Пиджак

   Как бы человек ни был предусмотрителен, жизнь всегда отыщет повод, чтобы посмеяться над ним.
Я еще раз глянул на себя в зеркало и понял, что сейчас зайдусь в потоке нелитературных слов. Один рукав у меня был короче другого, под пиджак в районе живота можно было подсовывать подушку, а плечи располагались с учетом иерархической лестницы. Причем, правое занимало такой высокий пост, что буквально касалось уха, заслуженно презирая левое, свисшее на уровне груди.
   - Спинка сидит прекрасно! – восхитился поодаль стоявший закройщик и зарделся. – Редкая удача.
От такой наглости можно было разразиться дьявольским хохотом, в истерике отрывая лацканы и клапана, но я этого не сделал. С трудом сдерживаясь, я сказал, что это, может быть, и так, но лично у меня есть некоторые замечания.
   - О, пожалуйста! – развязно воскликнул он, быстро доставая мелок, но, видимо, не ожидая такой легкой прозаической развязки,  все время держа прочный матерчатый метр так, словно собирался им обороняться.
   - Во-первых, я не могу поднять руки, - жестко сказал я, двигая ассиметричными плечами.
   -Жмет?
   -Видимо.
   -Не может быть! – усомнился закройщик и, сняв с меня пиджак, обхватил метром подмышками.
   -Пятьдесят,- сказал он и приподнял свои руки. – Теперь обмерьте меня.
   -Зачем?
   -Обмерьте, обмерьте.
Я взялся за метр..
   -Сколько?
   -Сорок ше…
   -Ниже.
   -Сорок во…
   -Еще.
Мои пальцы коснулись заметно выпиравшего упругого живота закройщика.
   -Пятьдесят.
   -Прекрасно. Давайте-ка я теперь  одену ваш пиджак. Так-с. Видите! – Он легко – только полы пиджака разлетелись – сделал отмашку руками. – А наши размеры, как только что вы могли убедиться в этом, одинаковы. Так что… - И лицо его выразило сожаление по поводу моей неуместной претензии. Он, видимо, считал себя унифицированным эталоном. После него уже шло каждому. Кроме меня.
   -А почему у пиджака рукава разной длины? – не унимался я.
   -Почему разной?! – удивился он. – Кроили одинаковые. Сами посудите, какой нам резон кроить разные?
  Резона действительно не было.
   -Может быть, у вас что-то с руками? – услужливо предположил он.
Я желчно заметил, что с руками у меня только то, что одна левая, а другая – правая.
   - Возможно, они разные по длине? – словно не слыша моей колкости, продолжал закройщик.
  Я отмел эти наветы, сказав, что 36 лет они были одинаковыми.
   -Ну, зачем так категорично, - сказал он и для начала попросил сжать кулаки.
Я сжал, с удивлением видя, что правый кулак был вроде бы больше левого.
   - Вот видите! – констатировал он. – Если один кулак может быть больше второго, то почему одна рука не может быть длиннее другой? А спинка прекра-а-сно...
И он стал насуплено отворачиваться, неся на своем челе печать незаслуженной обиды.
   -Ну, хорошо, хорошо, - остановил я его. – А почему он книзу шире?
   -Шире?
   -Да!
   -Такой покрой. Слегка расширенный. Сейчас модно.
   -Как же слегка, если просматривается прямо-таки женская фигура! – возмутился я.
   -Ну и что? А вы что, собственно, имеете против женской фигуры? – запальчиво спросил он. – Фигура как фигура. А у вас к тому же и спинка вон… отлично…
 … По исходу двенадцати лет, когда моль отъела рукава и выровняла плечи, я иногда достаю этот ни разу не одеванный пиджак из кучи старого тряпья и примеряю, пытаясь взглянуть на спинку, представляющую собой теперь жалкое сочетание больших и маленьких дырочек. И все-таки иногда мне кажется, что она действительно, сидит ничего, а иногда даже, что хорошо.
  В одну из таких примерок я слышал, как сын, родившийся значительно позже этого триумфа закройщика, говорил – видимо, в оправдание моей примерки – игравшему с ним соседскому мальчику:
   -Говорят, это был самый лучший папин пиджак…
  Мальчик мой! Он даже и не подозревает, что этот пиджак действительно запал мне в душу. Но, интересно, кто из домашних, теперь уже в присутствии сына, все еще продолжает смеяться надо мной?