50-я годовщина депортации и похороны первого прези

   23 февраля 1994 года исполнилось 50 лет со дня депортации чеченского и ингушского народов в Среднюю Азию и Казахстан. Погода в то утро выдалась пасмурной (как вспоминали старики, такой же мрачной она была и в то роковое утро 23 февраля 1944 года). Густой туман окутал всю площадь перед мемориальным комплексом, сооружённым из надмогильных плит. Моросил холодный дождь.
     На импровизированной трибуне - Президент, члены Парламента и Правительства Чеченской Республики, а также гости из ближнего и дальнего зарубежья, среди которых – народный поэт Казахстана Олжас Сулейменов, другие именитые лица. На площади перед трибуной развёрнуты войсковые подразделения.
     Скорбные минуты молитвы за души невинно убиенных. Их число озвучил в своём выступлении Джохар Дудаев: только за первые три года ссылки погибло шестьсот тысяч чеченцев и ингушей. Президент напомнил о трагических событиях в Грузии, Таджикистане, Узбекистане, Азербайджане и других республиках уже в наше время, где тысячи людей также стали жертвами имперской политики России. Призвал помнить о геноциде, совершённом в отношении чеченского и ингушского народов, напомнив и о кощунствах, творившихся на наших кладбищах. А могильные плиты за его спиной,  немые свидетели тех страшных преступлений, словно клятвенно подтверждали обвинения в адрес палачей.
    Торжественная речь окончена. Командующий парадом, заместитель начальника Главного штаба Вооружённых сил Чеченской Республики Аслан Масхадов, докладывает Президенту о готовности подразделения к параду. Его чёткие команды на чистейшем чеченском звучат более категорично и резко, нежели на русском. Эта особенность и заставила меня обратить внимание на человека их отдававшего. Аслана Масхадова я увидела в этот день впервые.
   На следующий день состоялось прощание с Президентом Грузии Звиядом Гамсахурдиа, тело которого было извлечено из места тайного захоронения в Зугдиди и доставлено в Грозный представителями ЧР и Литвы во главе с З.Яндарбиевым. Гроб покойного стоял посередине Мраморного зала Президентского Дворца, убранного множеством венков из свежих цветов и буквально усыпанного букетами, которые несли сюда пришедшие проститься. Лицо его сохранило удивительную свежесть, словно время после смерти вело отсчёт не на месяцы, а на часы.
    Пришедшие попрощаться с Президентом Грузии  все эти несколько дней шли нескончаемым потоком. Наряду с гражданами Чеченской Республики здесь было немало сторонников и друзей Звиада Гамсахурдиа, прибывших из Грузии.
    На трибуне перед Президентским Дворцом -  Джохар Дудаев, члены Правительства и Парламента. Напротив трибуны выстроились по стойке смирно подразделения чеченских вооружённых сил. На площадь медленно вступил украшенный национальным флагом Грузии танк, на лафете которого был установлен гроб с телом З.Гамсахурдиа. За ним следовала траурная процессия во главе с представителем грузинской церкви. Тысячи граждан Чечении и Грузии отдавали последние почести законно избранному Президенту Грузии, свергнутому в результате военного переворота, но оставшемуся верным своему долгу и не пощадившему ради него своей жизни.
   Скорбная процессия направилась к резиденции З.Гамсахурдиа, во дворе которой он будет похоронен. Уже вырыта  могила, размерами гораздо больше обычной.
   Траурная процессия была ещё в пути. За воротами – большое скопление людей. А во дворе – всего несколько человек, среди которых – прибывшая для участия в похоронах заместитель председателя партии «Демократический Союз России», которая и рассказала мне о странном явлении, которому стала свидетелем.
   В связи с гриппозным состоянием она, вместе с несколькими пожилыми родственницами З.Гамсахурдиа, осталась в резиденции и не принимала участия в траурной процессии. То, что произошло через несколько минут у неё на глазах, поразило её.
   Она рассматривала верхушки голых деревьев, предавшись своим мыслям, стараясь не смотреть вниз, как вдруг, невесть откуда, возникла стая белых ворон. Они, по её словам, совершили над свежевырытой могилой несколько организованных кругов, напоминавших некий таинственный ритуал, и, взмыв ввысь, так же внезапно исчезли из виду. Подумав, уж не привиделось ли это ей, взглянула вниз и увидела, что несколько человек, рывших могилу, и двое молодых людей из охраны, задрав головы, с изумлением наблюдают за той  же картиной.
