Мишенька

Мишенька всегда был хорошим мальчиком, с самого рождения. Таня родила его незадолго до окончания Ленинградского Политехнического института, аккурат к преддипломной практике. С мужем Левой она училась в одной группе, оба, несмотря на молодость, мечтали о ребенке, и ребенок не подкачал: как будто понимая, что родителям не до него, он вел себя исключительно правильно: спал по расписанию, ночные промежутки выдерживал, не орал без причины - только по делу, ел строго по часам... К четырем месяцам (а может, и раньше, просто до Тани с Лёвой не сразу дошло) даже научился показывать, что собирается сделать кое-что, для чего требовалась свобода: издавал специфические горловые звуки, типа орлиного клёкота и решительно вывинчивался из пеленок (о памперсах тогда еще не знали), так что очень быстро избавил маму с папой, которым надо было писать диплом, от грязных и мокрых одежек.

Квартира, которую студенческая семья сняла в сентябре в новостройке северней Муринского ручья, имела правда, один существенный недостаток — она была абсолютно не утеплена. Обнаружилось это зимой, которая в 1972 году оказалась на редкость холодной — столбик ртутного термометра два месяца держался на отметке -30. С учетом постоянных сильных ветров это был совершенно собачий холод, почти Сибирь, особенно для Лёвы, уроженца Молдавии. В щелястой новостройке гулял ветер, выдувая хилое тепло напрочь. Температура в квартире редко достигала 14°, хотя Таня с Лёвой пытались отапливать ее газом. Ребенка, родившегося в феврале, они переодевали под одеялом, а купали на кухне, предварительно прогрев ее с помощью включенной плиты. Но ребенок, в отличие от мерзнущих мамы с папой, легко приспособился к окружающей среде. Почти с рождения он стал спать на балконе часами, совершенно не реагируя на тридцатиградусный мороз: родители добыли для него меховой спальный мешок с капюшоном, да впридачу заворачивали его в два одеяла - байковое и ватное с пододеяльником. Поначалу Таня периодически выходила на балкон, чтобы проверить - а жив ли ее ребенок, не замерз ли? Ребенок был теплый, дышал, значит, все было в порядке. И Таня оставила его в покое: спит - и прекрасно, можно заниматься дипломом. решила - с таким спокойным ребенком нет никакого смысла брать академический отпуск. На консультации к руководителю диплома Ивану Ильичу Гармашу она ездила раз в неделю: кормила ребенка утром, сцеживала вторую грудь, оставляла мужу 200 г молока и уезжала на шесть часов. Иван Ильич вошел в ее положение, к ее приходу готовил материалы по диплому, Тане оставалось только переписать. Общими усилиями диплом был  готов, так же, как и диплом мужа.

***
В июне Таня и Лёва защитились. Мужа осенью должны были забрать в армию. Лейтенантом - в институте была военная кафедра. В связи с этим Тане дали свободный диплом. За полгода до защиты, на распределении, ей (уже глубоко беременной) предлагали работу в Ленинграде, обещали золотые горы - специальность была новая, модная, специалистов почти не было, обещали ждать - пока родит, пока посидит в декрете. Она отбрыкивалась, ей не нужен был Ленинград, она собиралась, как декабристка, ехать за мужем туда, куда его пошлют служить. Так что, защитившись, они с мужем оказались совершенно свободными птицами, и со спокойной совестью полетели в Кишинев, к его родителям.
 
Условия для жизни там были, конечно, никакие. У мужниных родителей была однокомнатная квартира в четырехквартирном домике с небольшим садиком, которую они получили от завода. Без удобств.

