Эхо войны

Вот вы говорите, охота. Ну, ладно, не говорите, думаете. Все вы, наверное, слыхали о том, что в обычной нашей жизни, мол, случаются настолько странные вещи, что никакая писательская фантазия на в состоянии этакое придумать. Избитая, конечно, фраза, но должен признаться, что лично я совершенно с этим утверждением согласен. Кстати, вот вам, для примера, такой, как говорили наши предки, «анекдот», или, выражаясь более современно, почти что реальный случай.

В старые добрые стабильные семидесятые годы, которые мы нынче несправедливо обзываем «застоем», жила в маленьком за-штатном райцентре одна бабушка. Бабушка была как бабушка – божий одуванчик, каких полным-полно в любом населенном пункте нашей необъятной страны. Бабуля сажала картошку на огородике за домом, тетёшкалась с внуками-обормотами, периодически стояла с авоськой в очередях за всяческим советским промтоварным дефицитом. Только вот почти что никто не знал, что милая та старушка в военные годы закончила знаменитую женскую школу снайперов в подмосковных Вешняках, дослужилась до звания старшего сержанта, а на фронте за зоркий глаз и твердую руку получила именную снайперскую винтовку – тогда подобные награды были в ходу. А винтовочка была еще 30-х годов выпуска, с ореховой ложей и с оптикой немецкой фирмы «Цейсс» – мы в то время еще с германцами дружили, и они нам за дружбу всякие такие штучки подгоняли.

Потом, после Великой победы, почти что все именное да наградное оружие у фронтовиков быстренько поизымали бдительные «внутренние органы». Да и то сказать: мало того, что стране в те времена было полным-полно народу, который за войну не то что научился с оружием управляться как еврейский портной со своей любимой иголкой, а попадались ведь и специалисты, умевшие из подручных средств диверсионную мину собрать и миной той любой стратегически важный мост к чертям собачьим с опор снести. И вот куда эти прошедшие все огни и воды ребята свои знания, умения да наградные «вальтеры» могут направить, не знал никто, в том числе и госбезопасность. Вот и подстраховывались, значит, как умели.

Ну, а наша бабуля как поставила свой привезенный с фронта «винтарь» в шкаф, так о нем и позабыла. А может, и не позабыла, может, просто жалко стало отдавать потом и кровью солдатской заработанную награду – кто ж знает. Но только фактом непреложным надо признать то, что много лет ухоженная снайперская винтовка «образца 1891 дробь 30-го года» тихо пылилась в углу шкафа, за старыми пальто. Рассказывать про свои военные подвиги баба Маша, как и многие фронтовики, не любила. Интересно, к слову сказать, что и бдительное НКВД про этот именной «ствол» как-то запамятовало, да скорей всего, и не знали наши «органы» о нем – как мы уже говорили, после войны-то много оружия по рукам ходило, за всем не усмотришь.  В тех местах, где война прошла, еще лет десять все ребятишки выкопанными стволами да ржавыми гранатами как цацками игрались.

Короче говоря, и на старуху бывает проруха, в прямом и переносном смысле.

И вот уж лет тридцать после победы прошло, как вдруг, как-то совершенно случайно, удивительная весть о том, что хранится в старом шкафу, неведомым образом просочилась за пределы бабушкиного дома.  Как это оно так вышло – о том, как говорится, история умалчивает. То ли сама бабушка-снайпер потеряла бдительность и сдурма соседкам сболтнула, то ли досужие внуки-обормоты затеяли в прятки в шкафу играть, да и наткнулись на странную штуковину, замотанную в тряпьё – про то нам неизвестно. Зато достоверно известно, что как-то чудным летним вечером, в час небывало, стало быть, жаркого заката, в бабулину калитку постучался некий приятный во всех отношениях молодой человек, представившийся младшим научным сотрудником местного краеведческого музея. И стал этот приятный во всех отношениях молодой человек лить бальзам на раны бывшего старшего сержанта и знатного снайпера: дескать, делаем мы в своем музее новую экспозицию, посвященную героям-землякам, вот и про вас хотелось бы что-нибудь туда поставить. Надо же подрастающему поколению знать суровую правду о героических делах своих предков!
Бабушка, конечно, растаяла, усадила дорогого гостя на почетное место, напоила чаем с домашними плюшками, а потом из заветного места и припасенную четвертинку достала. Рассказы про боевую молодость, да еще подогретые стопочкой-другой – тут кто хочешь в эйфорию впадёт. Вот бабуля и не удержалась, принесла пыльную винтовку с потускневшей пластиной на прикладе, где было написано, что старший сержант, допустим, Зюкина награждается командованием за то, что самолично истребила 148 немецко-фашистских солдат и офицеров.

Гость, в свою очередь, вежливо поудивлялся, а потом возьми и предложи: а давайте мы включим в экспозицию и ваше оружие – ведь это ж как орден, этим же гордиться надо, а не от людей скрывать. Мы, говорит, только же на время, пока экспозиция будет работать, а потом вернем, конечно, нам, мол, чужого не надо.

Ну как тут устоишь против таких доводов? Старший сержант, допустим, Зюкина еще, может, и устояла бы против соблазна, а вот бабушка Маша уже не смогла. Хотя ведь говорят, говорят же нам умные люди, что грех тщеславия не только что присущ всем людям, но и не доводит он нас до добра! 

