Шмяк

Осенний сезон догорал, а в морозилке зябко ежился один-единственный чирок-свистунок. Кобель Туз откровенно хандрил. Его нерастраченный пыл изредка обрушивался на обозленных отсутствием дачников комаров и осоловевшего от безделья хозяина:
-  Жизнь дается только раз. А ты уже дважды забывал ружье, — приходилось возвращаться. Сколько ни плюй, примету не обманешь!

И он прав, я совсем расклеился. Вставал поздно, питался с Тузом гречневой кашей, приправленной тушенкой. Топтать луга расхотелось (мы их основательно проредили), а выбивать дичь под ноль — вопреки моим правилам.

— Коронавирус пригвоздил уток к местам гнездования. Они стали не выездными, то бишь не вылетабельными, — я сделал робкую попытку отшутиться, — Хочешь, за рябчиками сходим?

Сидеть, не шелохнувшись, на колком (пока я маню лесного петушка) кобель не любил.
— Ни за что! Ряба манить — последнее из кармана высвистишь. Выбирай: или оставшиеся тетерева, или жирные-прежирные кряквы.

Пришлось вновь отправиться на болота. Недалеко от излюбленного мыска нам встретился старинный приятель. К слову сказать, именно он принимал меня в общество охотников и рыболовов. Юра бодро (несмотря на восьмой десяток) вышагивал с лодкой и ружьем за плечами.
Туз приветственно завилял обрубком хвоста. Предательский ход собачьих мыслей открылся со всей очевидностью: ни один так другой какого-нибудь да собьет. Я бы тоже завилял, ибо радовался, что друг отложил удочку и вернулся к охоте. Энное количество лет назад Юра потерял чудесную собаку — спаниель (гадюка укусила) и надолго повесил ружье на стену. Понять его нетрудно: боровой дичи в наших местах практически нет, а в лугу да на озере без четвероногого помощника делать особо нечего.
— Птицы мало, — Юрик потрепал кобеля за ухом, — но тебе хватит.

Обмен информацией подтвердил наши наблюдения: в округе скрывается пара выводков чирков-свистунков, лысуха, тройка и две по одной кряквы. Цапля, дрозды и сова — не в счет. Если почаще промахиваться, растянем удовольствие до первых заморозков. Перспектива, сами понимаете, не очень заманчивая, но вполне реальная. На том и порешили.

Пока ходили вдвоем, все шло по плану: пуделяли дружно, с огоньком. Напуганные канонадой, пернатые вскоре привыкли и нагло пролетали под самым носом. Все труднее приходилось подбирать обоснование нерезультативной стрельбы.
— Каблук поехал, — оправдывался я.
— Патроны подсыпают, — разводил руками Юра.

Через неделю первым не выдержал он. Шмяк! И тройка крякв превратилась в двойку. Ах, так? На следующий день заторопился и я. Шмяк! Чирки-свистунки обеднели на одну особо нахальную особь.
Туз заметно повеселел. Одно дело сплавать по еще теплой воде, другое — бултыхаться среди подмороженных карасиков.

Подсчитав убытки, мы слегка повздорили и продолжили пуделять.
Потом Юра взял отгул. А зря.
 
Шмяк! Заплывшая жиром утка с трудом протиснулась в рамки моего вероломства.
 
В ту ночь я плохо спал. Укоры совести покусывали не хуже комаров.
— Да не вертись ты! — кобель ткнул в бок когтистой лапой. — Мы ему не скажем.
— Что ж, он считать не умеет?
— Сошлемся на ковид, — зевнул Тузик,— мол, старая, не сдюжила…
И я — доверчивая душа — успокоился и заснул. А зря.

— Намедни крякву «семеркой» стукнули, так шмякнулась прям в рюкзак, — похвалился кобель на вечерней зорьке.

Юра скривился в подобии улыбки и сквозь зубы процедил:
— Молодцы!

Затем долго загибал пальцы и мрачно подытожил:
— «Шмяков» осталось максимум дней на восемь-десять. Пора червей копать.