров у него всегда оказывалось меньше, чем плохих.
В нашу победу над Германией Козлов верил твёрдо потому, что в истории  «никто и никогда Россию победить не мог»!
Вот с каким человеком мне пришлось вместе пережить самую страшную в моей жизни зимовку.

Весь следующий день мы подыскивали удобное для зимовки место. Нашли указанную довольно большую поляну с болотом в средине, в котором была пригодная для питья вода. Лес был густой, саженный, полосками и бороздами. Борозды почти тоже заросли, а на полосках между бороздами стала непроходимая сплошная чаща.

В этой чаще мы и решили копать себе землянку. Метрах в четырёхстах от нашего жилья шла трактовая дорога из районного центра «Круглое» в деревню Пасырево. По другую сторону леса, почти в километре от нас, шла другая дорога. От деревни Пасырево до нашего жилья, похоже, было около километра. С дороги хорошо были слышны разговоры проезжающих и пешеходов.

Место для зимовки, выбранное нами, было очень рискованным. По дороге почти каждый день из Круглого проезжали или немцы или полицейские в окрестные деревни. Причем, проезжая лесом, всегда активно обстреливали лес, боясь, по-видимому, партизанской засады.

Выбор места нами основывался на том предположении, что никому в голову не придет возможность проживания кого-либо в таком лесу прямо под носом у врага.

Исходя из этого, мы и землянку строили необычную, это была почти квадратная яма в рост человека длинной и два метра шириной, глубиной всего метр. В ней можно было только сидеть, не задевая потолка. Копать глубже было почти невозможно.

Во первых - земля оказалась твердая как камень.

Во-вторых, мы боялись, что много выброшенной земли некуда будет девать. Копать днём мешали ребятишки, которые сновали по лесу, ища грибы. И если бы кто нас увидел за работой – считай, всё! Дело пропало! О нашем местожительстве будут знать. Поэтому мы торопились быстрее закончить работу и замаскироваться.

В стенке ямы выкопали печку.  Дымоход вывели наружу в кусты. Вместо дверей мы просто оставили небольшую дыру, в которую можно было пролезть на брюхе, и затыкалась она пучком связанных вместе сучьев.

Яму перекрыли жердями, закидали землей, землю разровняли так, что никакого бугра не стало заметно. Покрыли сверху мхом и осыпавшейся хвоей, насадили почаще молодых елочек и так искусно замаскировались, что рядом пройдешь  -  не заметишь наше жилье. В полу землянки, вдоль, сделали углубление для прохода. По обе стороны прохода - лежанки головой к печке.

Так мы приготовились зимовать долгую зиму в тылу у страшного врага. Окна никакого не сделали. Освещали тем, что ночью жгли огонь в печке, а днем иногда открывали отверстие в нашем входе.

Истопив нашу печку, мы закрывали отверстие в трубе прямо из землянки мокрым пучком соломы. От углей в землянке становилось тепло. Недалеко от жилья вырыли яму для картошки, покрыли землей и замаскировали. По ночам ходили за картошкой на поле. Создали неприкосновенный запас, пудов 20 картофеля, на случай «блокады».

Итак, наше жилье было готово. Мы приготовились зимовать.