   Я никогда за всю свою жизнь не видела ни одной белой вороны и потому согласилась со своей собеседницей, что тут отдаёт чем-то сверхъестественным.
    В одном из своих интервью Звиад Константинович говорил, что верит  в божескую справедливость и потустороннюю жизнь...
    Через два дня после похорон я вновь встретилась с представительницей Демократического Союза  во дворе той самой резиденции, куда  ещё совсем недавно входил живой Звиад Константинович, а теперь выросла его могила. На каменной плите – несколько букетов свежих цветов. Говорим о покойном, о Валерии Новодворской, которая очень тяжело переживала гибель друга. Тому, что не приехала сама, а прислала заместителя, были свои причины, которых я не стану здесь касаться.
   Последний раз Звиада Гамсахурдиа я видела в Президентском Дворце. Его связывали с кем-то то по одному, то по другому телефону. Мне показалось, что и он, и сопровождавшие его люди были чем-то взволнованы. Все почему-то стояли, не снимая верхней одежды. Звиад Константинович ждал связи напряжённо, держа руки в карманах тёмно-синего плаща. Я не могла знать, что вижу этого человека живым в последний раз, что он возвращается в Грузию, где его ждали и где до предела обострилась политическая обстановка, один за другим возникали митинги в знак гражданского неповиновения существующей власти.
   В одном из интервью, отвечая на мой вопрос, что послужило причиной его свержения, Звиад Константинович ответил: «Неправильный подбор кадров», добавив после паузы, что, к сожалению, совершённые им ошибки повторяет и Джохар.
   Смерть З.Гамсахурдиа была загадочной. По одной версии, он был убит прицельно, из снайперского оружия, в своей спальне, спящим. По другой же, как сообщала российская пресса, он, якобы, длительное время страдал неизлечимой болезнью и ушёл из жизни добровольно. Поверить в последнее было трудно. З.Гамсахурдиа не был похож на больного. А допустить, что такой закалённый в борьбе человек, всю жизнь подвергавшийся преследованиям, прошедший через тюрьмы, как диссидент, мог так просто, без объяснения причин, не оставив прощального послания для семьи, перейти последнюю черту, было невозможно.
   Развеять подобные сомнения могла его жена, кстати, врач по специальности. Манана с ходу отмела версию о самоубийстве и домыслы о болезни, которой, якобы, страдал её муж, не скрывая возмущения в адрес СМИ России, безответственно распространяющих заведомую ложь. Она  склонялась к версии о предательстве.
   Во время нашей беседы в вестибюле появились  двое её сыновей. «Очень переживают», - сказала она, перехватив мой взгляд, затем подозвала обоих. Ребята вошли в вестибюль, поздоровались, спросили на что-то разрешения у матери и тут же вышли.
    Я знала их с тех пор, как они приехали в Грозный. Старшему – лет семнадцать. Младшему – лет 10-11. Его я встречала почти каждый день то у реки Сунжи, то у парка, то у ворот резиденции, мимо которой я каждый день проезжала. Мальчик всегда был один, что в их положении было небезопасно. Я знала ребят, которые несли круглосуточную охрану семьи Гамсахурдиа. Они жили на первом этаже особняка. Может, они следили за ним, не обнаруживая себя?
   Сыновья, видимо, пробудили в памяти Мананы какие-то счастливые воспоминания, и она, провожая их взглядом, сказала: «Очень любили отца. Бывало,  соберутся  вместе, веселятся так, что не различишь, где взрослый, а где дети. В такие минуты я чувствовала себя старше их всех, говорила: «У меня четыре сына (двое -  родных, третий – сын мужа от первого брака, а четвёртый - сам   Звиад Константинович)».
   Говорили об отце Звиада, классике грузинской литературы Константине Гамсахурдиа. Я уходила от Мананы, всё ещё ощущая горечь скорби, обрушившейся на эту семью, с мыслью, что мир потерял ещё одну яркую и неординарную личность.