Страх

    Из истории моей православной семьи.

Памяти моего прадедушки Кузьмы, а также всех
священнослужителей, отдавших свои жизни
после переворота 1917 года за Веру в Бога,
за Надежду в светлое будущее, за Любовь к людям.

    Они были в бушующем мире, как две песчинки, которые жизненный ураган свел вместе, и, чтобы он не разбросал их в разные стороны, должны они были крепко держаться друг друга. Они были двумя половинками одного яблока, внутри которого спрятаны их страхи и тайны…
Свои тайны они могли рассказать только друг другу.
    Часто во сне Николай стонал. Мария тихонечко будила его. Он виновато говорил: «Опять…»
Ему снился один и тот же сон: его семье выдают истерзанное тело расстрелянного дедушки священника Кузьмы – его доброго деда, которого любили и родственники, и прихожане.
    Страх поселился в душе Николая на всю жизнь; страх, о котором знал только он, и который он не должен был никому показывать.
    Новая власть объявила тогда, что Бога нет. Из комсомола и партии исключали тех, кто совершал религиозные обряды.
    Семья Николая, боясь репрессий, несколько раз меняла место жительства. Как птицы уводят своих птенцов от опасности, так и его родители срывались с места, как только просачивались слухи о Кузьме или, когда кто-нибудь начинал интересоваться ими. По воле судьбы Николай и Мария оказались в лесном поселке. Мария наперекор всему повесила икону, привезенную с собой, в красный угол. Когда кто-нибудь из их детей говорил, что в школе им твердят, что, мол, Бога нет и икону нужно снять, Мария сердилась: «Икона не тобой повешена, не тебе и снимать». Как-то в сердцах добавила: «А вот молиться вы не умеете». И тут же осеклась: сама не учит, нельзя… Когда Николай и Мария оставались одни, она горестно сетовала: «Безбожниками растут». Николай утешал ее, как мог: «Я верю, что все когда-нибудь образуется».
    Мария знала все религиозные праздники, посты, но соблюдала их с большой осторожностью. Чтобы не узнали дети. Страх мужа, поведавшего ей свою семейную тайну, передался и ей. Она, как могла оберегала детей от той опасности, которая заставляла семью расстрелянного священника находиться в постоянной тревоге.
    Но в День светлого Христова Воскресения она пекла куличи и красила яйца. Глядя на своих ребятишек, уплетавших за обе щеки яйца и куличи, она думала о том, что в этот день они приобщаются к вере в Бога, и помолилась за них.
    К ее тайному молению Николай проникся уважением. Сам он открыто молился в последний раз у могилы любимого дедушки Кузьмы, ему тогда было 12 лет. Всю оставшуюся жизнь он делал это мысленно, в душе. Это была его тайна, которую знали только он и Бог.