de omnibus dubitandum 91. 358

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ (1842-1844)

Глава 91.358. ЕЩЕ ОДИН ВАЛЕРИК…

    Под Ханкале разумелось ущелье, находящееся между двумя довольно высокими, продолговатыми и поросшими строевым лесом горами.

    Левая из этих гор (по направлению из Грозной) составляла отвесный берег над Аргуном между аулом Бердыкель и Большой Чечень; правая же своими западными отлогостями доходила до реки Гойты, впадающей в Сунжу между Грозной и Алдами.

    Через это ущелье пролегала дорога в глубь Чечни, известная нам еще с 1806 года, когда командующий войсками на Кавказской линии, генерал Булгаков, встретился с главною массою чеченского населения и после значительной потери принужден был возвратиться обратно.

    Тут же в 1818 году генерал Ермолов имел кровавый бой с огромным сборищем чеченцев, которые перекопали дно ущелья рвом и, засели за высоким валом. Но Алексей Петрович, овладев этим окопом и расположившись со своей ставкой на кургане, называемом и по настоящее время Ермоловским, не двинулся до тех пор вперед, пока не вырубил дремучий лес и тем не сделал свободный проход в Чечню на будущее время.

    Еще в 1844 году видны были остатки рва и вала, видно было направление канавы, проведенной из Аргуна, с остатками от саклей находившихся здесь двух аулов. Заметны были пни вырубленных Ермоловым огромных деревьев, заросших частым и мелким орешником, перемешанным с кизилем, боярышником и кислицей, столь любимой фазанами. И много было в то время этой красивой птицы, с быстротою молнии перелетавшей с одного куста на другой и озарявшей вас своими яркими перьями.

    Выйдя из Ханкале и пройдя несколько верст целиком по обширной поляне, поросшей густой травой, перемешанной с кустами терна, отряд вступил в Гойтинский лес, называвшийся так по имени бывшего здесь аула и ничтожной речки, но теперь сильно разлившейся от беспрестанно шедших дождей.

    Переход через этот, хотя неширокий (с небольшим верста), но густой лес, известный нам тоже со времени Ермолова, был совершен сверх ожидания с незначительной перестрелкой. Несколько десятков выстрелов, произведенных невидимым неприятелем, оказавшихся безвредными, были знаменательны для меня собственно потому, что это были первые просвистевшие над головой и по сторонам пули.

    Во время дальнейшего движения отряда к Мартану и ночлега на этой реке, у того места, где спустя три года построено было Урус-Мартанское укрепление, тоже не случилось ничего особенного.

    Только отдельные всадники, разъезжавшие вне выстрела между перелесками, как при движении от Гойты к Мартану, так и при расположении на ночлег, криками и выстрелами возвещали о нашем неожиданном для них появлении. И действительно, как увидим, чеченцы не ждали наших войск с этой стороны.

    7-го мая отряд выступил далее.

    Переход предстоял небольшой; между Мартаном и Гехи считалось не больше пятнадцати верст. Дорога была ровная, и только переправы через Рошну и два Шавдана (В Чечне под этим названием известны многие топкие, не широкие, в роде канав, безыменные ручьи) несколько замедлили движение. За исключением небольших рощиц и кустарника лес был от дороги вне выстрела, а потому беспрепятственно могли следовать и боковые прикрытия.

    К полудню мы расположились, в ожидании прибытия полковника Нестерова с отрядом, на левой стороне Гехи. Видимый неприятель исключительно конный и разъезжавший вне выстрела, по-прежнему был незначителен. Как будто бы пожар и мор прошел по Чечне, тем более, что по пройденной нами дороге часто встречались остатки прежних аулов.

    И действительно до 1840 года здесь по обе стороны дороги находились многолюдные аулы Гойта, Мартан, Рошна; даже на том месте, где был расположен наш бивуак, существовал огромный аул Гехи. Остатки саклей и фруктовых садов служили тому доказательством.

    С восстанием же Чечни, из страха наказания, жители этих мест или удалились в Черные горы, или расселились хуторами по лесным трущобам.

