1. Интересный собеседник, Степан Афанасьевич

 
         Довелось мне как-то встретиться с очень интересным человеком. Сам-то он, правда, интереса особого, не представлял. Мужик, как мужик, в годах уже. В меру седой, в меру морщинистый. А вот его рассказ  заслуживает того, чтобы и  вы его послушали, ведь не каждый встречный и не каждый день, может тебе поведать о двухмесячном пребывании в самой, что ни на есть, настоящей, советской “дурке”, в той же палате номер шесть.

          Как прожить среди настоящих дураков, наркоманов, уголовников, и прочего, совсем неприятного, контингента и постараться выйти оттуда живым и здоровым. А как явствовало из его  рассказа, совсем бы было немудрено, если бы изувечили или того хуже, вперед ногами оттуда вынесли.

         В рассказе присутствуют моменты, не совсем, скажем так, приличные, посему, особам впечатлительным, и брезгливым, лучше чтение этого рассказа не продолжать. Итак:

            -  Давно это было, дай бог памяти, в каком году наш дорогой Леонид Ильич ушел на тот свет? Правильно, в ноябре 1982 года, в аккурат в тот день я первую помывку в бане, что руками своими построил, организовал. А история с братом моим, Григорием, и мной, началась на следующий год после смерти Генсека, когда страной правил уже Андропов.

           Степан Афанасьевич, немолодой мужик уже, лет под семьдесят, не спеша достал из пачки сигарету, размял и, прикурив, продолжил:

           - А гайки тогда, ребятки, закручивать Андропов стал крепко, дисциплину на предприятиях наводить, с пьянством и пьяницами бороться не на словах, а на деле. Совсем небезопасно  стало в вино-водочные магазины в рабочее время то ходить, да и вообще, любой милиционер мог на улице остановить, и поинтересоваться, а почто ты, мил человек, не на работе, а по  улицам шляться изволишь?

         Вот именно в ту суровую годину  мы и “загремели” с братцем моим “под фанфары”. А сначала ведь было очень даже неплохо, лето, в кармане денежки кой какие шуршали, выходные дни, а значит можно выпить хоть водочки, а можно пригубить и  винца. Как говорится – пей, не хочу. Ах, повод? Да повод то, милые вы мои, всегда найдется, если опять же захотеть.

          А ведь случилось тогда так, что выходные оказались в тот раз почему-то совсем уж короткими, что пришлось нам, бедолагам, прихватить и рабочие дни. А так как в родном поселке шарахаться совсем стало “не в жилу”, когда все трудящиеся изо всех выполняют очередные решения, опять же очередного съезда или на худой конец, Пленума ЦК КПСС, мы решили “смыться” туда, где нас не знают.

           Прихватив в магазине пару бутылок вина, заскочили в расхристанный, старенький рейсовый автобус и вот уже через час мы в соседнем районе, неподалеку от того места, где когда-то приходилось бывать мне, правда в более веселой обстановке.

          Высморкавшись и смахнув, непрошенную слезу, Степан Афанасьевич продолжил:

       - И тут, парнишки, такая накатила на меня тоска, что впору хоть топись или вешайся. Теплый, летний день, море плещется у ног твоих, а мы сидим, два изгоя будто, прячемся от людей, как  преступники отпетые. И вот что интересно, вино и то, стало не в радость, не лезет в горло, хоть ты тресни. Ты его туда, а оно обратно норовит.

       Вспомнился по этому поводу рассказ, покойного ныне,  Владимира Кузьмича, коллеги по цеху.

      - Работал я в местном Доме культуры и был у меня начальником тогда, тут он называл имя отчество это товарища. И всегда, когда мы проходили мимо киоска, где на розлив продавалось вино, он покупал всегда себе и мне этот напиток. Причем себе всегда больше, а мне дозу раза в два  меньше. Но я и не спорил, расплачивался ведь он всегда. И большой удачей было, если я успевал свой стакан вперед его выпить, а если не успел, то…

         Ребятишки, вы не поверите, но картина всегда была одна и та же, он толкает вино туда, оно, в свою очередь, стремится обратно и так несколько раз, пока с горем пополам, стакан не опустеет.

