Скорый из прошлого. Гл. 5. 4. Букетик южной сирени
Накануне очередных выходных дней, Елена Ильинична сказала племяннице:
— Приглашай Антона в гости на обед.
— Правда, можно?
— Таня, нужно! Я перед твоей мамой отвечаю за тебя головой. Хочется поближе познакомиться с тем, кого ты выбрала себе в мужья.
— Ой, я так вся волнуюсь, когда вижу Антона! Идём рядом, и мне желается, чтобы он меня обнял и поцеловал, но нельзя же так сходу.
— Нельзя, милая. Возомнит о себе много. Да и сладкие поцелуи могут оказаться в итоге горькими, но, думаю, у вас будет всё хорошо.
— Конечно, тётя! И я очень хочу в любви зачать ребёнка.
— Умница ты моя и мамина! Смысл любви мужчины и женщины заключается, вне всякого сомнения, прежде всего в материнстве и ни в чём ином.
— А счастье материнства начинается с момента зачатия, так ведь, тётя?
— По-другому и не должно быть. Я вот осталась, к сожалению, бездетной из-за лагерей. Надорвалась.
— Я Антону нарожаю много детишек! И за себя и за вас.
— Счастливая и влюблённая ты, Таня. Ну, беги. Ждёт тебя.
Елена Ильинична осталась довольной встречей с Антоном. Она была приятно удивлена подаренными ей красными розами и коробкой шоколадных конфет. Сомнений не возникало: племянница заприметила и полюбила отличного парня. Он хорошо знает, чего добивается в жизни. Правда, ей не пришлось по душе, что Антон восторженно рассуждал о своём вступлении в партию, её «замечательной» роли в жизни огромной страны, начиная с октябрьского переворота. На этот счёт у Елены Ильиничны было особое мнение: многие родственники погибли в лагерях. Муж сгинул на Колыме: по злому навету соседей взяли ночью их, молодых и безвинных, и отправили в ссылку. По дороге, однако, разлучили, и вскоре у неё случился выкидыш. Родился бы первенец. Так что она до сих пор в какой-нибудь приватной беседе благодарит: «Спасибо большевистской партии за всё хорошее и в моей жизни…»
В свою очередь, Антон был обрадован гостеприимством и добродушием Елены Ильиничны. Она угостила гостя вкусным обедом и десертным вином, оказалась внимательной собеседницей, вновь пригласила в гости. Кроме того, вручила ему и племяннице квартальный абонемент в плавательный бассейн.
Они посещали бассейн с величайшим удовольствием. Правда, Таня стеснялась отчаянно, когда впервые шла из женской раздевалки в красивом синем купальнике к поджидавшему её Антону. Искренне восхищалась, что её возлюбленный плавал прекрасно и баттерфляем, и кролем, а вот она плавала кое-как, что его сильно смешило:
— Таня, смотри и запоминай...
Она старалась преодолеть хотя бы несколько метров, и Антон вновь и вновь показывал, как надо правильно плыть.
— Я научусь! — чуть не клятвенно пообещала она и безо всякого лукавства сказала: — А на спине тоже трудно?
Он поплыл легко и непринуждённо. Таня попыталась лечь на спину и мгновенно устремилась ко дну. Попробовала вновь — тот же результат. В третий раз сильные руки Антона вовремя и безо всякого умысла, галантно, подхватили её. «Как мне хорошо на твоих руках!» — тотчас могла бы она вслух сказать, но лишь на несколько секунд зажмурила глаза, а затем широко их открыла. Антон смотрел на неё — нежно, влюблено.
Их совместное времяпрепровождение не ограничивалось плавательным бассейном. Очередным сильным увлечением оказался городской каток. Они оттачивали конькобежное мастерство под любимые мелодии советской эстрады.
В апреле Антон купил лыжи себе и подарил другие Тане. Если погода выдавалась безветренной и солнечной, они уходили далеко в лесотундру и там, сняв с ног лыжи, отдыхали возле высоких и запорошенных скалистых камней. Потом они, разрумянившиеся, счастливые и влюблённые, неторопливо возвращались в город. То Таня шла по лыжне за Антоном, а он всё оглядывался, не отстала ли она, то Антон — за Таней. Иной раз она пыталась убежать от него, оборачиваясь и очаровательно улыбаясь. Чаще всего они шли рядом и весело переговаривались.
