Горящее дело

Однажды, разлюбезный мой читатель, случилась история в деревне Огоньки. Хорошо в Огоньках — бор сосновый, как из полей ароматных гречишных выйдешь прям по правую руку, а по левую — тридцать домов деревянных. Тишь, благодать, небо бескрайнее, да река бездонная. Только вот повадился вдруг в деревню красный петух по ночам бегать. Петух, не петух, может и цыпленок, но две бани, часовенку и собачью будку как корова языком слизнула. Урон хоть и не большой, а для деревни в двадцать девять домов и вовсе беда.

— Ой беда, беда, беда, судьбинушка, — голосила с утра у заброшенного старого дома доярка Тучкина. — Уже и дома палить начал, ирод. Что же нам делать, как жить дальше, надо его поймать.
Сбежавшиеся на крик селяне качали головами. Бабы охали, ребятишки исподтишка подкидывали в догорающую развалюху пучки сухой травы.
— Надо что-то решать! — втоптав в землю окурок, решительно заявил зоотехник Лопухов.
Решать решили в облупленном пятью десятилетиями ДК. Но пока шли, то вспомнили, что ключа нет, а коли нет ключа, то и решать нечего, поэтому, расстроившись, решили выпить. А потом думать...

— А что тут думать? Сыщик, говорю, приехал и теперь зовет всех. Из города приехал. Идти надо, — рисуя сердечки на запотевших за ночь окнах, сказал тракторист Митюхин. Не обращая внимания на раскиданные где ни попадя мужские спящие тела.
— Надо, так надо, значит надо идти. Надо что-то решать в конце концов! Пойдемте! — ударил кулаком по столу зоотехник Лопухов.
Подпрыгнули и опустились со звоном пустые бутылки, раззявила кровавую пасть банка из-под кильки. Мужики молча поднялись и пошли.

А в ДК уже вся деревня собралась. Следователь поднялся на трибуну и говорит: мол так и так, граждане, приехал я помочь вашему горю, и если кто чего видел подозрительное или слышал, то мне расскажите. А я все сведу воедино, и отыщу поджигателя. Тут все загалдели, бабы заплакали, мол спаситель ты наш, изыщи душегуба...
— Ну,- говорит сыщик, — пока до этого дело не дошло. А коли не дошло, то и искать будем. Вот как все есть, так мне на духу и говорите.
Тут же с первого ряда, тревожно оглядываясь по сторонам, поднялся тракторист Митюхин. И шепотом так рассказывает:
— Иду я, значит, ночью со смены, подзадержался. Вокруг тьма-тьмущая, тишина... и только туман по земле стелется, густой как сметана, теплый как парное молоко. Ну, думаю дай прилягу, отдохну, сил наберусь, и снова пойду. Только прилег... чу, слышу топот копыт. Откуда, коли конюшни у нас в деревне отродясь никогда и не было, и девкам с дискотеки рано еще возвращаться. Высунул я так аккуратно голову из тумана, смотрю, а там на краю леса всадник...
— Батюшки! Без головы... — ахнула доярка Тучкина.
— Всадник с головой, а лошадь без... Стоит, копытом бьет, а головы-то и нет. Только срез на шее кровавый, будто бензопилой сняли. Вжих- вжих- вжих.
Митюхин вскочил и, расставив ноги на ширине плеч, принялся пилить воображаемую шею воображаемой лошади.
-Вжих-вжих-вжих! Как будто вот так, — допилив, тракторист отложил пилу и продолжил. — Выглянул я значит из тумана, а он как заржёт...
— Конь? — взволнованно протирая очки спросил сыщик.
— Всадник. Конь же без головы, — недоуменно посмотрел на следователя Митюхин, — Конь без головы копытом бьет, всадник ржёт, а за его спиной дерево. Огромное черное дерево, ветками как щупальцами трясет и ко мне тянется.