    9-го мая с раннего утра началась слышаться отдаленная канонада, которая к полудню все учащалась и делалась слышнее. Понятно становилось, что отряд полковника Нестерова имел дело с главной массой населения, которое, как оказалось, начало собираться на Ассу.

    7-го числа, когда войска, стянутые из Владикавказского округа к Назрану, выступили из этого укрепления. Этим объяснились также, почему против нашего отряда почти не было неприятеля.

    Чтобы подать помощь шедшим к нам на соединение войскам, а в случае надобности и выручить из беды, сделано было распоряжение: двум с половиною баталионам с четырьмя орудиями и двумя сотнями казаков, остаться на позиции, для прикрытия вагенбурга, а четырем баталионам с восьмью орудиями двинуться на Валерик.

    Войска, назначенные для этого движения, должны были выступить в два часа, если к этому времени не будет получено особого известия от полковника Нестерова, с нетерпением ожидаемого генералом Фрейтагом.

    Недалек был Валерик или Вейрик, воспетый нашим поэтом Лермонтовым, после кровопролитной битвы на нем в 1841 году отряда генерала Галафеева с чеченцами; от него до Гехи считалось не более пяти верст, но труден был доступ к нему.

    Оба берега этой, хотя не широкой, но глубокой и текущей в крутых берегах речки поросли густым дремучим лесом. При том же лес, находящийся по правую сторону Валерика, или между этой речкой и Гехи, был чрезвычайно густ и простирался почти на две версты, а до его вековых чинар и дуба ни разу не прикасался наш топор.

    В два часа, войска, назначенные для движения на Валерик, выступили с занимаемой ими позиции и не успели пройти и половину расстояния, как, по приказанию генерала Фрейтага, были приостановлены. Но не прошло и нескольких минут, как получено было новое приказание спешить бегом к Гехинскому лесу, отстоящему не далее полуверсты.

    Такие распоряжения изумили куринцев, не привыкших получать от своего бывшего хладнокровного и спокойного командира столь разноречивых приказаний.

    — Таким манером, что-нибудь случилось нехорошее в отряде у Нестерова, — проговорил настоящий командир Куринского полка, полковник Витторт, отдав приказание двигаться.

    — Видно, не ладно у навагинцев, — пронеслось по рядам куринцев, спешивших бегом к Гехинскому лесу.

    И действительно было не ладно в рядах навагинцев, тем более, что кровавая катастрофа, которую вслед за сим расскажу, случилась совершенно неожиданно и для Нестерова, въехавшего почти одновременно с Фрейтагом на высокий курган, находившийся у входа в Гехинский лес, и на вопрос Роберта Карловича: «все ли хорошо?» — отвечавшего:

    — Слава богу, все благополучно. От самой Ассы не давали покоя, и, несмотря на то, что я имел дело со всей Малой Чечней, потеря небольшая.

    — Значит, нет надобности в моих куринцах? — спросил Фрейтаг. — остановить колонну! — добавил он.

    Но не прошло и минуты, как от прискакавшего урядника Владикавказского полка получено было печальное известие, поразившее всех нас: «что неприятель, прорвав правую цепь, ворвался в обоз и тем разделил одну часть отряда от другой».

    С быстротою, свойственной куринцам, подбежали они к Гехинскому лесу, построились в боевой порядок и двинулись вперед.

    Не успели мы проехать по чаще несколько десятков шагов, как начали появляться голые, изуродованные, обезображенные трупы. Поразительна была эта картина при том безмолвии, которое сохранялось неприятелем. Его как будто не было в лесу, и как бы невидимая сила глумилась над убитыми.

    Но затишье обратилось в страшную бурю перед загородившими дорогу двумя ограбленными и изломанными повозками, убитыми лошадьми и обезображенными трупами людей.

    Раздался оглушительный залп из ружей и вслед за тем пронзительный гик.
Хотя от такой неожиданной встречи с неприятелем более тридцати человек убитых и раненых выбыло из строя, но это нимало не остановило куринцев. Заработал в их руках острый штык, и дальнейший путь проложен был уже по трупам чеченцев.

