Почти по Достоевскому

               
          Наличие библиотеки всегда являлось престижем интеллигентной семьи. Для административного или партийного работника библиотека являлась уже необходимым мебельным интерьерным украшением. Дети упомянутых интеллигентов и партийных бонз гордились родительским благополучием и невзначай кичились среди однокашников своей начитанностью. Читатели, не имеющих книжных благ на дому, вынуждены были посещать библиотеки, в которых кроме советской литературы ничего другого нельзя было получить.
             Когда я приходил в этот храм литературы и называл иностранных писателей, то постоянно получал ответ: «нет в наличии». А однажды библиотекарша подозрительно посмотрев на меня (шла середина 50-х годов) и оборвала: «Почему-то тебе нравятся только иностранцы, читай больше советских». Пришлось аргументировать свой интерес тем, что советских я уже перечитал по два раза и пора переходить на зарубежных авторов, тем более, что их свободно печатают в нашей стране.
             Однако, я тогда ещё не был знаком с великим русским писателем    Достоевским. И не потому, что не интересовался его творчеством, а по той простой причине, что его произведения замалчивались советскими компетентными органами. А если по-простому- писатель был под запретом. Только в 1956 году его, как лагерников, реабилитировали.
             Одним из первых произведений известного всему миру автора в СССР появился роман «Преступление и наказание». После многочисленных посещений и отказов выдачи романа ввиду его отсутствия на полках, я обратился в читальный зал библиотеки    Карла Маркса. Тихий, светлый и безлюдный зал пришелся мне по вкусу, а наличие многих дефицитных книг открыло мне путь к неизвестному. И я на долгие годы застолбил это райское место.  
             Зачастую, находясь на уроке, я переживал за судьбу героев недочитанного произведения. Испытывая нетерпение, я нередко сбегал с уроков прямиком в читальню.    За час до закрытия библиотекарша начинала нервозно посматривать на меня, подавая    знаки своего нетерпения. Тогда я перемещаться в другую читальню (например,    Ленинскую), которая закрывалась намного позже.
             Итак, наконец-то, у меня в руках вожделенное «Преступление и наказание». И прямо с первых страниц я –    активный участник описываемых событий. А куда денешься, если, часть за частью, абзац за абзацем, предложение за предложением, слог за слогом, входишь в сумрачный и нищий мир Раскольникова. Ты впитываешь всю его философию рассуждений, эмоций и волей- неволей сам превращаешься в бедного студента.
                Именно в этот момент произошло предупредительное отключение света, напоминающее о завершении работы читальни. Стук падающего тяжелого предмета возвращает меня в реальность. Возмущенно посмотрев в сторону нарушителя тишины, я обнаружил тщедушного парня моего возраста. В виду позднего    времени, а потому и малочисленности читателей, ещё при входе в зал, его нескладная фигура сразу же бросилась мне в глаза. Он как-то неестественно сидел, согнувшись над книгой и что-то шепотом молитвенно читал. Охваченный своим лихорадочным нетерпением, я не стал тогда заострять свое внимание на странном его поведении.
               И вот сейчас … «Боже! Он ведь упал со стула!» Я кинулся помочь парню. Он был без сознания и лежал, закинув голову и странно разбросав по полу свои худые руки. Около него растеряно суетилась смотрительница читальни. Девушка, чуть старше нас, беспомощно посмотрела на меня, видимо надеясь на мою действенную помощь — в небольшом зале библиотеки       никого кроме нас больше не было. Отсутствие телефона блокировало вызов «Скорой помощи». Бежать кому-то за подмогой, значило бросить беспомощного парня на произвол.
          - Принесите воды, -    почему-то взяв инициативу на себя, скомандовал я, ещё не зная, что делать дальше.
             Набрав в рот воды, я со всей силой прыснул её в лицо парня. Он открыл глаза и непонимающе взглянул на наши напряженные физиономии.    Переглянувшись с девушкой, мы с большой натяжкой растянули губы в улыбку. Очевидно, ужимка получилась ободряющей, ибо наш подопечный вскоре стал подниматься. Я помогал и, когда уже усаживал его за стол,    случайно заглянул в его раскрытую       книгу.    Первые, бросившееся мне в глаза строки,  буквально, ошеломили меня.
          «…Он расстегнул пальто и высвободил топор из петли, но ещё не вынул совсем, а только придерживал правою рукой под одеждой. Руки его были ужасно слабы; самому ему слышалось, как они с каждым мгновением, все более немели и деревенели. Он боялся, что выпустит и уронит топор... вдруг голова его как бы закружилась... Он вынул топор совсем, взмахнул его обеими руками, едва себя чувствуя....»
          В этом тексте нельзя было ошибиться - я запомнил их    потому, что меньше часа назад читал ту же страницу. Теперь мне стало ясно, что произошло с бедным юношей. Он просто не выдержал нервного напряжения описания приготовления Раскольникова к убийству   старухи процентщицы. Я сам, совсем недавно, находился в почти подобном состоянии.
          Мой собрат по чтению допил воды и несколько пришел в себя.
      - Тебе необходимо выйти на воздух, да и, вообще, время закрытия  читальни.