— Сонная лощина... — прошептала доярка Тучкина и, выронив из рук пустое ведро, сползла по стенке на пол.
— Овраг за свинофермой. Точно он! Сжечь! — крикнул зоотехник Лопухов и полез в карман за спичками.
— Сжечь, сжечь, сжечь! — пронеслось по рядам, — Давно пора, все беды оттуда!
Селяне повскакивали со стульев и, возмущенно переговариваясь, направились к выходу. Процессию возглавлял бородатый механик Капустян, грозно сотрясая воздух трезубцем вил, прихваченных с собой на всякий пожарный.
— Прекратить безобразие! А то я вас всех арестую! — закричал в громкоговоритель сыщик, — мы же цивилизованные люди и решим все цивилизованно.
— Да, да! Что мы, дикари какие. Цивилизованно все решим, — отвесив подзатыльник Капустяну, крикнул Лопухов. Забрал у механика вилы и вытолкал из дверей ДК, тем самым потушив искру зарождающегося бунта.

Ночью горел овраг. Прибывшие на место происшествия пожарный расчет и следователь в валенках на босу ногу, постановили в рупор: «Пожар тушить, а собравшимся селянам расходиться по домам. И завтра грядут допросы».

Из показаний жителей деревни стало известно, что Огоньки являются всемирным центром странного и необычного.
Вот, например, Поликарп-покойный муж доярки Тучкиной. Три месяца как упал ему на голову с крыши дома ящик с гвоздями. И вбил Тучкина в землю по самые щеки. А как выкопали его, то сложился Поликарп в позу лотоса и сказал, что мол все тлен и брен и плоть его мертва отныне. Закрыл глаза и больше ни слова не молвил. Хоронить не стали, а как был, отнесли в сараюху и заперли. И теперь кормят раз в неделю, а в праздники стакан подносят. Стакан Тучкин, конечно, не берет, видимо, брезгует. Что случилось непонятно. Странно? Да.
Или вот овраг за свинофермой... Гиблое место. И давно о нем слухи всякие ходят. Ночью пар над ним струится, а из пара того пару раз видели, как люди выползают. Лопухов и доярка Тучкина. Но как говорит механик Капустян, то вовсе это и не Лопухов с Тучкиной, а их инопланетные клоны. И идут эти клоны потом в деревню, будто и есть люди они настоящие. Вот так увидели раз, что из оврага выполз житель соседнего, что через реку села Веревочки, Ивашкин. С розой в зубах. То дали ему по зубам лопатой и обратно в овраг затолкали. И сказали что, мол, больше не приходи сюда, чудище инопланетное, что дочь Лопухова Настасья не для тебя и чтобы Огоньки с Веревочками породнились, никогда такому не бывать. На том и порешили. Мост через реку между деревнями в щепки, а Настасью в баню, под замок.
А ещё из необычного, то помидоры со сливами уродились богато, что для такого поганого лета странно и подозрительно.
(записано со слов свидетелей).

Сопоставив полученную в ходе допросов информацию, следователь решил, что единственно верным решением будет ночной дозор. Помимо себя в команду дозора сыщик взял зоотехника Лопухова, тракториста Митюхина, и Яшку, по прозвищу Око.
Согласно тем же допросам, кличку Яшка получил за то, что после испития нескольких капель, открывался у него третий глаз. И видел тот глаз то, что обычному человеку и вовсе не под силу было. Поэтому брали мужики его с собой на охоту и рыбалку. Накапают Яшке, он выпьет, вздрогнет так всем телом, глаза вытаращит и пальцем тычет. Мол вон там, в километре от просеки на сосне глухарь сидит, и в зобу его сто сорок три почки берёзовые. А если на белку шли, то указывал, мол, сейчас вот не стреляйте, потому как затылком повернулась. На обратном пути, уж когда возвращались, то к реке подбежит, рукой так над водой поводит медленно и говорит, что вот тут вот сомов лежбище, а тут под корягой щучка притаилась. Мужики сапоги поскидывают и в воду, сомов со дна прям руками хватают и в ведро. Хороший парень.