      - Фу, прокатилось, кажись, – облегченно выдыхает страдалец и тут же, будто вино только этого и ждало, устремляется из его утробы наружу.

           Ха! Наружу, да не совсем. Хозяин утробы хорошо изучил ее натуру. Быстро подставив ладошки лодочкой, он ловит в них вожделенную жидкость и уже оттуда начинает очередную попытку втолкнуть ее в свой сопротивляющийся организм. Зрелище, конечно же, не для слабонервных, смотреть такое край не рекомендуется, иначе можешь последовать его примеру. Кузьмич, в таком случае, всегда старался, по его словам, ретироваться за угол киоска.

           - Отвлёкся я малость, парнишки, ушел в сторону от рассказа своего. А  тогда вот, когда не только пить, жить то уже не больно и хотелось, впервые пришла в голову мысль, причем совершенно осознанно. Что - ша, ребятки, так дальше жить нельзя, надо завязывать с пьянством. И чем быстрее, тем лучше. Слишком уж затянулась моя черная полоса жизни.

         Не везло убежденному атеисту, то бишь, мне, как и Христу в своё время. В тридцать три года, говорят, потащили того на Голгофу. А я, в свои тридцать три, уже успел заработать тридцать третью статью КЗОТ, и столько же процентов алиментов чудом не огрёб.

        А тут еще младший брат Григорий, которого выдернул из  деревни и привез сюда, чтобы он там окончательно не спился, а получается, что и ему сделал медвежью услугу. Хотя устроил его на хорошую работу, деньги хорошие получать стал. А парню, в случае увольнения, нужно выметаться из общежития. Короче, перспективы у братьев совсем не радушные светили.

        И именно здесь, летним вечером 1983 года, было принято  правильное решение – надо идти сдаваться.

       - А вы знаете, что значит идти сдаваться в то время? – Степан Афанасьевич обвёл взглядом своих слушателей.

       Махнул рукой, видя, как сидящие мотают своими головами, вздохнул, кого я спрашиваю, балбесы, молодые еще совсем.

      - У нашего брата, сдаваться, это значит добровольно прийти  к наркологу, рассказать о своих проблемах и попросить его дать направление для лечения от алкоголизма. Пусть ты еще до конца и не знаешь, что ждет тебя впереди, но ты знаешь, что тебя не уволят с работы, ты отдохнешь от пьянства, семья отдохнет от тебя и всё должно получиться. Хорошо получиться должно. Ну, конечно, ребятки, страшно – а как это после лечения не пить совсем, но в данный момент надо срочно ситуацию хреновую выправлять.

          Тут я, как старший брат, сумел убедить младшего, что в данный момент поход к наркологу, это самый разумный в тот момент, шаг. И сразу на душе стало как-то легко и спокойно. Допив, с горем пополам, остатки вина, отправились на том же автобусе в обратный путь, Гришка в общагу, я домой, договорившись утром встретиться у дверей поликлиники.

        На следующий день, когда мы переступили порог кабинета районного нарколога и я изложил просьбу о нашем желании завязать бороться со змием зеленым, путем его неуёмного употребления, он, если и не был слегка озадачен, то удивление, скорей всего, присутствовало. Не каждый день, вот так, добровольно, без всякого принуждения или приводов с женой, два молодых человека, родных брата к тому же, готовы костьми лечь, но избавиться от пагубной привычки.

       А где-то, через час, после необходимых формальностей, с направлением в кармане, мы готовы были убыть. Интересно, куда? А в град Думановск, в краевую психиатрическую больницу. В “психушку”, если по-простому. И здравия желаю!  Приплыли!

        Ну что же, ребята, как говорится, мосты сожжены, назад пути нет, в Думановск так в Думановск. Как там в пословице? Голому собраться – только подпоясаться, так и мы, вечерним поездом уже покидали свой родной вокзал, прощались с прошлой жизнью, а какая будет жизнь потом – загадка.