Туалет был во дворе, там же - колонка с холодной водой, в кухне — плита с баллонным газом, который заказывали, когда старый баллон заканчивался. Душа не было — мылись по вечерам, когда темнело, во дворе над тазом, поливая друг друга водой, раз в неделю ходили в баню. Но вообще-то летом во дворе было чудесно: там была густая тень от деревьев, а потому не жарко, росли плодовые деревья — персики, вишни, сливы, яблони. Под окном были заросли малины в человеческий рост, малина там была потрясающая — крупная, сладкая. Про зиму Таня не думали, муж должен был вскоре отправиться к месту службы, она собиралась приехать к нему, как только он обустроится. А пока они просто отдыхали: ребенку поставили кроватку в комнате родителей, Таня и Лёва спали в кухне, за закрытой дверью. Малыш честно спал всю ночь, пока его не будили. Так продолжалось до сентября. В сентябре Лёва уехал. Таня стала ждать, когда он наконец получит обещанную квартиру.

Наконец пришла от мужа телеграмма: "Квартиру получил, высылай вещи, приезжай". Таня  собрала вещи, отвезли на их на вокзал, отправила поездом — малой скоростью. Через сутки пришла новая телеграмма: "Не приезжай, вещи отправлю назад, подробности письмом". Письмо пришло через неделю. Муж писал, что пошли дожди, и выяснилось, что жить в квартире, которую ему дали, невозможно. Вода там лилась отовсюду, изо всех щелей, даже из розеток. Но только не из кранов — водопровод не работал, потому что не было пресной воды. Воду привозили в бочках. В такой квартире с грудным ребенком осень-зиму не пережить.

В общем, Таня с ребенком остались у родителей мужа, никуда не поехала, дождалась, пока  вещи вернутся, и стала думать, как жить дальше. Выходило: надо оставаться в Кишиневе, идти работать — устраиваться куда-то, где есть хоть какая-то перспектива по части получения жилья. Тянуть нельзя, надо как можно быстрее встать в очередь на квартиру. Как искать работу, Таня не имела ни малейшего представления, обходить все подряд вычислительные центры ей не хотелось, решила просто зайти в бюро по трудоустройству. Как ни странно, ей сходу предложили работу по специальности, причем даже в двух местах  — на ВЦ Министерства легкой промышленности и на ВЦ Министерства автотранспорта. Второй ВЦ оказался ближе, туда Таня и решила зайти в первую очередь. Первым человеком, на которого она наткнулась в поисках приемной, оказался заместителем директора по науке. Молодой обаятельный мужик, всего лет на 10 старше Тани, с места в карьер предложил ей должность постановщика задач в отделе проектирования АСУ, сказал:

- Соглашайтесь, будете у нас первым специалистом с профильным образованием (в Кишиневском Политехе тогда еще не было такой специальности).
 
Потащил к директору. Директор тоже раздумывал недолго. Спросил только:

- Вы как, хотите выйти прямо с завтрашнего дня?

- Ой, нет, - ответила ошеломлённая таким напором Таня. - Давайте через неделю. Мне нужно насчет ребенка со свекровью договориться.

- Ладно. Тогда я пишу вас в приказ - с 16 октября.

На этом Танина аудиенция закончилась.

***
Свекровь, святая женщина, ни слова не возразила, когда Таня сказала, что устроилась на работу и рассчитывает на ее помощь.  Она была модной портнихой, шила дома, клиенток у нее было уже не много, только постоянные, которым она шила уже много лет, брать новых здоровье не позволяло. Но ради внука готова была на подвиг. Да она и была подвижница. Сказала Тане:

- Иди, работай, мы за ребенком приглядим. А подрастет, в садик отдадим, в наш, заводской, дед договорится в профкоме, ему дадут место.

И действительно, благодаря родителям мужа Таня почти не знала забот. Уходила на работу к девяти, возвращалась к семи вечера, все дела делала тольков субботу с воскресеньем. Бабушка и дедушка во внуке Мишеньке души не чаяли, и он их тоже обожал. Дедушка работал только в первую смену,  с восьми до четырех, и каждый день несся домой, как на крыльях —помочь жене, повозиться с любимым внуком.

Когда Мишеньке годик исполнился, Таня заикнулась о том, чтобы отдать ребенка в садик. Мишенька уже ходил, просился на горшок, умел сам есть из тарелки (половину проливал и рассыпал, но это были мелочи), самостоятельно гулял у бабушки с дедушкой в саду, даже немного говорил - не предложениями, а отдельными словами и жестами, но всё же для своего возраста это был очень развитый и самостоятельный ребенок. Свекровь не согласилась:

- Пойдет такой маленький в садик, начнет болеть. Ты с ним сидеть не будешь, тебе работать надо, придется мне. Так уж лучше я буду со здоровым сидеть, чем с больным. Пусть еще годик дома побудет.