Вот и взял его с собой следователь за те его умения. Вперед запустил. А за ним Лопухов с вилами, и Митюхин с бензопилой.
Идут, значит, тихо, на ощупь. Ночи то в Огоньках темные, хоть куда иди, все равно заблудишься. Но не с Яшкой. Как до поля добрались, капнули ему, третий глаз и раскрылся. Поводил Яшка оком вокруг и говорит:
— Ничего не вижу. Темно больно. Нужно залезть на дерево.
И побежал. А чтобы остальные не заблудились, зажигалку над головой поднял.
На окраине леса дуб огромный. Взобрался Яшка на его самую вершину, и шепчет вниз, обстановку докладывает. Все мол спокойно и ничего подозрительного. На крыльце пастуха Рожкина сапоги кирзовые грязные стоят, значит как обычно ходил картошку воровать, дед Капитон сети на реке ставит, в Веревочках все спят и только три козы на пригорке пасутся.
— Сети чай у поймы ставит? — поинтересовался Лопухов, скучающе ковыряя вилами в зубах.
— Чего неведомо, то и не знаю. А ровно в том месте, где в прошлом году караси на берег выпрыгивали. Хорошее лето было. Благодать, — вздохнул сверху Яшка.
— Чего хорошего? На жареху только и насобирали, — фыркнул из кустов тракторист Митюхин.
— Это если разделить, а в целом очень много карасей вышло, — дельно заметил Лопухов.
— Что за караси? — не выдержал следователь.
— Мелкие. Ай... — буркнув, махнул рукой из кустов Митюхин.

Вдруг раздался страшный треск веток, и Яшка упал на землю:
— Волк! К козам крадется.
— Где? — спросил следователь, стаскивая со ствола дуба стучащего зубами Лопухова.
— Там! — уставился оком на пригорок с козами Яшка.
Выставив вперед Лопухова с вилами, дозор медленно двинулся к реке. Добравшись до берега, легли на землю и раздвинули камыши.

Прямо на том берегу, аккурат у деревни Веревочки стелился туман. Густой как сметана, теплый как парное молоко. Вместе с туманом к пригорку скользила черная тень. Ловко обойдя коз, тень остановилась. Мужчина, а это был мужчина, выпрямился во весь рост и принялся вглядываться в даль. Налетевший вдруг ветер трепал рукава его телогрейки и колени трико.
— Это Ивашкин, — прищурившись оком изрек Яшка.
— Убью! — схватился за вилы Лопухов.
— Тише вы, спугнете, — шикнул следователь.
— Тише, тебе сказано! — прошептал Лопухов и отвесил подзатыльник нервно жующему камыш Митюхину.
Дозор замер. Ивашкин тоже. Затем, с опаской оглядевшись по сторонам, достал из-за пазухи большой пакет, спички, и еще что-то. Облизнул указательный палец и поднял его вверх.
— Направление ветра определяет, ирод, сейчас поджигать начнет, — хныкнул Яшка.

В подтверждение его слов Ивашкин встряхнул шуршащий пакет и чиркнул спичкой. Прямо на глазах пакет начал расти и распрямляться, пока не превратился в большое алое сердце. Грустно вздохнув, Ивашкин с тоской посмотрел на спящие Огоньки, и разжал руки. Сердце, с мельтешащим под ним огоньком взмыло вверх и полетело на другой берег, в сторону дома Лопухова. Мужчины поднялись с земли и задрали головы в небо.
— Это он мой Настасье отправляет! Убью гада, — закричал Лопухов, и зажав в зубах вилы, прыгнул в реку.
— Живым брать! А то знаю я вашу самодеятельность, — бросил ему вдогонку следователь.

— Красиво летит. Только к Тучкиным, — вздохнул Яшка, — ветер то поменялся. Эх, так все и погорим...
— Две знатные фамилии, равно почтенные, в Вероне обитали, но ненависть терзала их давно, всегда они друг с другом враждовали, — разрыдался вдруг тракторист Митюхин, глядя как Лопухов выбирается из воды и бежит к Ивашкину.
— Тьфу! Отставить! Тушить! — закричал сыщик, и дозор побежал в деревню.

Тушить не успели. Сарай Тучкиных обвалился. Из-под обломков выбрался дымящийся Поликарп, оглядел прибывших, дал в рыло следователю, и пошел топить баню.
Ивашкину влепили месяц исправительных работ в курятнике и штраф. На фоне произошедших событий у Яшки обнаружилось третье ухо, с помощью которого он засек над Огоньками вещающий на секретных радиоволнах натовский спутник. Но это уже совсем другая история, мой разлюбезный читатель.