    Куринцам нужно было спешить на Валерикскую поляну. Каждый из них сознавал, что малейшее промедление могло дать новое торжество неприятелю. Им предстояло выручить малочисленный ариергард отряда полковника Нестерова, состоящий из семи рот виленцев и литовцев, при четырех конных орудиях, и находящийся под начальством генерального штаба подполковника барона Вревского.

    Не имея ни патронов, ни артиллерийских зарядов, а между тем обязанный защищать огромный обоз, этот ариергард был окружен неприятелем, в несколько раз его превосходящим и грозящим ему своими обнаженными шашками.

    Появление куринцев на поляне огласилось радостными криками виленцев и литовцев и смешалось с ругательствами и проклятиями чеченцев.

    Нелегко было обратное движение через Гехинский лес в виду такого многочисленного неприятеля, ободренного притом нашим поражением.

    За боковые прикрытия, расположенные неподвижно во всю широту леса по обеим сторонам дороги, нечего было опасаться; они были настолько сильны, что нельзя было предполагать, чтобы неприятель мог прорвать их; притом войска имели время ознакомиться с лесом и занять в нем удобные места. Но зато все неприятельские силы могли обрушиться на ариергард: а потому два баталиона куринцев, при четырех конных орудиях, были оставлены прикрывать отступление.

    В пять часов двинулся через лес обоз с виленцами и литовцами, а через час началось общее движение ариергарда и боковых прикрытий.

    Отступление куринцев от опушки было сигналом для неприятельского наступления. Сотни пеших чеченцев с неистовым гиком и с шашками наголо бросились по дорогам а также на углы ариергарда и боковых прикрытий; но штыки и картечь из четырех орудий удержали этот первый напор.

    Не успели куринцы отойти перекатом еще несколько десятков шагов, как раздался новый оглушительный гик. Но и этот повторенный неприятельский натиск был столь же неудачен, как и первый. Много пало чеченцев от картечи и штыков.

    Этим окончился рукопашный бой, но продолжалась перестрелка до самого выхода из леса, столь дорого нам стоившего. Более трехсот убитых и раненых выбыло из строя.

    Следующий день был преимущественно употреблен на погребение убитых и успокоение раненых, которых оказалось у куринцев более шестидесяти человек. Между последними были подполковник Костырко и майор Ляшенко. Кроме того, нужно было сделать фуражировку для накошения травы под сильным прикрытием и иметь постоянно готовые части для охранения нашего расположения, потому что с раннего утра конные чеченцы разъезжали толпами вокруг нашего бивуака, а пеший неприятель, пользуясь частыми перелесками, подкрадывался и тревожил нас своими выстрелами.

    Для наказания малочеченцев 13, 14 и 15 мая посылались отдельные колонны вверх и вниз по Гехи, а также на Рошну, для истребления аулов и хуторов. Такие действия предполагалось производить до 20 мая, по которое число и имелось для отряда продовольствие.

    Но это предположение внезапно изменилось по причине сведений, полученных через лазутчиков, о поспешном следовании Шамиля на помощь малочеченцам. Притом и погода не благоприятствовала нам. От шедшего в продолжение двух дней проливного дождя речки выступили из берегов и значительно затрудняли движения войск, в особенности по лесным трущобам. Поэтому, согласно сделанному в ночь с 15 на 16 мая распоряжению, отряд выступил с рассветом в Грозную.

    До Гойтинского леса мы следовали беспрепятственно и безостановочно, за исключением переправ чрез Шавдан, Рошшу и Мартан; да и неприятеля почти вовсе не было видно. Это предвещало, что он готовится к решительной встрече с нами в Гойтинском лесу, и подтверждало сведения, доставленные через лазутчиков, — об устройстве им огромных завалов с правой стороны дороги. По этой причине в правое прикрытие, устроенное кроме цепи в две линии под начальством полковника Витторта, были назначены половина пехоты и шесть горных орудий.

