Часть 3. Глава 1. Встреча в лесу. Зимовщики находя

Часть 3. Партизаны-подрывники.
(Из воспоминаний бывшего комиссара 25-го партизанского отряда Шкловской ВОТ)

Глава 1.1. Встреча в лесу. Зимовщики находят партизанский отряд!


Шел 1943 год. Разгромив немцев под Сталинградом, Советская Армия развертывала победоносное наступление, гоня врага на запад, освобождая города и села Советской Родины. Решительный час расплаты с нашим врагом неумолимо приближался.

Партизанские движения в тылу врага принимали всё более широкие размеры, а в Белоруссии оно перерастало во всенародное восстание. Почва горела под ногами немецких захватчиков. Смерть ждала врага всюду, где бы он ни находился. Партизаны взрывали эшелоны противника с боевой техникой и людьми, разрушали мосты и средства связи, облегчая страдный путь наступающей Советской Армии. Не укрылся от народных мстителей ставленник Гитлера в Белоруссии рейхскомиссар Вильгельм Кубе. Партизанская «маломагнитка» * разорвала его жирное тело в его собственной постели.

(*Маломагниткой называли небольшую мину с часовым механизмом.)

... Белоруссия. Апрель месяц на Могилевщине  в этом году был необычайно теплым. Во второй  половине апреля снегу не было нигде, даже в глухом лесу. Стояла ясная, тихая, теплая погода.

Партизанский отряд бригады «Чекист», проделав двухсоткилометровый переход через леса, болота и топи, сегодня ночью пришел к месту назначения. За короткую весеннюю ночь партизаны прошли почти семьдесят километров и, как скошенные, повалились на мягкий мох под вековые могучие ели и сосны. Здесь предполагалось пробыть несколько дней, наметить план действий, распределить силы.

Необходимые дозоры и караулы были выставлены, а остальные люди спали вповалку, не поужинав и не разводя огня. Страшная усталость давила каждого к земле.

Наступило 21 апреля 1943 года.

Рано утром  солнце ласково позолотило верхушки сосны и елей, а трудолюбивый дятел уже вовсю долбил себе "хлеб насущный".

Проснулись повара, Маша и Катя, развели огонь и принялись готовить завтрак для партизан.

Сгорбившись и повесив голову, шагал взад и вперед командир отряда, товарищ Иванов. Разогревшись вчера при переходе, имел он неосторожность напиться очень холодной воды, и теперь ангина не давала ему покоя.

Когда солнце уже обогрело землю, а завтрак был готов, проснулись остальные партизаны. Вылез из-под своей накидки и комиссар отряда, Счеславский Петр Игнатович, в прошлом  инженер-электрик. Красивый мужчина, высокий, стройный,  чёрные  как смола волосы, лихо закручены усы.

Любили и уважали партизаны своего комиссара. В нём видели своего отца, друга, учителя и боевого товарища-командира.
Комиссар вместе со всеми разделял все невзгоды партизанской жизни, воспитывал людей в духе любви и преданности к Родине, к партии и правительству. Живое слово комиссара заменяло здесь газету, радио, литературу, которыми пользуются люди на «большой земле». Комиссар находил слова утешения для отчаивающихся, вселял уверенность в победе над фашистскими извергами, ежечасно мобилизовал силу и волю людей на борьбу с коварным врагом.
Центральный Комитет Коммунистической партии видел, как нужен и необходим комиссар в партизанских отрядах, и институт комиссаров сохранился до конца партизанской войны.

Комиссар Счеславский взял солдатский котелок, подошел к небольшому бочагу с водой, зачерпнул воды и умылся, привел в порядок усы и волосы и пошел в расположение отряда.

Партизаны, народ в большинстве крепкий, закаленный, уже кончали завтрак. Отоспались за ночь, теперь поели супа, масла с хлебом, картофельного пюре с салом. Они курили и перешучивались возле небольших костров.

« Ребята! – кричит партизан Скорба, – комиссар идет!»

«Ну, как он выглядит?» – кричат ему в ответ.

«Усы накручивает!» - кричит Скорба.

«Ого! Ребята! Значит, опять немцев долбанули», – кричит молодой партизан. Сын  Озоренок. Еще в отряде был Озоренок отец.

