Отец

 Отцу захотелось уехать. Уйти. Всё началось с того, что вода в колодцах стала коричневой. Без запаха, но коричневой. Пить её было можно, но она была коричневой. И даже сметана не делала её белой. Хотя вкус был тот же. Потом позеленел хлеб и стал каким то жидким, но съедобным. Отец не стал есть жидкий зелёный хлеб и почти перестал пить коричневую воду. В понедельник, выйдя из дома, отец увидел, что все его односельчане вооружены. Кто ножами, кто топором, кто парой соединённых, увесистых стерженьков, называемых нунчаками. У многих обрезы. Вооружённые односельчане проходили мимо друг друга, даже здоровались. Но руки держали на обрезах или нунчаках. "Надо уходить" - сказал тогда самому себе отец. Ночью дул ветер.Обычный, привычный ветер, похожий на чей то вой. Отец проснулся от этого воя, выглянул в окно и увидел троих в форме. Они выли под отцовским окном. Сперва выли, потом смеялись. Утром эти трое в форме увели отца. В бесцветное здание, невесть откуда возникшее, в целых пять этажей. Там отцу дали зелёный жидкий хлеб с коричневой водой. И продержали весь день. Поздно вечером отец возвращался домой, весь в зелёном вперемешку с коричневым, а человек в форме выл и смеялся ему вслед.
  На следующей день отец собрал дорожный мешок, но у самой двери остановился. Что то потекло из его груди и брюшины. Отец уронил мешок, сел на пол. Течь перестало.
- Так никуда не уйти мне. Только утечь могу. И не кровью, и не плотью, а болотной жижей.
Сказал вслух отец, но его никто не слышал. За окном что то ухнуло, потом послышались громкие голоса, кто то забился в оконное стекло.
- Птица! - обрадовался отец, вскакивая на ноги.
Но тут же вспомнил, что бьющаяся в стекло птица - плохая примета. И всё равно отец распахнул окно. Птица оказалась маленькая, почти птенец. Да и не птица это была, если приглядеться. Просто отцу хотелось, чтобы это была птица, подраненная, но живая. А не осколок пушечного ядра. Отец дотронулся до осколка, тот был теплым, будто живым. Отец погладил осколок. Рядом с домом ухнуло вторично, стало жарко и дымно. Дом горел. "Это война" - сказал отец неостывающему осколку и горящим стенам. А после, набравшись сил, выпрыгнул из окна.
   Отцовский дом горел, люди шли мимо, но им не было до этого никакого дела. Они здоровались друг с другом, по прежнему держа руки на нунчаках, пальцы на курке обреза. Всё было как всегда. Никакой войны. Но отцовский дом продолжал гореть, лопались и вылетали стёкла, в головешки превратились крыльцо с верандой.

  Отец шёл прочь, шёл как можно дальше и тут вдруг почувствовал запах слёз. Он раньше не знал его, но сейчас как то безошибочно уловил - так пахнуть могли только слёзы. Причем не человеческие.
- О чем ты плачешь? - спросил отец.
Лошадь ничего не ответила. Она вообще не замечала отца, стояла на одном месте, точно деревянная. Из её глаз ручьём текли слёзы и пахли совершенно непередаваемым слёзным запахом. Отец потрепал лошадь по загривку. Выглянуло солнце, обычное, такое же, как и раньше, когда люди ходили по улицам родной деревни без обрезов и нунчаков, а вода была цвета воды. Лошадиные слёзы текли по траве, не высыхали, и за короткое время превратились в длинный, чистый-чистый ручей. Отец упал на колени, окунул лицо в лошадиные слёзы...
  Умывшись и напившись отец вышел на каменную дорогу. И тут же увидел бредущих прочь из деревни. Старики и молодые девушки. Ни детей, ни кого либо средних лет. Только старики и девушки. Таких обреченно идущих отец видел в детстве, во время последней войны. Нехорошее, по глазам наотмаш зрелище, ноги сами понесли отца как можно дальше. Весь день и полночи отец блуждал по окрестностям, топтал тропинки, но в итоге вернулся на то место, где встретил плачущую лошадь. Лошади не было, но зато было небольшое слёзное озеро, в котором отражалось все-все звёзды, всё небо, а если подойти поближе, то вообще всё. Весь мир. Отец захотел увидеть себя, но увидел в воде яркие фары большой армейской машины.
- Эй! - обернувшись , крикнул отец.
Четверо военных, ничего не говоря, сели в машину, громко хлопнув дверь.
- Стойте! - со всех ног бросился к машине отец.
Мотор завелся, никто не обращал на отца внимания.
- Ради Бога! Заберите меня! Заберите!!!
Никогда в жизни отец так не кричал, так не рвался вслед уезжающему. Машина проехала несколько метров, отец в беге упал, закашлялся. Машина остановилась. Молодой военный в фуражке выглянул из окошка. Молча.
- Возьмите меня! Заберите! - повторял одно и тоже отец, ползая на коленях.
- Куда? - усмехнулся военный.
Отец унял кашель, унял крик. Произнёс, как выплюнул:
- Туда.
Что он ещё мог сказать?
- Так мы не туда, - вторично усмехнулся военный, - Мы оттуда. Понял?
Он тыкал отцу, хотя был моложе лет на тридцать. Отец не знал, что ответить. Но смог подняться на ноги. И тут же ему под ноги полетела недопитая бутылка, типа угостись старый... 
   Отец вернулся к озеру. И некстати вспомнил, как в юности ударил лошадь, несправедливо, просто так. Вспомнил слёзы младшей дочери, когда нечаянно наступил на какие то её детские драгоценности, тряпочки-ленточки... Отец умывался ночным небом, звёздами и всеми планетами, которые совсем недавно были лошадиными слезами.

   На следующий день люди в форме и односельчане, вооружённые обрезами, дубинками да нунчаками, пошли искать отца. Очень удивились обнаружив озеро с чистейшей, но неожиданно солёной водой, а чуть поодаль глубокий овраг с густым кустарником. Раньше этого не было, за одну ночь появилось. Подходить близко не решились, посмотрели на чудо и двинулись обратно.
                Овраги да ямы -
                Отцы и мамы
                Других нам не будет

Это поэт один , когда то очень известный, из соседних краев, написал. Старший из тех, кто в форме, вспомнил и прочитал по памяти.