Магия ожидания

Детство. Далекое-далекое, уходящее в безбрежные дали памяти, словно тающие в просторах неба облака. Настолько далекое, что иногда кажется, будто это был сон, похожий на добрую сказку, впрочем, как и сами воспоминания о нем.
Вы никогда не задумывались над смыслом детства? На первый взгляд вопрос может показаться нелепым. Но это только на первый. Мы ведь рождаемся на свет абсолютно чистыми, или, как говорится, благочестивыми. Хотя, некоторые религии считают, что уже в утробе матери на детей могут перейти грехи их родителей. Лично я не могу принять такое. Считаю, что грехи могут вселиться в душу человека только в миру. Так вот, заложенной при рождении в нас чистотой всевышний хочет нам сказать: «Я дарую вам жизнь, отпуская вас в мир непорочными телом и душой. Берегите данную мной девственную чистоту, и я всегда буду рядом!».
Как-то участвовал в похоронах новорожденного младенца. Нести гробик пришлось мне, потому что больше было некому. И вот держу выстланный шелками ящичек из нескольких досок с укутанным в белый саван тельцем малыша, которое днями раньше покинула заложенная в него всевышним душа. За мной шла небольшая процессия из стариков и убитых горем родителей. Психологически было очень тяжело. Я боялся опустить глаза и взглянуть на личико усопшего. Иногда забывался и машинально делал это. И через меня будто пропускали электрический ток. Участие в такой роли и в таких мероприятиях – это точно не для меня. Было ощущение, будто его восковой бледности лик облучал меня каким-то немым укором, словно он пытался сказать: «Я так и не познал сладости жизни, а ведь так хотел! Очень-очень! Видно, такова моя судьба!».
И вот в том психологическом состоянии я нес этот гробик около полутора километров. У меня затекли руки, но те самые чудовищные эмоции были сильнее боли. Руки потом отходили несколько дней.
Кстати, младенца не отпели, нельзя, сказали, по канонам, поскольку его не успели покрестить. Якобы его смерть - это пятно на душах родителей. Глупости! Он был чище всех нас всех, которые участвовали в той процессии. Поэтому и был достоин всего того, что помогло бы ему покоиться с миром.
Тот случай позволил мне познать одну из первых фундаментальных истин в своей жизни. И заключается она в том, что детство свято, и мы, взрослые, обязаны делать все, чтобы у наших детей оно было счастливым и безоблачным.
Взросление человека всегда протекает болезненно, даже в определенной степени драматически. Этот процесс находится под плотной опекой семьи и общества. Человек расстается с детством, поскольку жизнью иное не предусмотрено. Переходя в мир взрослых, он начинает жить по иным правилам, согласно которым вынужден бороться за местом под солнцем, что без участия искусителя не бывает. Поэтому, взрослея, увы, мы теряем и данную нам всевышним чистоту.
Повзрослеть и одновременно сохранить в себе кусочек детства сложно. Но возможно. Как-то я написал рассказ об одном нашем приключении в школе. Прочитав его, один из героев повествования, мой одноклассник, написал мне: «Как ты это все помнишь?». На что я удивился: «А разве это можно забыть?». Да, я именно так и считаю, что такие эпизоды родом из детства нельзя забывать. Это как божественный свет из глубины времени, который освещает нашу жизнь и помогает нам жить. Несколько лет назад довелось мне встретиться с однокурсниками. Это случилось через 27 лет после окончания института. Вспоминали былое, держались за животы от смеха. Опять-таки, заметил, что о многих приключениях наших студенческих лет помнил только я. Мало того, присутствовавшие чуть-что отвлекались от темы и переходили к разговору о хлебе насущном, хотя из них мало у кого была причина жаловаться на жизнь. И именно тогда я понял, что мне удалось сохранить в себе кусочек детства. Чем я дорожу.   
Понятно, что в жизни каждого человека имеется период жизни, в течение которого он сохраняет данную ему всевышним духовную чистоту. У каждого он свой. Потом появляется искуситель, а вместе с ним и соблазны. А он наведывается ко всем без исключения.
