Зло и спасение 23

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Человеческая мысль бывает аристократически дерзновенна, но увы! имеет свойство делаться и плебейски дерзкой. Человеку свойственно задаваться вопросами обо всём, но всячески провоцируемый и поощряемый лукавым он в греховной самона¬деянности своей перестаёт чувствовать разницу между всем и Творцом всего. Человек всё ещё не оставил мысль построить Вавилонскую башню. Люди не щадят людей, не щадят человечность в самих себе. Могут ли они щадить в себе Бога?
Где пролегает та черта, которую человеку нельзя преступать? Как определить, где должен он остановиться в своих вопрошаниях и смиренно препоручить себя вере? Здесь, как и вообще в духовной жизни, есть только один ориентир — Любовь. Куда бы ни заводила нас мысль, какие бы коварные вопросы ни вставали перед нами, мы храним нашу Любовь в качестве абсолютного ориентира. Веровать — значит любить. Невозможно верить в то, что не любишь. Невозможно верить в того, кого не любишь. Вера есть свобода духа, вера есть избрание, вера есть Любовь. То, во что принуждает «верить» падший мир, порождает в человеке не веру, а обречённость, ибо тут человек «верит» не свободой духа и Любовью, а страхом и бездуховным согласием раба. За этой кавычечной «верой» он прячет — нередко и от себя самого — ненависть к насильнику-миру, который безбожно жесток, горькую обиду на предательницу-жизнь, ибо она «пуста и проходит» (Тургенев И. Затишье). Для нас веровать в Бога означает любить Бога. Из Любви рождается свободное доверие, из Любви возникает вдохновение, из Любви же произрастает благоговение и послушание.
Когда во вступлении к этой книге мы говорили, что стараемся сказать всё самое важное по затронутой теме, мы понимали, что последнее слово человек сказать не в силах. Мы не старались построить Вавилонскую башню, ибо верим, что влезть на небо человеку не по силам. Бог, буде на то Его Всеблагая Воля, может приподнять человека до неба и показать ему от Своего совершенства и беспредельности ровно столько, сколько тот способен вместить. Таков духовный опыт святых и мистиков, всех духовных созерцателей. Мы не пытались создать рациональное учение о Боге, ибо человек не может рационализировать Того, Который больше человека, творением Которого сам человек является. Если нам удалось сказать что-то важное (на что мы уповаем!), значит, была Божия Воля даровать нам лучик Света во тьме. Наша книга не есть инженерное сооружение, где шестерёнки ответов общей логической ясностью приводят в движение механизм системы. У нас не было возможности, да не было и задачи во что бы то ни стало ответить на все вопросы.
Почему же всё-таки пал ангел?
Почему у райского человека — совершеннейшей из Божиих тварей — не хватило силы Любви, чтобы до конца верить своему Создателю?
Мы не имеем ответов на эти вопросы и не требуем ответов, ибо знаем, что на самые главные, самые мучительные вопросы жизнь не даёт ответов. В глубочайшей человеческой сокровенности жизнь пролагает тропу задающего вопросы, а не отвечающего на них. Чтобы получить ответы на главные свои вопросы, человек должен выйти из жизни, переступить порог смерти. Сбросив вместе с тленной плотью танатическую тиранию эго, оставив по эту сторону падшести свой грешный ум и помрачённый дух, человек должен вернуться в Бога, в неповреждённый Дух, в целостный Эрос своей благой первотварности. Здесь же, в пределах падшего мира, где вопросов больше чем ответов, нам в помощь наша Любовь к Богу и наша вера в Бога.

1. Человек есть существо больное в больном мире. Мир ранен, расщеплён грехом, человек отравлен и пора¬бощён злом. Он мучительно и неразрешимо раздвоен внутренним эро-танатическим конфликтом, обречён заново решать его всякий день своей земной жизни в каждой из бесчисленных житейских ситуаций. «До конца мира и истории в силе остаётся дуализм; монизм, единство, целостность могут утверждаться лишь после конца...»* — мысль Бердяева вполне отражает актуальное положение человека и состояние мира.
2. Пока мир остаётся в состоянии падшести, человек как сущность всегда будет бороться с бессущностным в себе и мире, что всегда будет противостоять тёмной экспансии ничто. Танатическое зло, вошедшее в благую эротическую сущность человека и создавшее в нём неприсущую ему по Замыслу Божию омнипотенциальность, внесло в судьбу мира непримиримую борьбу двух противоположных сил — духа Эроса, воли к Любви, и бездуховного Танатоса, похоти власти. Эрос — есть духовная воля к утверждению сущности, воля творящая, восуществляющая. Танатос — есть бездуховная противосущностная воля, воля развосуществля¬ющая, воля к отрицанию и разрушению, к без¬эротическому доминированию и пожиранию.
3. Горение духа Эроса в падшем человеке не иссякнет, но будет оставаться прерывным, восходящие духовно-эротические устремления будут наталкиваться на низводящую танатическую власть ничтоженья, духовный героизм немногих будет противостоять трусливому гедонизму большинства, погрязшего в обыденности. Сущность человеческая в мире грехопадения до конца времён будет стоять под угрозой изничтожения.
4. И до конца времён у человека есть и останется единственный непризрачный путь к Спасению — сознательная вера в Бога, то есть свободное творчество во исполнение абсолютной Воли Бога, сотворившего людей по Образу и Подобию Своему, по Образу и Подобию Творца. Это путь собирания и максимального напряжения духовно-эротической воли к сущности, путь актуализации человеческой гениальности в напряженном волении мира иного, путь восуществления в творящем духе Любви. Прав Бердяев: «...грех будет окончательно побеждён подвигом творчества»*.

