Врач

Она была рыжая как солнце. И такой же была улыбка этой женщины с синими как Средиземное море глазами.
Но её лицо и глаза я увидел лишь на несколько секунд, когда она широко улыбнулась нам своей открытой, доброй улыбкой.
А до этого она была занята тем, что тщательно чистила свои армейские ботинки и потом придирчиво разглядывала себя в маленькое зеркальце.
Ресницы красавицы были подведены тушью, губы накрашены, но всё это сделано было со вкусом, без единого лишнего штриха.
А ещё, она источала тонкий аромат дорогих французских духов и вообще, если бы не военная форма на ней, то я бы подумал, что она собралась в театр или на праздник.
Я стоял как вкопанный, а бойцы и командиры, отправлявшиеся вместе с ней на передовую, обычно такие нетерпимые к нерасторопным солдатам, терпеливо ждали, пока она прихорошится. Наконец она закончила свои приготовления и просто сказала: "Патрастем" - я готова. Увидев моё изумление, она широко улыбнулась и глаза её при этом залучились.
Тут только меня осенило. -Вы врач? - спросил я. Но это был скорее не вопрос, а констатация факта - я понял это по её сумке и нашивкам. -Да, - просто ответила она с улыбкой и привычно, как мне показалось,  забралась в кабину КАМАЗа. Это было одно из самых сильных моих впечатлений в Арцахе. Всем своим видом она утверждала жизнь среди смерти, прекрасное среди уродства войны, добро перед лицом коварного и жестокого врага . Я не знаю как сложилась судьба этой женщины-врача. Жива ли она, невредима ли? Но в любом случае, нужно очень верить и любить, чтобы отправляясь в самое пекло, вот так бесшабашно бросить вызов смерти одним своим видом и одновременно воодушевить бойцов.
С такими людьми мы просто не можем не победить.  И мы, рано или поздно, победим. Я в это верю. Я вообще по-настоящему, как мне кажется сейчас, начал верить именно там, в Арцахе.
В резерве было относительно спокойно и безопасно, хотя резерв - он на то и резерв, чтобы в любой момент вот так вот отправится в то пекло, где ты сейчас больше всего нужен.
Ну а тогда у меня откуда-то то ли
я, то ли из души, без всякого пафоса  вырвалось: "Спаси Бог".