    На куринцев, составлявших с цепью первую боевую линию, возлагалось, проникнув по возможности далее в глубь леса, обойти завалы и, овладев ими, оставаться неподвижно в лесу до тех пор, пока обоз с кавалерией не переправится через Гойту и не пройдет лес. Замосцы и люблинцы, составляя вторую линию, должны были подкреплять куринцев. Виленцы и литовцы составили левое прикрытие, а навагинцы с четырьмя орудиями образовали ариергард.

    Так распределены были войска генералом Фрейтагом, и такое их распределение увенчалось бы совершенным поражением неприятеля без особенной потери для нас, если бы во время исполнения не было сделано уклонение, по-видимому, самое ничтожное. Впрочем, сама природа была в этом случае некоторой помехой.

    Ошибка состояла в том, что передовые куринцы правого прикрытия, при переправе через разлившуюся Гойту безнамеренно приняв влево, дали неправильное направление первой линии, так что она вместо того, чтобы обойти неприятельские завалы, очутилась перед ними. Для исправления этой ошибки, нужно было в виду завалов повернуть под прямым углом направо и пробиться вперед штыками через толпы чеченцев.

    Хотя это быстро и молодецки было исполнено, но нелегко было овладеть обойденными с фланга и тыла завалами, с отчаянием защищаемыми неприятелем. Три раза переходили они от куринцев к чеченцам. Был момент, когда за колеса двух горных единорогов хватались чеченцы. Но подоспела помощь со второй линии. Люблинцы, направленные самим Фрейтагом с фронта на завалы, порешили это кровавое дело.

    Много пало храбрых в этой рукопашной схватке. Два офицера было убито и пять ранено; в числе последних находился и полковник Витторт, раненный пулею в грудь.

    Оцарапала пуля кисть [моей] правой руки; царапина, не обратившая тогда никакого внимания, как зажившая после нескольких примочек, но заставляющая теперь себя вспоминать. В настоящее время я часто чувствую до такой степени сильную жгучую боль и сведение пальцев правой руки, в особенности, когда пишу, что карандаш или перо выпадают или выводят не буквы, а каракули.

    После этого, хотя переправа обоза через Гойту и проход через лес войск продолжались более часу, но неприятель не сделал ничего решительного, а ограничился одной неумолкаемой перестрелкой.

    В четыре часа того же 16-го мая оба отряда, утомленные сорокаверстным переходом и трехчасовым упорным боем, прибыли в Грозную (см. фото вид на Грозную со стороны р. Сунжа), привезя с собою 65 убитых, кроме погребенных на Гехи и более 500 раненых. Но, благодаря благоразумным распоряжениям достойного Роберта Карловича, мы избегли еще несравненно больших потерь, а может быть и совершенного поражения.

    В то время, когда мы оставили Гойтинский лес, Шамиль с трехтысячным ополчением и четырьмя орудиями, задержанный у Дачу-Борзоя разлившимся Аргуном, находился от нас в двадцати верстах. Следовательно, замедлись наше отступление из Малой Чечни не только сутками, а несколькими часами, то нам пришлось бы сражаться в Гойтинском лесу и с Шамилем, или и того хуже — пробиваться через занятое им Ханкальское ущелье.

    Передневав в Грозной, каковой отдых был необходим, войска, прибывшие из Владикавказского округа, направились туда по Сунже, я же с войсками, прибывшими с Терека, отправился в Червленную, куда и прибыл в тот же день.

    Много поучительного приобрел я в этой кратковременной и бесцельной экспедиции; в особенности два правила, относящиеся до боковых прикрытий и ариергарда, во время прохождения с боем через лес, запечатлелись в моей памяти.

    Не будет лишним, если я в следующей главе несколько распространюсь как о самих чеченцах, так равно и о способе ведения нами войны в их лесах. Это тем более я считаю необходимым и полезным сделать, что записки мои до 1853 года по преимуществу будут касаться Чечни да и после того я, несколько раз буду обращаться к Чечне же, пишет далее М.Я. Ольшевский.