Волонтеры

Я очень хорошо помню тот вечер, когда впервые в жизни услышала, как стреляют. Мы возвращались с Людмилой из соседнего поселка, где раздавали детишкам местного детского сада  подарки и сладости. Уже стемнело, дул холодный ветер и дорога была пустынна и неприветлива. Я крепко держала Люду за руку. Машина за нами так и не приехала, мы тщетно прождали ее несколько часов. Как узнали позже, она просто сломалась и нас не кинули одних в чужой, враждебной стране, где мы были никому не нужны, как и наш устаревший патриотизм. Мы шли очень быстро, стараясь проскочить темную, развороченную тяжелой военной техникой дорогу. Впереди уже забрежжил тусклый желтый свет единственного фонаря, освещавшего наш лагерь. На душе стало полегче и немного повеселее. Тишину холодного вечера не нарушали никакие звуки, не было слышно привычного нашему уху пения птиц, даже карканье ворон осталось в той, другой, мирной жизни... Ветер шуршал сухими опавшими листьями, отрывисто, тревожно, будто кто-то подкрадывался в темноте, буравя спину колючим злым взглядом. Я чувствовала, как мурашки бегут по моей коже, хотелось оглянуться, удостовериться, что следом никто не крадется, но не могла, только крепче прижималась к такому же дрожащему боку подруги. Вот тут тишину и прорезал резкий оглушительный щелчок. Мы остановились.

"Петарды"- была моя первая мысль.   
- Нас встречают салютом?- неуверенно пошутила Люда.
Но мы уже поняли. Это был выстрел, не киношный, самый настоящий, из самого настоящего оружия, которое создано, чтобы убивать. Когда-то, на уроках НВП, мы разбирали и собирали в классе автомат Калашникова, и я была первой среди девчонок и ужасно гордилась этим, не понимая толком, что эти железки, ствол, затвор, магазин, служат только одной цели. И эта цель не мир во всем мире. Как можно говорить о мире, бряцая оружием?
Сказать о том, что мы с Людмилой испугались, это не сказать ничего. Когда выстрелы стали повторяться, мы бросились бежать, не понимая толком, куда, может, навстречу ему, тому, с автоматом. Ворота нашего лагеря были приоткрыты, кто-то резко выхватил нас из темноты и втащил внутрь. Это был
 Лешка. Лешка, наш командир, поддержка и опора в самых трудных ситуациях. Мы прижались к нему, вцепившись в его теплую, оливкового цвета, куртку. Я помню его серьезное, почти сердитое выражение лица, он ведь отвечал за нас всех и нашу безопасность.
- Мои маленькие храбрые девочки,- проговорил он тихо. От звука его ласкового голоса мы заплакали...

"Зачем тебе знать, когда он уйдет,
Зачем тебе знать, о чем он поет,
Зачем тебе знать то, о чем он просил,
Зачем тебе знать то, кого он любил.
Зачем тебе знать то, о чем он молчит.
Поплачь о нем, пока он живой.
Люби его таким, какой он есть."

Это любимая Алешкина песня. Где он сейчас, в Судане или Сирии? Парень с горящим сердцем, для нас он герой... Тогда, на Украине, когда уже мы уехали, его ранили. В Питер вернули чуть ли не силком. Лешка был страшно горд своим ранением, ходил павлином перед девчонками. Был с нами на разных рейдах, собирал бабушек в лесу и детишек от воды оттаскивал, но всегда стремился туда, где он был по-настоящему нужен. Туда, где стреляли, а мишенью служили живые люди. Когда его спрашивали, почему он не пошел в действующие войска, он отвечал, что не подчиняется приказам.
Выстрелы стихли только к утру, и так стало повторяться каждую ночь. Ужаснее всего было привыкнуть к этому и спать, уже не трясясь от страха и не пряча голову под одеяло. Детская наивная вера- если спрятаться, то монстр тебя не достанет. Я стала понимать детей, которые жили в нашем лагере... точнее это был их лагерь. Для них война стала чем- то обыденным и привычным. Они уже стали забывать нормальный уклад жизни, игрушки, шоколадки и мороженое.
Если бы можно передать словами выражение лиц украинских детишек, когда мы привезли их в Курск, в оздоровительный лагерь. Когда их встретили воздушными шарами и заваленным сладостями столом. А мы и улыбались, и плакали... Это был наш крестовый поход, только не за освобождение Иерусалима, а за счастливые лица детей. Привет вам, тамплиеры! Было ли наше дело благороднее, чем ваше, воспетое в романах и поэмах?
Я отвлеклась. На четвертый день нашего пребывания пришли миротворцы. Точнее приехали. Спокойно, без шума, просто въехали в поселок и расположились в здании бывшей, расформированной уже давно, воинской части. Стрельба по ночам стала реже, хотя обстановка накалялась. Стали поговаривать об отправке девушек домой. Мы не были против. Страх витал в воздухе, преследовал нас, не давая дышать. А наши мальчики загорелись. Наверное, у мужчин в крови есть жажда войны, у каждого своя...даже в мирное время. Я восхищаюсь мужской выдержкой и умением смотреть в лицо своим страхам. Но еще больше восхищаюсь теми, кто не утратил человеческих чувств и эмоций. Особенно запомнился один американский миротворец, большой и сильный парень с непроницаемым лицом. Про таких фильмы снимают. Он сидел на развалинах жилого дома и плакал, не скрывая своих слез. Позже мы подружились. Он ненавидел войну, он просто мечтал разводить лошадей. В те немногие дни, что нам оставалось провести на Украине, мы, выкроив несколько минут, садились рядом, смотрели на серое равнодушное небо и мечтали- каждый о своем... От тех вечеров у меня остался теплый образ большого парня, который сидит, глядя в небо, а перед его мысленным взором несутся, взметая пыль, ярко - рыжие лохматые техасские кони.