Партизаны давно уже подметили, что если комиссар закручивает усы, то, значит, Красная Армия опять достигла успехов. Комиссар каждый день получал из штаба бригады сводки Советского информбюро.

На этот раз комиссару не пришлось проводить обычную беседу с партизанами. В лесу показался почти бегом спешащий к лагерю один из партизан секрета, поставленного на ночь, Родионок , парень лет двадцати пяти, здоровый, крепкий.

Подойдя к комиссару, Родионок доложил:
« Товарищ комиссар, на наш секрет, расположенный у просеки на деревню Ореховку наткнулись два человека, бежавшие из немецкого лагеря военнопленных и просят принять их в отряд.»

« Ну и как они выглядят?»

«Очень плохо, товарищ комиссар! Один-то еще ничего, лет сорока пяти, хотя и худой. Но его можно поправить, а другой… Товарищ комиссар, он седой, худющий, высокий, весь обросший, на ногах одни портянки.
Я думаю, ему лет семьдесят пять будет.»

« Ну не может быть, Родионок! Такого возраста в Советскую Армию не призывали.  Просто человек отощал в немецком плену.
Ну а что вы им сказали?»

«Мы сказали, что одного, помоложе, можно принять. А старика - нельзя, ему надо где-либо устроиться в деревне, а немцы его по старости не тронут.»

«А он что сказал на это?»

« Ой, товарищ комиссар, и не рады, что так сказали! Такой вредный и ершистый старик, что не дай Боже! Как заорет на нас, так мы, прямо говорю, струсили, а голос-то ведь совсем молодой…»

« Что он вам сказал?»

« Говорит, довольно играть с нами! Уже четыре месяца, как мы бежали из плена. Жили все время в лесу, в норе, ели корни дерева, ни разу не мылись в бане, раз пять встречали партизан, а нам все отказывали в приеме! Немцы три раза делали облаву…
Вас, говорит, молокососов, еще в проекте не было, а я уже дрался за советскую власть, мне говорит, не семьдесят пять лет, а ровно пятьдесят и рано еще вам меня хоронить! Да и не вам меня хоронить. Дай-ка, говорит, руку!»

«Я подал ему руку, товарищ комиссар, так он сук… , ну этот самый старик, как тиснул мне руку, так я белого свету не взвидел. Как железными клешнями тиснул.»

« Мои руки, - говорит он, - за 50 лет жизни построили целые улицы в городах, распахали сотни гектаров земли.»

А потом говорит нам:

«Почему у вас винтовки без штыков?»

Мы говорим:
« В лесу штыки мешают!»

Он говорит:
« Глупости, воевать надо не в лесу, а там где враги есть.  А знаете ли вы, что винтовки пристреляны со штыком, а без штыка пуля пойдет вправо?»

« Потом, товарищ комиссар, этот вредный старик говорит: « Иди и доложи своему комиссару. Или вы нас примете в отряд, или вы не партизаны, а трусы. Сохраняете шкуру, отсиживаясь в лесах.». Так и сказал, товарищ комиссар.»

«Гм.., - нахмурился комиссар, - по-видимому, интересный старик.»

Подошел командир отряда, и комиссар рассказал ему, в чем дело.

Подумав немного, командир сказал:

«Возьмем их, Петр Игнатьевич! Если старик в самом деле хилый, то устроим где-либо в деревне, возьмем под контроль, никуда не денется.»

«Веди их!» – кивнул комиссар Родионку.

И вот перед комиссаром стоят два пожилых бойца, познавшие всю тяжесть и ужас Ржевского котла. Попавшие в плен к фашисту, но не сломившиеся. Бежавшие из плена, немыслимо страшно зимовавшие в лесу и, наконец, нашедшие партизанский отряд!

Того, помоложе, звали Козлов Михаил Петрович, бывший старший бухгалтер районной конторы, заготавливал молоко на Урале. Оборванный, грязный, обросший, худой, но коренастый и крепкий.

Комиссар взглянул на «вредного старика» и боль тиснула сердце. Да! Перед ним был седой старик, долговязый и худой как палка, глаза заросли длинными бровями и смотрели на комиссара сурово, но живо. Комиссар сразу убедился, что перед ним не старый и дряхлый человек, а изможденный невзгодами, но сильный духом боец.