Первый раз дьявол посетил меня где-то в возрасте шести лет, когда мой родственник из тогдашнего Орджоникидзе, а ныне Владикавказа, на пять лет старше, приехавший к нам в гости, подбил меня своровать груши у бабушки Меланы. Вернее, воровал он, а я стоял, как говорится, на шухере. Сторожем я оказался неважным - нас сразу же обнаружили. Родственничек тут же исчез, оставив меня одного и беспомощного. С ужасом в глазах, плача и умоляя о помощи, на ватных от страха ногах, я побежал в сторону дома, до которого было метров семьсот. Меня преследовал муж бабушки Меланы с огромной палкой в руках. Он мог бы меня легко догнать, но не сделал этого, ограничившись тем, что пригрозил повесить воришку в следующий раз. Помню, я тогда задавался вопросом, а больно ли это?
Мое фиаско стало хорошей прививкой, но иммунитет продержался всего лишь два года. Искуситель посетил меня вновь. На этот раз по секрету сообщил, что у бабушки Сякавы в огороде растет шикарная клубника. Тоже мне секрет! Я за этой клубникой наблюдал недели две, но никак не решался. После его визита во мне прибавилось храбрости, и в один прекрасный день я принял решение. В течение дня я вел разведку обстановки, наблюдал, когда и откуда могут появиться люди, проводил экспертизу забора, выбрал самое удобное место, от которого до клубники было метров десять. Ближе к вечеру я, словно Чингачкук перемахнул через забор и, крадучись, в течение секунд был у грядки. Клубники, скажу Вам, было видимо-невидимо. Я прижался к земле так, чтобы меня не было заметно. Но только протянул руку за ягодой, как услышал окрик:
- Щенок! Я тебя вижу, воришка несчастный! Сейчас же передам Сякаве!
Это был дядя Васо Мяндяшев. Короче, выдал он меня. Услышав приближающиеся возмущенные голоса, я перемахнул через забор обратно и исчез. Потом несколько недель расхлебывал свой позор. Стыдно было даже выйти на улицу – мне казалось, что в Ивановке только обо мне и говорят.
Если уважаемый читатель думает, что на этом моя карьера вора была завершена, он ошибается. Была и третья попытка. Чуть позже я украл у соседей ручку. Если помните, когда-то были ручки с пастами трех цветов – красным, зеленым и синим, и тремя рычажками для выдвижения нужного цвета. Так вот, это чудо, а по тем временам иначе такую ручку и не назвать было, меня вдохновило так, что в один прекрасный день, уходя от них, я унес ее с собой. Старался идти спокойным шагом, хотя еле сдерживал себя, чтобы не пуститься в галоп. А сердце билось так, что вот-вот выскочит наружу. Оно и ясно, ведь я только что присвоил себе драгоценность. Захожу домой, прячу ее под подушку. Не успокаиваюсь, вытаскиваю и засовываю под матрас. Увы, и это место не удовлетворило. Беру ее из-под матраса и закапываю среди белья в шифоньере. Только закрыл его дверцу, как появляется Лиза, старшая дочь Комохти. «Отдай ручку», говорит. Причем совершенно спокойным и уверенным тоном. «Ах, да, да, да… Я только посмотреть…» - отвечаю и, покопавшись в стопках белья, вытаскиваю и передаю ей драгоценность, которая хоть десять минут, но была моей.
После этого случая я понял, что нет у меня таланта, что не по зубам мне это ремесло. И завязал навсегда. А искуситель с этой темой отстал, тем более, что была масса других. Да и рожден я был не для этого. Во мне с самых маленьких лет жил мыслитель и романтик с таким развитым воображением, что я постоянно строил в своем сознании замки и создавал сказки. И, поскольку у меня было непростое детство, то мой внутренний мир всегда служил мне пристанищем в моменты, когда в миру реальном было трудно и грустно. Поэтому я жил в двух параллельных мирах – внешнем и внутреннем, все красивое и доброе из первого я переносил во второй и пользовался им для создания своей, сокровенной, сказки. Но и во внешнем мире бывали эпизоды, которые питали мое воображение, а иногда и делали меня счастливым.
В детстве я обожал три праздника – новый год, день святых апостолов Петра и Павла и Пасху. Новый год любил за торжество, острое ощущение праздника и… подарки, которые нам давали в школе. Последнее почему-то действовало на меня магически. Не сказать, что этот подарок представлял большую ценность, даже для меня, не избалованного жизнью, но, тем не менее, он завораживал. Давали нам их после представлений, которые каждый класс готовил к празднику. Это был мешочек с конфетами, печеньем и фруктами. Взяв его в руки, я тут же становился счастливым. Но он таял на глазах, и уже в конце этого же дня меня посещала грустная мысль: «Боже, неужели мне теперь надо ждать еще год до следующего подарка?!».