Однажды Таня решила пройти без лыж вокруг высоких камней по снегу, казалось бы, плотному, и провалилась в него по пояс, но не испугалась, а задорно рассмеялась, протянув к Антону руки:
— Скорей спасай меня!
— Ты не ушиблась?
— Ни капельки! В снегу глубокая пустота. Её намело, наверное. Я могу и сама выбраться, но не хочу и не буду.
Через несколько шагов Антон тоже провалился в снег и, как когда-то в заснеженном автобусе, оказался лицом к лицу с Таней. Румяные щёчки, алые губы, синие-синие глаза. Она смущённо закрыла их в ожидании неотвратимого и желанного первого поцелуя.
— Пора возвращаться в город, — не скоро она тихо и ласково прошептала.
Дома Таня недоумевала, почему Антон там, у камней, не объяснился в любви и не предложил выйти за него замуж? Ведь целовались и целовались! Доверительно сказала обо всём тёте. Она обняла племянницу:
— Глупенькая, что же так разогналась замуж? Любит он тебя, непременно позовёт к себе навсегда. Потерпи чуток. До свадьбы, пожалуй, недалеко.
Елена Ильинична оказалась права. Через несколько дней лёгкий майский мороз сменился резкой оттепелью. Плюс пять, а на солнце и того больше. Они проходили мимо кинотеатра как раз в то время, когда на его ступеньках какой-то предприимчивый южанин расположился с широко раскрытым огромным чемоданом, наполненным доверху белой сиренью, и принялся бойко продавать каждую крохотную веточку ровно за рубль.
Без промедления Антон направился к продавцу в широкой кепке, похожей на аэродромное поле, и возвратился к Тане с букетиком сирени:
— Я люблю тебя! Выходи за меня замуж.
Таня приподнялась на носочки и поцеловала его:
— Нежный мой, хороший мой, сладкий мой… Хочу, хочу, очень хочу за тебя замуж…
Обрадованный красноречивым ответом возлюбленной, Антон шёл рядом с ней по солнечному Ленинскому проспекту, а в голове почему-то вертелась завистливая мысль о продавце на ступеньках кинотеатра: «Сколько же веток сирени поместилось в огромном чемодане? Наверное, не с одним таким багажом прилетел. Как пить дать, сказочно обогатился. Мужик башковитый...».
Через два месяца Антон и Таня зарегистрировали брак, а на свадьбе в «Северной Незабудке» они беззаботно танцевали и под громкий счет «раз, два, три…» целовались без устали. И, как на всякой свадьбе, случилось нечто неординарное. На первый этаж, со второго, где не без лёгкого алкоголя завершился тематический вечер поэзии, заглянули почитатели творчества Сергея Есенина. Один из них начал декламировать, видимо, полюбившееся стихотворение. И всё громче и громче. Умолкла музыка.
Короткая барабанная дробь со стороны оркестра была воспринята чтецом в качестве бурных аплодисментов. Он всё яростнее жестикулировал обеими руками, в такт покачивая головой. На чтеца зашикали:
— Не для свадьбы стихи...
— Шёл бы ты домой, пока милицию не вызвали!
— Тут свадьба, а он, гляди, распелся: «в русской рубашке под иконами умирать...»
— Небось, комсомолец, а читает что ни попадя.
— Того и гляди, как «похабник и скандалист», в драку полезет. Пора милицию вызвать.
Без лишних уговоров и мирно любители поэзии ушли из кафе. Антон язвительно шепнул Тане на ушко:
— Не стихи такие читать нужно, а коммунизм строить... Бездари.
— Зачем ты так, Антон? Кстати, я тоже люблю стихи Серёжи Есенина...
После свадьбы молодожёны отправились в трехкомнатную квартиру. Семья, хорошо знакомая Елене Ильиничне, отбыла на юг в длительный отпуск. Медовому счастью молодожёнов не было границ и предела, а желание Тани зачать в любви было естественным и понятным. Ей и в голову не могла прийти мысль, что в супружеской жизни всё может быть иначе. Она добросовестно старалась «понять», нет ли пигментных пятен на лице, не тянет ли на солёненькое, не подташнивает ли. Ничего такого не замечала и терпеливо ждала от самой себя радостной новости.
Антон был сам себе на уме: в ближайшей перспективе — никаких детей. Не надо спешить с ними, надо работать, поступать учиться и жизни радоваться. И, в конце концов, не ему же отправляться на аборт, если уж так случится.