      Брат Григорий, хоть и молодой, но куркуль, еще тот был. Припрятал несколько рублей после нашей   поездки на море, сейчас конвертировали их в последние, как считали тогда, в нашей жизни пару бутылок водки, чтобы скрасить свой путь, теперь уже до нашей Голгофы. Так что путь до Думановска прошел в беспамятстве, о ночи, проведенной в здании вокзала, тоже нечего вспомнить. Утром  прижимистый брат Гриша нашел в своих карманах пятнадцать копеек, купил в буфете пирожок и мы пешком отправились на улицу Сегошева, благо это было не так далеко.

    Рассказчик достал из кармана очередную сигарету. Прикурив, неторопливо продолжил:

       -Вообще-то, я хотел вам рассказать об этих, как снег на голову, нам свалившийся,   двух месяцах нашего пребывание в “психушке”, о порядках, там царящих.  А самое главное, ребята, – это пациенты  заведения. Их надо увидеть, и не дай вам бог, пожить с ними! Хоть те же два месяца. И раз вы просите меня об этом рассказать, я и стараюсь это делать, хотя прошло уже почти сорок лет с той поры. А это длинное введение моё, так это попытка объяснить, как и почему мы с братом там оказались. Так что едем, вернее, идем потихонечку дальше

     Долго ли, коротко ли шли, но всё же пришли. Самочувствие после дороги и всего того, что с нами произошло в последнее время, было отвратительным. Но плевать на самочувствие, надо как-то дальше определяться. Калитка в ограду, что примыкала прямо к улице, была открыта, а вот входная дверь заперта.

      Оно и понятно, вернее понятно нам стало позднее, что все двери в этом заведении, под названием краевая психиатрическая больница, а по-простому “дурка” или “психушка,” всегда на запоре. И как вскоре убедились, совершенно не зря.

       Документы приняли, сказали подождать в коридоре. Ждали довольно долго. Первым не выдержал молчание Гриша:

       - Как думаешь, брат, не выпнут нас отсюда? У нас и денег на обратную дорогу нет даже.

       - Не выпнут, по крайней мере, не должны, - что еще я мог ему ответить. Хотя и сам уже забеспокоился, как бы чего не вышло.

       Но нет, обошлось. Откуда-то появилась тётенька, отвела нас в душ, а после помывки повела через всю территорию, к стоящему внизу, пятиэтажному зданию из белого кирпича. Единственному, кстати, остальные были из кирпича красного, видать еще дореволюционной постройки.

      Как выяснилось позднее, все этажи были изолированы друг от друга, с лестничной клетки входные двери, как вы уже поняли, были заперты внутренними замками. Уже не помню, кто на каком этаже жил, но была здесь и лаборатория на первом, детское, женское, мужское отделения. Нас поселили чуть ли не на последний, пятый этаж. Все окна с решетками, тюрьма, да и только. Убежать отсюда трудно, хотя возможно. При нас такое случилось, но об этом позднее расскажу.

       Здание строилось по проекту советских общежитий. Коридор во всю длину здания, по обеим сторонам коридора двери комнат. Стоп! А у доброй половины комнат двери вообще отсутствуют. Это палаты, где находятся больные. В них двери не положены, надеюсь, вам понятно, почему. Кто не понял, позднее поймет.

       Имеется в отделении так же кабинет заведующей, сестринская, столовая, ванная, ну и еще несколько кабинетов. Вот эти помещения с дверями. Ну что еще сказать о расположении? Пищу в бачках приносят больные из кухни, что в другом здании. По ночам в палатах горит довольно яркий свет, не помню, зеленый или синий. А теперь настала пора познакомиться с обитателями этого богоугодного заведения, методами лечения алкоголиков в советское время и кого еще нам довелось встретить в этих стенах. Встретить коих мы здесь просто не ожидали.

         Еще, даже вчера, мы с братиком считали, что будем находиться в окружении таких же бедолаг - алкоголиков, нормальных, в общем-то, мужиков и парней. Но чтобы встретить здесь настоящих умалишенных, наркоманов, зеков, косящих под умалишенных, молодых уклонистов от службы в армии и прочая и прочая, не могло нам даже в алкогольном бреду присниться.

          И не просто встретить, а прожить два месяца и живым остаться. А опасения были не напрасными, о чем я убедился в первый же день своего пребывания здесь. Вот так, ребятки. Ну, ладно, поехали дальше.