День святых апостолов Петра и Павла, храм в честь которых воздвигнут прямо в центре Ивановки, отмечается двенадцатого-тринадцатого июля. Этот праздник меня привлекал буйством лета, обилием народа и красок, разноцветными шарами, в том числе и с пищалками, леденцами, музыкой, гуляниями… Но главная причина, по которой я его ждал с нетерпением, состояла в другом, а именно в том, что к этому дню мать покупала мне какую-нибудь обновку – сандалии, рубашку или еще чего-нибудь. Правда, это бывало не всегда. Лежали они в шкафу и я по несколько раз за день брал их, рассматривал, примерял, смотрелся в зеркало… После томительных ожиданий наступал долгожданный день, я одевался в новое и выходил в люди. И казалось, что все смотрят на меня и восхищаются. И уже не имеет значения, что это было не так, главное, что тот ребенок был счастлив.
Но ни один другой праздник не мог сравниться с волшебством пасхи, с тем трепетным и светлым ожиданием, которое вселяло в детскую душу сказку. Столь радужные и светлые воспоминания связаны с матерью. Являясь набожным человеком, она в буквальном смысле жила предпасхальными святыми днями и рассказывала мне о сути каждого из них. Будучи наделенным безграничным воображением, ее слова преломлялись в моем сознании и трансформировались в ожидание чуда.
Где-то за месяц до пасхи мать начинала собирать яйца. Складывала их в плетеную корзину, дно которой было выстлано сухим сеном. Белые, коричневые, в крапинку, с пятнышками… В день по нескольку раз я ересчитывал, перебирал и искренне радовался тому, что их с каждым днем становилось все больше и больше.
В последнюю неделю перед пасхой мы с ровесниками ходили на кладбище помогать взрослым, а то и самостоятельно, наводить порядок на могилах своих близких. Мы воспринимали кладбище как музей, и даже место для игр. Ходили с могилы на могилу, смотрели, изучали, подзывали друг друга, чтобы показать что-то интересное, иногда придумывали небылицы о том, как умер тот или иной человек. И, поскольку энергии было хоть отбавляй, мы там же играли в войну или прятки. Помнится, я был водящим и быстро нашел всех, кроме одноклассницы Наиры. Долго ее искал, а когда нашел, чуть не оторопел. На нашем кладбище похоронена очень красивая молодая девушка. Ее надгробье состоит из двух больших гранитных плит. На вертикальной высечен ее очень красивый портрет в пол-оборота, а на горизонтальной - слова. Так вот, Наира легла на нижнюю плиту, прислонилась туловищем к вертикальной и, скрестив на груди руки, замерла неподвижно с подобием улыбки Джоконды. Я вышел на нее как-то резко и буквально вскрикнул от страха. А она продолжала неподвижно лежать. После этого стало страшно находиться там и, найдя причину, я убежал домой. Почему-то тот эпизод помнится в подробностях.
В четверг по всей Ивановке занимались уборкой домов и улиц, жгли сухую траву прошлогоднюю листву, мусор. Тот приятный запах дыма, заполнявший воздух, ассоциировался в детском сознании с близостью пасхи. В этот же день мать красила яйца и пекла калачи (чёрякя). Яйца варила только в луковой шелухе, считая, что пасхальные яйца должны быть именно красного цвета, как и писалось в библии. Другие цвета она не признавала. Для куличей заводила тесто, настолько вкусное по запаху, что я не мог удержаться, чтобы не отщипнуть кусочек и съесть. Раскатывала его в лепешку, смазывала топленым сливочным маслом, обсыпала толчеными орехами и сахаром, закручивала в замысловатую форму и, смазав сверху яйцом, отправляла в печь. Ах, эти незабываемые ароматы родом из детства! Вечером она ставила на стол вазу с крашенными яйцами, а рядом с ними на вышитом полотенце румяный калач. И не было для меня милее картины. Как бы выразился философ, это было неказисто по форме, но богато по содержанию. Тогда я и представления не имел, что скоро наступят другие времена и мир изменится настолько, что люди столкнутся с обратным – красивой формой и скудостью содержания. И так уже будет всегда. Поздно вечером мы все купались и ложились спать. А волшебство было все ближе…
В пятницу мать менялась до неузнаваемости. В этот день она не ела вообще, с ее лица исчезала улыбка, место которой занимала печаль. Ее душа в этот день глубоко болела за распятого сына Божьего. Весь день она была непривычно молчаливой и строгой, и я понимал, что нужно быть осторожным в выборе слов, эмоций, поступков. Я любил мать настолько, что был в буквальном смысле ее тенью. Но в этот день старался не докучать ей своим присутствием.
