Мемуары шпиона. Часть 1. Глава 5

Глава 5
Третий день в Берлине
На третий день утром ко мне в дверь постучались. Я открыл, это был Энри.
- Одевайся и выходи! – эмоционально говорил он, - там грузовик нужно разгрузить, нам за него десять марок дают. Сейчас за два часа разгрузим. Спеши. Вначале я вообще ничего не понял: какой грузовик, какие 10 марок, при чём тут я. Но вышел. Боксер подал команду «бежать» и мы все побежали за ним.
«Интересный менталитет, - подумал я, - Так запросто собрались, организовали и сейчас сделаем... Отличаются, конечно, от нас. Мы не такие. У нас редко бывает лидер, редко кто хочет подчиняться, а про дисциплину вообще молчу».
Грузовик разобрали, правда за два часа, но какими темпами, как будто нам грозил концлагерь. «И всё это ради 10 марок? – спросил я».
- Нет, не совсем, - ответил боксёр, - мы не всегда хотим жить на пособие. Ты тут новенький, не знаешь, как нас, социалистов упрекают? «Бездельники! Тунеядцы! За чужой счёт». Хочется возместить потери: если за социализм, тогда и трудиться вместе, искать работу общую для всех (нелегально, конечно). И обедать всем вместе как при Фюрере...
Для меня всё это было странным: мы купили продукты, вынесли два стола из дома на улицу, накрыли скатертью и уселись обедать. Накрывать помогала Ирма, младшая сестра Генри, она всегда здесь крутилась, ибо были каникулы. Она, конечно, очень симпатичная девушка, но про неё чуть позднее расскажу.
Сидим, кушаем. Прохожие одобрительно кивают: «Мол, молодцы – внуки Фюрера». Я стал задавать вопросы, касающиеся расизма: Кого именно они не любят больше всего.
- Всех, кроме арийской расы, - сказал боксёр.
- А как же славяне? – продолжал я.
- Они свиньи! - выкрикнул кто-то.
- А ты фотографии славян видел? – пытался возразить я. – Они от нас лицом и телом не отличаются.
- Видел я поляка, - продолжал тот же, - жирный и водку всегда пил.
- А знаешь, что о нас говорят Австрийцы: видел я  германца, жирный он и пиво всегда пьёт.
Все засмеялись, но боксёр сделал серьёзное лицо:
- Австрийцы наши; славян не знаю, не видел, а вот евреи отличаются и физиономией, и поступками. Все одобрительно кивнули.
- Вы можете не согласиться со мною, - начал говорить я, - но противоречия в концепции арийской расы есть. Кто же такие арийцы с научной точки зрения и кто ею является? Наука утверждает, что это древняя культура, и древний праязык. И кто является таковым носителем, на самом деле, как вы думаете? Не знаете? Индусы! Да, да, они самые: древняя культура арийцев, там чётко прослеживается и древний праязык – санскрит. Так что первое место арийской нации занимают цыгане.
- Почему это цыгане?! – воскликнул Фридрих, возмущаясь.
- Именно цыгане. Индусы, изгнанные с собственных земель, превращались в кочевников. Неужели мы и дальше будем радеть за арийскую кровь?
- А что ты предлагаешь? – спросил Энри.
- Белых людей на земле меньше миллиарда, а чёрных, жёлтых, фиолетовых – почти четыре. Белым людям надо объединяться во имя спасения Вселенной от хамской мрази.
- Звучит сильно.
- Принадлежность к арийцам могут доказать даже монголы, а вот то, что ты белый, может сказать только белый. Англичанин, поляк, русский, француз, германец – все должны объединиться на идеологической основе расизма.
- Согласен, - сказал Фридрих, подумав, только русские нас не простят за прошлое, как, кстати, и англичане.
- Придёт время, - продолжал я, изобретая на ходу новую концепцию для них, - И здоровые сыны всех наций захотят объединения, когда со всех сторон будут теснить наглые негры и узкоглазые поклонники дракона.
- Хорошо, - сказал Ганц, - прищурился Фридрих. – Но я скажу лучше. Никто не объединится! Наши города уже заполняются турками... Другие национальности наполнят наши города, внесут в нашу землю свою гнилую культуру – дикую и необузданную. Мы малое количество разумных людей, не должны допустить Вавилонского столпотворения, где все расы перемешиваются. Бог разделил, и потому человечество должно жить раздельно. Семя хамово – это турки и узкоглазые, они размножаются как кролики. Долой хамов с германской земли!
Вторую половину дня я гулял по улицам Западного Берлина. Я ходил и мечтал. «Ведь где-то здесь был ранен мой дед, - думал я, - Он лежал в госпитале год после победы. Теперь на этом месте я, но уже в другом амплуа...»