Конечно, Таня с радостью согласилась - это был лучший выход из положения, она о таком даже не мечтала.

***
Таня работала, муж Лёва служил в армии, малыш рос в атмосфере всеобщей любви. Он всегда мог занять себя, не игрушками, так газетами. Бабушка научила его азбуке, к двум годам он уже знал почти все буквы и, лежа на газете, тыкал пальчиком в знакомые буквы, находя их в заголовках. Но чего-то ему все-таки не хватало. Таня догадывалась, чего, - ему не хватало общения с другими детьми. Бабушка гуляла с ним по их небольшой, расположенной на холме улочке с такими же, как у них, четырехквартирными домиками. Улочка днем была пуста. Взрослые на работе, дети в детском саду или школе. Школа была под горой, а садик — прямо возле дома, ворота в ворота. Мишенька надолго приникал к забору садика и не отрываясь смотрел, как во время прогулок садиковые дети бегали по двору, играли друг с другом, возились в песочнице... Бабушке с большим трудом удавалось отлепить его от забора и утащить домой, у нее же были еще дела. Потом приходил дедушка, обедал, немного отдыхал, брал внука и шел с ним гулять. История повторялась: ребенок прилипал намертво к воротам или забору детского сада, дед в это время общался соседями, тоже пришедшими с работы. Дети на улице так и не появлялись: детский сад был круглосуточным, он был привязан к заводскому расписанию, к посменной работе родителей. Когда воспитательницы наконец загоняли детей в помещение, дед с Мишенькой возвращались домой. Таня появлялась только около семи, когда все уже успевали поужинать и сидели возле телевизора.

Так продолжалось до апреля. Ребенку исполнилось 2 года и 2 месяца. Дедушка наконец-то получил место для внука в садике. Это был торжественный день. Ребенок уже бойко болтал, ему объяснили - с завтрашнего дня он идет в садик.

- Я буду ходить туда каждый день? - спросил малыш, не веря своим ушам.

Его успокоили — да, как все, каждый день. Он с вечера был так возбужден, что с трудом заснул. И проснулся ни свет ни заря. Таня сама отвела его в садик, ради этого договорилась на работе, что немного задержится. Воспитательница предупредила:

- Пожалуйста, заберите его до обеда, часов в 12. Все-таки первый раз...

- Да-да, конечно. Я скажу бабушке, она его заберет.

Бабушка пришла ровно в 12. Малыш ударился в рёв. Он ни за что не хотел уходить, ведь всё самое интересное только начиналось.

- Ладно, - согласилась воспитательница. - Раз ему так понравилось, приходите за ним к трем: дети как раз пообедают и поспят.

Бабушка пришла к трем.

- Нет, - сказал внук. - Я не хочу домой. Детки же остаются. Я тоже останусь.

Бабушка ушла ни с чем. В полпятого пришел с работы дедушка. К дедушке он даже не вышел, воспитательница сказала:

- Он отказывается идти. Приходите попозже.

В без четверти семь пришла домой Таня. Узнав, что Мишенька еще в садике, она ужаснулась: как это, его же должны были забрать еще в 12!

- Вот иди и забери, - ответил дед. - Посмотрим, как это у тебя получится.

Таня кинулась в садик. Воспитательница привела Мишеньку. Идти домой ребенок отказывался категорически: ведь другие дети еще остались, они будут в садике спать, он тоже будет спать здесь. Таня еле смогла его уговорить, воспитательница ей подыграла, привела довод, который на него подействовал: у других детей здесь пижамки, а у него пижамки нет (дома он спал в трусиках и майке), без пижамок нельзя. Вот купит мама ему пижамку, тогда он будет ночевать со всеми.

Так закончился первый Мишенькин день в детском саду.