Родился

Жизнь одного человека.
                Алёшенька.

          Нагуляла милая, маманька моя, мальчика Алёшеньку, ведь его судьба. Баба моя старая, не взяла отца, у нас много нищих тут, не моя стезя. Внука пожалели всё же, дали ему жить, мучайся по жизни той, не чего тужить. Ведь у бабки было же, шестеро детей, она их тянула с дедом, знает, что за хрен. Годы то военные, были времена, так чего винить её, в горечи страна. Годы не военные, будто к нам пришли, отголосок слышится, страшной той войны. Тут карибский кризис вдруг, с ходу одолел и Хрущёв наш батюшка, всем тут повелел, кузькину он мать хотел, бесам показать, но те испугались вдруг, не чего сказать. Облигаций целый дом, но на них не взять, кукурузный наш король, только с башмаком. Мама тут не мыкалась, из буфетчиц в раз, в садик она поваром, будто подалась. А сынишку малого, в ясли в тот же день, прямо так укутали, прям не жизнь, а лень. В яслях круглосуточно, время проводил, маме же по жизни той, надо в жизни жить. Ох орал Алёшенька, горло надрывал, повязали рученьки, ноженьки-аврал. Соску сунуть малому, чтобы не скулил, выплюнет малыш её, жрать давай скорей. И бутылку с соской, нянька принесёт и покормит малого, и утихнет он. Мать работу трудную, на себя взяла, по две смены вкалывать, стала тут она. Жизнь шла чередой своей, рос и креп малыш, руки развязали тут, дали вольно жить. Мама с кухни бегала, навещала так, няньке наказала же, чтоб смотрела в раз. Нянька, что же враг себе, с поваром в ладу, надо жить всегда, везде и еда во рту. Уже стали малого, выпускать в вольер, там с детьми такими же, проводил он день. Тут к горшку какому-то, стали приручать, хватит писать в койки те, ах ядрёна мать. Мальчик вроде хиленький, по началу был, но маманька милая, приложила сил. Так и рос Алёшенька, по годам взрослел, их уже на улицу, стали выводить. В выходные мама, малого домой, сразу забирала и он сразу в бой. За курами лихо, он с прутом гонял, но гусей увидит, так бежит-атас. И с козой не ладил, по началу он, молоко по нраву, у козы же той. Но потом поладил, вроде он с козой, он давал ей травку, мир пришёл в их дом. Изба была мала, двор был уж большой, живность там гуляла, ей давали корм. Спал тут с мамой вместе, комнаты то две, кухня и чулан здесь и чердак во тьме. В огороде лазил, тот уж был большой, как большое поле, на участке том. И картошка в цвете, по росе цвела, жук на той картошке, ел её со зла. Дед за внуком рьяно, хитренько глядел, чтобы малый, как бы, куда не влетел. Время помаленьку, двигалось в перёд, подрастал Алешка, шёл уж третий год. Так из яслей в садик, вдруг перевели, как бы повзрослел вдруг и горшки ушли. Сын у дяди Юры, тут родился вдруг, брата привезли же, а он в рёв-каюк. Тут и мама вроде, себе так нашла, дяденьку в очках же, злая в нём душа. Расписалась мама, года не прошло, брата родила тут, поезд мой ушёл. Все заботы сразу, на него легли, чаще был у деда, бабку доводил. Частную тут сняли, во пришли деньки и ужа поймали, в банку запрягли. Но Алёшка банку, не закрыл разок, уж смотался быстро, хвост уж за порог. Частную сменяли, как бельё в тазу, к речке перебрались, будто наяву. Но тянуло Лешку, к деду в огород, там растёт крыжовник и морковка в рот. Всё же где родился, не чего сказать, а где заблудился, виновата мать.