Следующим утром приятный младший научный сотрудник, как и обещал, прикатил в черной «волге» с табличкой «Музей» на стекле. За сим он живенько написал расписку, заставил бабушку ее подписать, бережно погрузил драгоценную винтовку в багажник, сделал на прощание ручкой – и отбыл.

Несколько дней бабка Маша крепилась (о, грех тщеславия!), а потом не удержалась и пошла в музей посмотреть на стенд о своей фронтовой юности. Глядь – а никакого стенда-то и нет. Она – к директору, а у того – глаза на лоб: какой такой наш приятный сотрудник? какая такая ваша именная винтовка? что за героическая экспозиция? Потом директор, как теперь говорится, фишку просёк, хватает трубку и звонит в милицию. Пока он сбивчиво рассказывал про бабушку и несуществующий стенд, милиция сдержанно посмеивалась, но когда речь дошла до винтовки, милиционерам сразу стало не до смеха. Мигом доложили начальнику РОВД. Начальник покурил, поел валидола, запил стаканом водки и стал в свою очередь звонить в областное КГБ – в таких делах всегда ведь лучше подстраховаться и постараться с самого начала перекинуть ответственность на кого-нибудь другого.

Тут надо признать, что в КГБ тогда деньги не зря получали, а потому сразу смекнули, что к чему: снайперская боевая винтовка, оптический прицел да дальность прицельного боя почти что километр – это уже не шуточки. Вы что, ребята, про Кеннеди уже забыли? А если тут у нас доморощенный Ли Харви, мать его, Освальд объявился? Да, может, он с этой именной «снайперкой» в Москву запланировал податься, революцию делать или ещё чего похуже?! В общем, труби, трубач, общий сбор!!!

И вот тут-то оно всё и началось! Понаехало из центра всяких комиссий да проверок – как грязи: злоумышленника-то пока еще поймают, а виноватого надо бы уже сегодня под топор сунуть, чтобы во время «подведения итогов» самим в стороне остаться. Короче говоря, как водится, виноватыми остались: бабка Маша – как незаконно утаившая боевое оружие, подлежащее сдаче, и местный участковый – за то, что у него на участке потенциальные террористы завелись, а он их вовремя не выявил и самостоятельно не извел.

Пока всё начальство было занято поисками крайних, отдельные «компетентные товарищи» между делом принимали некоторые меры и к поискам злоумышленника (или злоумышленников?). Сначала нашли «музейную» машину: ну так она уже с полгода в угоне числилась. Потом стали трясти музейщиков: откуда, мол, тот обаятельный негодяй так хорошо все ваши порядки музейные знает? Но повсюду следствие ждал тупик – что за парень, откуда, кто ему про бабушкино оружие сказал и как он вообще потом через все кордоны КГБ и милиции с винтовкой сумел просочиться – сплошные вопросительные знаки. Вы смотрели фильм «День Шакала»? Так вот тут было примерно то же, но с поправкой на национальный менталитет и погодные условия русской провинции. Ну и ещё до покушения на Шарля де Голля дело, слава богу, не дошло.

В общем, участкового того выполоскали и высушили на манер того как енот-полоскун честно украденный у туристов хавчик в луже полощет; из милиции его со страшным треском уволили, ещё и из партии хотели исключить, да выяснилось, что он беспартийный. Потом долго ещё мужика мурыжили по разным инстанциям – пока он не плюнул на все и не уехал в какое-то глухое лесничество работать егерем: полностью разочаровался, стало быть, человек в благах советской цивилизации и решил стать ближе к природе – так оно намного спокойнее. Эрнст Юнгер тоже, помнится, призывал в лес уходить; участковый тот про Юнгера и слыхом не слыхивал, но вот эмпирическим путём пришёл к тем же выводам, что лишний раз доказывает тот факт, что в критических обстоятельствах у неглупых людей мысли часто сходятся.

Бабушку, допустим, Зюкину чуть было не посадили за незаконное хранение оружия. Но потом вспомнили, что винтовка была все-таки наградная, а потому с учетом преклонного возраста и боевых заслуг ограничились строгим выговором по партийной линии. Да она и так в скорости померла, старушка-то.

А начальника милиции в обкоме так отрихтовали, что он потом неделю отпивался водкой, с наслаждением бил посуду и даже вроде бы на полном серьезе заявил жене, что, по его мнению, бабка Маша на той войне, возможно, «не в тех стреляла».
Что же касается винтовки, то она «всплыла» только через много лет, в самый разгар постперестроечного угара, когда из неё очень качественно завалили какого-то бандитского туза. Или тузика.

Знакомый мой эксперт-криминалист, рассказавший всю эту историю, говорил, что, судя по всему, «снайперка» поменяла много хозяев, повоевала и в Абхазии, и в Приднестровье. Винтовку кто-то грамотно отладил, вывесил ствол «на три точки», как это принято у снайперов, и отлично отрегулировал спуск. Приклад был изрезан зарубками, а на наградной пластинке, на которую ни у кого из владельцев, видимо, рука не поднялась, чтобы снять, цифра «148» исправлена. Там было написано «319».