Вместо расспросов,  комиссар обратился к поварихе Маше, жалостно смотревшей на бежавших из немецкой смертной неволи.

«Маша! Покорми чем-нибудь товарищей!»

Через несколько минут оба "новеньких" с жадностью ели вкусный черный хлеб с жирным мясным супом, потом ели пюре и даже котлеты, которые Маша приготовила для комиссара и командира отряда.

Партизанам сильно хотелось подойти посмотреть, поговорить с вновь прибывшим, но из чувства такта они не делали этого, пусть голодные люди наедятся и придут в себя.

Действительно, оба старика «постарались» над котелком и как-то оба «оттаяли». А когда, пообедав, закурили хорошей самосадной махорки, то суровые глаза старика и черты его лица стали мягче, человечнее.

«Привада!» – позвал комиссар молодого, белокурого, стройного, довольно приятного на лицо партизана.

- Возьми вот этих двух товарищей к себе во взвод и приведи их в «божеский» вид.

«Пошли со мной, товарищи!» – обратился Привада к новичкам.

Через несколько минут «вредный старик», как его называл Родионок, был в центре внимания всего второго взвода Андрея Привады.

Почти весь взвод состоял из белорусских ребят.  Старше двадцати восьми лет было всего два человека: отделенный Купневский и сапожник Шаповалов.

Белорусы любят и почитают мать-отца, а те в свою очередь - очень нежные родители. Белорусы также любят и уважают «россиян», так они называют русских братьев.

Старика подстригли, побрили, один достал из мешка хорошие немецкие ботинки, другой пару белья, третий новые суконные брюки, снятые с убитого финна, дали почти новую суконную гимнастерку, простреленную автоматной очередью – в грудь "на вылет".

Старик нагрел ведро воды у костра, недалеко был хороший водоем.   Оба вновь вступившие в отряд помылись и, действительно, оба сразу приняли «божеский вид».

Старик оказался членом партии с 1931 года, был взят в Советскую Армию с партийной работы, был завотделом пропаганды и агитации райкома, имел образование, хорошо начитан. Попал он в плен к немцам в конце июля 1942 года раненый, истекший кровью и сильно оглушенный,  контуженный в голову. Едва оправившись от ранения, он бежал из лагеря военнопленных вместе с товарищем. Четыре месяца скитались по лесам, голодали, рана снова открылась и гноилась.

Долго ночью у костра слушали партизаны рассказ «ученого старика» о России. Непоколебимой верой в силу Советского народа была пронизана его речь, она пленила и зажигала сердца партизан священной ненавистью к врагам.

Кличка «ученый старик» так и осталась за ним весь его дальнейший путь:

- рядовой партизан,

- пропагандист Шкловского райкома партии,

- оперуполномоченный отряда,

- комиссар отряда.
Ни один партизан (не только в отряде, но и в бригаде) не мог с ним равняться в выносливости в походах. Тяжелый труд тридцати лет закалил это организм как гибкую сталь. Он в одиночку мог тащить на себе через белорусские топи станковый пулемёт.

Его товарищ, Козлов М.П., пошел в группу молодых ребят, комсомольцев – подрывников: «Будет нам дедок обед готовить, нашим, так сказать, завхозом», - говорили ребята.

 «Видите ли, ребята, я уже можно сказать полгода был на девяносто девять процентов в могиле, - серьезно отвечал бывший бухгалтер, - а с вами как буду?»

«С нами ты будешь в могиле процентов на пятьдесят, не более», – утешали комсомольцы.

Козлов оказался незаменимым товарищем. Прекрасно ориентировался ночью, а это очень важно для подрывников. Был храбр и решителен, в деле его считали составной частью боевой группы. Ни одна операция не проходила без его участия.

Кроме того, он оказался неутомимым изобретателем по части различных партизанских сюрпризов немцам. Он не давал «комсе» ни отдыха, ни сроку.
Он ввёл среди ребят лозунг:

«Немцам не хочется умирать - надо помочь им умереть».

Когда "вредный", а теперь - «ученый старик», будучи оперуполномоченным отряда спросил подрывников, с которыми был его товарищ по скитаниям, как им нравится Козлов Михаил Петрович, комсомольцы смеялись, ответили: с этим твоим Козловым, когда находишься на девяносто девять процентов в могиле всегда он этот оставшийся процент находит! И все живы!