Таня с помощью той же тети смогла оформиться на постоянную работу в службу по техническому надзору за эксплуатацией домов — с вечной мерзлотой шутки плохи, дом может поплыть и рухнуть. Труд — ответственный, но не пыльный и с хорошей зарплатой. Они мечтали, конечно, получить свое жилье, хотя бы комнату в квартире с соседями, но с визитом в жилищное управление Антон всё откладывал, опасаясь получить отрицательный ответ. Валерий деловито советовал другу:
— Есть шансы получить жилье, если жена беременная. Но ты, давай, по комсомольской линии добивайся комнаты в коммунальной квартире, обратись прямо в горком комсомола. Ну, вот женился… Дети, сами понимаете, вот-вот.... Объясни…
Пойти на такой шаг Антон не решался, хотя по умному совету тёти официально Таня была прописана в женском общежитии. Так легче будет получить жильё. И он прописан в общежитии. Так что для начала причина заявиться в горком ходатайствовать о комнате в коммунальной квартире вроде бы есть. Но вскоре его будут принимать из кандидатов в члены партии, и как могут воспринять на партийном собрании попытку «пробить» себе жилье, он не мог предугадать. Нет, рисковать с приемом в партию никак нельзя. С ней, партией, связаны все его планы на счастливое будущее. Быть коммунистом — архиважно.
Однажды Таня буквально влетела из подъезда в квартиру, где они всё ещё жили со дня свадьбы:
— Догадайся, о чем я тебе сейчас скажу.
Антон поцеловал жёнушку-красавицу:
— Хочешь пойти в кино?
— А вот и не угадал!
— Отправимся в кафе?
— Нет же, нет!
— В гости?
— Нет, нет, нет! Антон, я завтра пойду к врачу.
— Если к врачу, то зачем радоваться?
— Я пойду к женскому врачу. У нас будет ребенок! Или мальчик, или девочка. А, может, мальчик и девочка. Одна молодая мама с моей работы, так и сказала: «Ты, Танечка, беременная по главному признаку!»
Счастливая, она не замечала, что Антон ее радости не разделял. Впервые после свадьбы его охватывало с трудом скрываемое раздражение. Он был уверен в том, что сначала ему надо сдать вступительные экзамены в институт на заочное отделение, а по окончании трудового договора перебраться в Прибалтику. Их позвала жить к себе Танина мама, как только она узнала о твёрдом намерении дочери выйти замуж.
— Таня, по какому «главному признаку»?
— Ну, по «этому» признаку? Что непременно с женщиной случается раз в месяц? А если не случается, то… что тогда?
— Танечка, неужели? — он изо всех сил старался выглядеть радостным и доброжелательным.
— Если бы ты знал, как я хочу родить ребеночка! Завтра ты сможешь пойти в жилищное управление с нашими паспортами и со свидетельством о браке. Так и скажи: «Жена моя — беременная. Справку принесем!» Надо поторопиться. Скоро возвратятся с юга хозяева этой квартиры.
— Да, обязательно пойду, завтра же.
В голове у него возникал самолюбивый замысел. Необходимо, действительно, как можно быстрее получить жилье, а затем сделать аборт. Таня его любит — согласится на аборт. Не получат жилье — больше причин будет для аборта. Зачем им сейчас такая обуза — дети?
— У нас будет много детей, — не успокаивалась Таня. — Уедем к маме, пусть радуется. Антон, милый мой… счастье моё...
На следующий день с паспортами и со свидетельством о браке Антон оказался на приеме в жилищном учреждении. В большом зале с наполовину коричневыми стенами ожидали своей очереди на коричневых стульях люди самого разного возраста. Согласно составленному списку специалист по жилью, строгая женщина в очках с коричневой оправой, приглашала кого-нибудь из присутствующих на краткую беседу. Антон услышал, наконец, свою фамилию. Через несколько минут ему было предложено:
— Вот по этому адресу посмотрите жильё и приходите послезавтра сообщить о своем решении. Справку о беременности жены не забудьте.
С телефона-автомата обрадованный Антон тут же позвонил Тане на работу, и через полчаса они отправились по указанному адресу. Вскоре он впервые увидел её расстроенной и несчастной:
— Как же я буду вынашивать нашего ребеночка, в каких условиях кормить его, купать? Общие туалеты, общие душевые, общие кухни… Ужас, ужас… Всюду грязь, грязь… И тараканы… Огромные, мерзкие, противные... Страшный дом! — она заплакала горькими слезами.