Суббота у нас протекала спокойно. Будто в этот день весь мир замирал перед грандиозным событием. Вечером мы ходили в церковь святых апостолов Петра и Павла, ставили свечки, молились. В Ивановке не было своего попа, но было несколько человек, которые читали молитвы на греческом. Эти молитвенные книги, некоторым из которых около 150 лет, до сих пор лежат в алтарной части храма. А нашего попа, говорят, арестовали в 30-х годах и куда-то увезли. Так он и не вернулся. Многие взрослые, особенно молодежь, находились в храме до самого утра, молились, вели беседы на благопристойные темы. Их голоса отдавались эхом от стен храма, от которого я трепетал в буквальном смысле.
В ночь перед воскресением всегда спалось неспокойно. Я не раз просыпался, выглядывал в окно, ожидая рассвета - почему-то воскресение Христа у меня ассоциировалось именно с рассветом. И, когда видел за горизонтом разгорающееся багровое зарево, я ликовал от радости. Я дождался! Христос воскрес!
После этого почему-то всегда крепко засыпал и просыпался когда все уже были на ногах. Переполненный светлыми чувствами, я брал крашенное яичко и бегом шел в центр села. И очень огорчался, когда там было пусто. Мне было не понять, что, несмотря на праздник, люди с утра занимались хозяйством, кормили скот, убирались в хлеву, доили коров, перерабатывали молоко… Такова деревенская жизнь.
Ближе к обеду люди подтягивались к центру села, поздравляли друг друга, обнимались, целовались. Также приезжали наши друзья и родственники, проживавшие в городах. И разгорались нешуточные страсти по битью яиц, что в Ивановке считалось истинным спортом, и было очень популярно. Некоторые наши жители даже кормили курей чем-то особым, чтобы у снесенных ими яиц была прочная скорлупа. У нас были свои специалисты по отбору наиболее крепких яиц. Кстати, моя мать делала это очень неплохо. Стучала яйцом по передним зубам и по тембру несколько раскатистого звука, исходящего из ротовой полости определяла, какое крепче. Но в этом деле не было равных дедушке Сократу (Сиах). Это был маленький и щупленький старичок, очень колоритный, некий ивановский аналог деда Щукаря. Помимо этого таланта, он был еще кузнецом-профессионалом, скорняком, отлично играл на лире, а в молодости, говорят, обставлял всех на скачках. Так вот, из целого тазика яиц дедушка Сократ без труда мог выбрать самое крепкое. Проверив все, он отставлял в сторону несколько штук, а потом делал выбор между ними. Выбрав чемпиона, он делал паузу, хитро прищуривал глаза, затем, не спеша, со знанием дела характеризовал выбранное яичко. Мы, стоящие вокруг, слушали мы его с упоением, настолько привлекательно и эмоционально он разговаривал. И, что интересно, из передних зубов у него был всего лишь один верхний. Большой такой, желто-коричневый, буквально закопченный от табака. Один, но какой! Позже дедушка Сократ потеряет и его. Будто чувствовал, что грядут времена, когда эта драгоценность уже будет не нужна.
На второй день Пасхи мы посещали могилы наших усопших родных и близких. Хотя по православным канонам это не приветствуется, ибо Пасха – это символ торжества жизни над смертью. Однако эта традиция крепка, несмотря ни на что. Прямо возле могил устраивали импровизированные застолья, люди ходили друг к другу, чтобы помянуть ушедших в мир иной. В этот день на ивановском кладбище всегда было непривычно людно. Я обожал сидеть где-нибудь в стороне и наблюдать за взрослыми. Слушал их речи, впитывал их слова, преломлял в своем сознании и трансформировал во что-то доброе и приятное. Я не понимал, почему именно в этот день люди не плачут на могилах своих близких, а, наоборот, сияя радостью и добротой, рассказывают благородные и смешные истории про их былую жизнь, искренне смеялись. А все потому, что Иисус Христос, воскресший из мертвых, является примером того самого торжества жизни над смертью, добра над злом, свидетельством вечности человеческой души. Пасха очищает наши души и заряжает нас любовью к жизни. Христос воскрес, друзья мои!

Фото автора