          – Да -да. Я готов. Идем!    — и мы, оставив на столах виновников происшествия - свои экземпляры книг, спешно, под благодарный взгляд девушки, покинули помещение.
          Моего нового приятеля звали Эдгар и жил он недалеко, на улице Толстого, вдвоем с матерью. Эдгар прямо объяснил свой обморок нервным напряжением, к тому же он не ел с утра, хотя уже было около восьми вечера.
          – Ты понимаешь, ведь я читаю этот роман  уже в третий раз, - откровенничал Эдгар, хотя судя по его внешнему виду он производил впечатление  малообщительного человека.
          – Зачем? - Поинтересовался я, заинтригованный его откровенностью.
          – Понимаешь, я уже стащил у соседа топорик, такой небольшой, с удобной ручкой.
          Пугаясь в своих предположениях, я, как бы в шутку, предположил:
          – Наверно, и старушку уже подобрал для эксперимента?
          – Именно так! Как ты верно угадал! Да, есть одна старушка на примете! - довольно   легко, как бы говоря о некоем предмете быта, похвастался Эдгар.
          Я, все ещё не веря этому бреду, старался не попасть на предполагаемый розыгрыш, который любил создавать сам. Поэтому решил даже подыграть спутнику:
          – Может, покажешь ее мне?
          – А почему бы и нет! - обрадовался Эдгар моему предложению.    — Даже сегодня.  
          - Уже поздно, лучше отложим на завтра, - попытался я улизнуть от осуществления неправдоподобной встречи.
          – То, что можно сегодня, не откладывай на завтра, - неожиданно, вполне резонно процитировал Эдгар, мою любимую   известную пословицу.
          С другой стороны, я себе не простил бы ожидания до завтра такого неадекватного события и согласился. Эдгару понравилась моя уступчивость и он, как-то поддавшись вперед, уверено зашагал к месту назначения. Мне казалось, что я сам участвую в каком-то спектакле «по-Достоевскому», а рядом со мной семенит один из его персонажей, возможно, даже Родион Раскольников.
          Я незаметно посмотрел на лицо Эдгара — оно светилось  уверенными намерениями. «Нет, не похож он на артиста, да ещё хорошего, пожалуй, он больше похож на... Боже! Как же я раньше не подумал над этим здравым предположением. Конечно, он «шизик»    - облегченно вздохнул я, довольный, что самостоятельно определил болезнь приятеля, о которой был едва наслышен.
 «Надо закруглятся, а вернее выкручиваться из этой непредсказуемой ситуации»
      – Вот и пришли! - Эдгар вытащил ключ и начал открывать им дверь. – Я здесь живу. В уплотнении. И старуха тоже здесь живет.                                                               
    Мне нНичего не оставалась, как продолжать играть свою роль, как мне казалось, дружелюбного приятеля, хотя на самом деле я потихоньку превращался в соучастника.
      Дальше все шло как во сне. В коридорчике появилось (Как оказалось),  главное действующее лицо — старуха. В отличие от оригинала (по Достоевскому), старушка мило улыбалась и совершенно не остерегалась вошедших.
          – Будешь ужинать. Эдгарчик?
          – По-позже! - резко прервал он соседушку по уплотнению. - Пойдем в мою комнату. - пригласил он меня.
          Я вошел в комнату и сразу же очутился в    где-то, в уже виденной, знакомой атмосфере. Наваждение не проходило, пока я усилием памяти не вспомнил описание состояния убогости в квартире Раскольникова. Я уже ничему не удивлялся, даже когда хозяин жилья, вытащив из под кровати  топорик, деловито продемонстрировав его остроту перед моим носом. Я только глубоко и выразительно вздохнул, понимая, что любое мое возражение будет принято «в штыки» и, возможно, только усилит агрессию начинающего уголовника.
          Именно сейчас я понял, что, не сдав его в милицию, я становлюсь соучастником будущего преступления.
          – Послушай, Эдгар! — начал я панибратским тоном. — Мне почему- то не нравится физиономия твоей старухи. Она слишком добрая и совершенно не соответствует типажу романа. Я не думаю, что Родион польстился бы на такую безобидную старуху. К тому же, она, увы, не процентщица и это в главном нарушает колорит намечаемого мероприятия.
          – Ты так думаешь? - повелся Эдгар- «Родион». Он глубоко задумался и эти очевидные колебания, отражавшиеся на его нервном челе, выдавали надежду и просвет на выход из этого неадекватного тупика.
          – Пожалуй ты прав, - наконец, объявил он свой приговор. — Надо искать другой прототип. Спасибо, друг, за твою искренность и поддержку.
          Я не удержался и выдохнул с таким шумом, как    могут это делать только лошади. А ведь по- существу это была, хоть и маленькая, но победа.                Короткая передышка на какое -то время отодвигала, хоть и на неопределенное время, само действие. Только теперь я мог решиться покинуть новоиспеченного «Раскольникова», не опасаясь, что в эту ночь произойдет    непоправимое.