— Я и сам вижу, что удручающий... Не ходи к врачу за справкой, ты сильно расстроена.
Через день он в числе первых отметился в списке на прием по жилищному вопросу. Собралось еще больше народу, может быть, до сорока человек. Все терпеливо, как и в прошлый раз, сидели на коричневых стульях молчаливыми рядами.
— Вы согласны получить жилье по указанному адресу? — минут через двадцать спросила его та же самая дама из городской жилищной системы.
— Молодой семье жить там невозможно.
— В таком случае, ничем не можем вам помочь. К сожалению, не можем.
Неожиданно для себя и всех присутствующих он резко поднялся со стула и, опираясь обеими руками на коричневый стол, вскипел неподдельным негодованием:
— К сожалению?!! Вы лично были хоть раз в том жутком свинарнике?! Вы хоть раз видели весь кошмар своими глазами?! И это где?! На Всесоюзной ударной комсомольской стройке?! Молчать я не намерен… Я сообщу... я сообщу... в Политбюро ЦК КПСС!
Антон круто развернулся, направился к выходу и машинально присел на коричневый стул, самый крайний и одинокий. Он понял: по его вине случилось нечто ужасное. Об этой грубой выходке узнают в парткоме, и ему могут отказать в приеме в партию. Ладно, успокаивал он себя, если не будет жилья, то больше причин будет уговорить Таню сделать аборт. Но как дальше жить, не будучи партийным? Погорячился. Эх, Таня… Не могла погодить с беременностью!
Прошло, может быть, с полчаса. Он всё не уходил. В голове вертелось только одно: не примут в партию! Вот тебе и сладкий медовый месяц, почти целых два. Не подумали предохраняться. Надо уговорить Таню на аборт. А сейчас — дождаться конца приема, извиниться перед этой конторской крысой. Мол, погорячился, совершил опрометчивый поступок — накричал, оскорблял, можно сказать.
Дробью застучали по полу каблуки туфель строгой дамы, огорчившей его. Все ближе и ближе. Неужели к нему? Ясное дело: немедленно выгнать, чтобы не торчал перед глазами. Конечно, выгнать!
Антон лишился дара речи, когда она, наклонившись к нему, вручила записку и негромко сказала:
— В жилищной конторе по указанному адресу вам дадут ключи от двухкомнатной квартиры и свободной комнаты. Я уверена, что она вам подойдет. Оформляйтесь.
Антон почти выбежал на улицу, безудержно радуясь и недоумевая. Своим дерзким поведением он вовремя насыпал соли на какую-то рану в жилищной системе? Опасаются, что он на самом деле пойдет по «высоким инстанциям» жаловаться?! Возможно.
— Вы, наверное, родились в рубашке? — улыбнулись ему в конторе и вручили ключи от квартиры и комнаты.
Комната в двухкомнатной квартире на Советской улице. Почти в центре города. В минуте ходьбы от Ленинского проспекта!
Соседей дома не было. Он осмотрел жилую комнату, просторную и чистую. Заглянул на кухню с холодной и горячей водой, в туалет и ванную — никаких претензий! Коридор — широкий и аккуратно отремонтированный. Он не верил своим глазам и пулей возвратился назад в контору.
— Ну, как, вы довольны?
— Мы с женой согласны, — ответил как можно спокойнее и солиднее.
Молодожёны купили кровать, постельное бельё, стол и стулья, телевизор, этажерку для книг, несколько полок. Новенький холодильник «Бирюса» наполнили разными продуктами.
— Где поставим детскую кроватку? — ворковала Таня. — Вот завтра и пойду к врачу. Всё в итоге замечательно уладилось с жильём.
Не знала бедняжка, что её естественная мечта стать мамой никак не вписывалась в круг забот, безжалостно очерченный Антоном. Сделать аборт, а в дальнейшем любимая жена не должна больше огорчать его «хорошими новостями».
Да и в какой семье аборты не делали? Плёвое дело, разрешенное советской властью. Она, руководимая любимой партией, Антон был в этом уверен, зла никому не желает. Таня обязательно должна сделать аборт. Если не уговорит по-доброму, то тогда прикажет! За аборты из партии не выгоняют.
Продолжение: http://proza.ru/2021/05/02/1232
Свидетельство о публикации №221050200982