5. Воля к гениальности есть творческое воление мира иного, и она должна победить в человеке волю к бездарности, бестворческое алкание мира сего. Воля к гениальности и есть воля к свободному творчеству в духе Любви, напрягающая воля к преумножению даров Благодати Божией. Воля к бездарно¬сти есть склонность к размягчению и расплыванию в бессущностном, к распылению и зарыванию в землю спосылаемых от Бога благодатных даров. Воля к бездарности в отличие от воли к гениальности есть не сила, а слабость воли к сущности, той неистребимой ноуменальной воли, которая принадлежна самой тварной первозданности человека, но которая подлинно ак¬туବлизиру¬ется лишь тогда, когда воспламенена духом Любви и оснащена силой веры в Бога. В безверии эта воля ослабевает и уступает натиску ничтоженья, человек подпадает пассивности и лени, хуже того — делается подвержен прельщениям, ироническому скепсису и «системному сомнению» в отношении любой творческой инициативы. Безверие нечувствительно к вечному смыслу Любви, а без него негде взять духовные силы для творчества. Только религиозному сознанию открывается вечный смысл Любви и только религиозному взгляду предстаёт трагическая бессмыслица всего временного, совершающегося в этом мире, всего того, что: мастерится, изготовляется, продуцируется, тиражируется, добывается, вожделеется, завоёвывается, совокупляется, даже рождается, но что не творится духом Любви. Лишь религиозно способен человек осознать Спасение, как абсолютную цель жизни, и творчество, как единственный, но верный путь к Спасению.
6. Искупительный смысл истории — и это необходимо понять людям — раскрывается не в том, что Бог хочет от каждого человека и от всего человечества определённого количества страданий в погашение штрафа за провинность (воздаяния) или уплаты вперёд за будущее блаженство в вечной жизни. В глубине богочеловеческих отношений ставится иная проблема, проблема духовная, проблема Любви, проблема тварной сущности человека, какова она по Образу и Подобию Божию. Речь идёт о том, чтобы даже в условиях падшего мира человек стремился жить и восуществлять себя свободно и творчески через творящий дух Любви, как это предназначено ему в вечности Создателем. Чтобы он сумел если и не победить зло, то не дать злу победить себя. Чтобы он боролся с ядом ничто, который вкусил по собственной воле, чтобы смог вынести тяготу падшей плоти мира, не растерять себя в ничтожащей суете обыденности и эгоистическом страхе смерти. Чтобы он открыл и сберёг в себе свою духовно-творческую первозданность, то есть силой веры и эротической волей к сущности жил и творил так, как будто он бессмертен. Смысл творчества в обращении человека к Богу через Любовь, в устремлении эротического творящего духа за пределы бренной жизни.
7. Бог ожидает от нас, чтобы мы постигли не только откровенную, но и сокровенную Истину, чтобы мы познали не только то, какими мы не должны быть (писаные Заповеди), но и то, какими мы быть должны (Заповедь неписанную). Бог желает более Боговеденья, чем всесожжений, Бог желает милости Любви, а не только жертвы покаяния. Богу угодно, чтобы наперекор дурной бесконечности падшего мира, одержимого Танатосом, человек осознал себя творцом, исполненным Эроса, «дыхания жизни» вечной, чтобы он отважился на высшее «дерзновение к Богу», мужественно изъявил духовную волю к бессмертию через творческое уподобление Творцу-Создателю. Изъявить духовную волю к бессмертию значит раскрыть в себе величайший из даров Божих — творящий дух Любви, Дух Святой. Это и значит родиться свыше, восуществиться, целосущностно принять обетование Господа нашего, Иисуса Христа: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня если и умрёт, оживёт; И всякий живущий и верующий в Меня не умрёт вовек». Это и значит на Христов вопрос: «Веришь ли сему?» — ответить: «Верую, Господи!»


Верона, 2000–2007