Едва выйдя от новоиспеченного друга, я стал перебирать ситуацию:
   Вариант сдачи Эдгара в милицию был самым реальным.                Но меня беспокоило, что последствия    доноса могут испортить биографию молодого человека. Ведь его запросто упрячут в психбольницу, а  я всю жизнь буду себя корить за зло, причиненное его матери. Меня не очень радовала такая перспектива самобичевания. Оставалось второе — повлиять на Эдгара с целью отказа им от задуманного спектакля- преступления. Но как это сделать?
          К утру, так и не найдя выхода из сложной психологической ситуации я, с большим беспокойством, поспешил на квартиру моего приятеля (была суббота).
Эдгар с невозмутимым спокойствием уминал яичницу, приготовленную, как ни странно, милой старушкой. Его задумчивый вид выдавал озабоченность Эдгара в продолжении поисках новой идеи кандидатуры старушки.
- Скажи-ка Эдгар, в чем смысл твоей идеи  в использовании темы Достоевского? Ведь фактически в нем нет новизны. Ты просто дублируешь роман великого писателя. Что это тебе дает? - Решил я выяснить истину юношеского максимализма.
- Как ты не понимаешь, что Достоевский указывает путь познания самого себя и я хочу это выяснить на своем опыте! Ведь это такой интересный эксперимент! - Выпалил разгорячено Эдгар, не подозревая что раскрывает всю слабость своей философии.
- Но ведь у тебя совершенно отсутствует среда и мотивы, которым руководствовался Родион! - Старался я противостоять полемике Эдгара.
Мне почему-то показалось, что его тирада была заранее подготовлена и поэтому выглядела несколько театрально. Мелькнула мысль, что есть смысл поменять тему разговора.
- Послушай! Ты ведь живешь с мамой? - неожиданно решил я заглянуть в душу новоявленного актера.
- Да, с мамой. А что? - насторожился Эдгар.
- Что- то я ее второй день не встречаю здесь.
- Она работает в ночную смену. - нехотя объяснил сынуля — она сторож в театре- понизил он тон. - В молодости она играла на сцене третьих лиц. - пояснил он.
- Вот оно что - растягивал я тему, начиная понимать откуда идут страсти « по — Достоевскому» с происходящим.- И ты, конечно, часто бываешь на представлениях в театре? А мама в курсе твоих предстоящих мероприятий? - мне показалось, что я нащупал больное место приятеля.
- Ты что в своем уме? - усомнился  в моем рассудке, юноша  сам лишенный адекватности.- Конечно, мама ничего не знает и ничего не должна знать! -
с горячностью выложил мне  особые условия Едгар.
Теперь я понял, что, кажется, я нашел слабое место приятеля — мама! Горячо любимая и оберегаемая — мама!
- Мне кажется, что твоей маме не очень понравится твоя предстоящая акция. - старался я невозмутимо продолжить странный разговор — к тому же, ее надо предупредить за последующие неприятности. Ведь ты не думаешь, что убийство старухи останется безнаказанным для тебя и...- несколько помедлив, закончил- твоей маме? Основная тяжесть наказания падет на мать: неправильно воспитала.        И потом, как она воспримет твое 20 -ти летнее тюремное заключение. Выдержит ли ее здоровье такое ужасное убийство.
Концовку я произнес уже вполголоса.
Оставалось ждать реакцию чересчур начитанного  сына. Глядя на Эдгара я понял, что эксцентричный парнишка совершенно не задумывался о судьбе матери и потому был ошеломлен, кратко описанными мной последствиями для близкого ему человека. Чувствовалось, что мать он  любил, а потому ее судьба была ему не безразлична.
- Ну что, пошли искать новую «процентщицу»? - бодро решил  я проверить реакцию Эдгара  после моих предупреждений.
Юноша находился в какой- то растерянности, видимо, мысленно взвешивая внезапно возникшие препятствия к осуществлению своей давней акции.
- Подожди со старухой! - раздражительно одернул меня Эдгар- Ты, действительно думаешь, что моей маме из-за меня грозят неприятности? - напряженно задал он мне «нужный» вопрос.
- Ей — это обязательно, а вот тебе в лучшем случае «пожизненно» — удрученно констатировал я и убедительно, как бывалый заключенный добавил - …в одной камере с отпетыми уголовниками.
В это время послышался скрежет открываемого дверного замка и в коридоре появилась немолодая уже женщина.
- Сынок, ты уже позавтракал, а то я принесла тебе халву?! Ты же любишь халву?!-  взглянула мать на Эдгара, и ее  усталая фигура выпрямилась,  преобразившись в миловидную женщину, а тусклые глаза зажглись живым голубым цветом . Женщина  сходу заключила в объятия сына, как, если бы они не виделись целую вечность.
Целеустремленный Эдгар на глазах стал превращаться в любящего послушного сына,
Шелуха «Раскольникова» посыпалась целыми кусками.
- Это моя мама! А это мой хороший друг из читальни. - уже находясь в объятиях матери, познакомил нас Эдгар.
И как бы отвечая на мое предложение «искать старуху» предложил:
- А давайте будем пить чай... с халвой!
- Я сейчас быстро вскипячу чайник! - заторопилась появившаяся соседка, не догадываясь о своей недавней, не очень завистливой участи « процентщицей».