Именем Космоса. Часть 3. Глава 17

Майран, Фарите и Дарми вылетели на Землю в этот же день и на следующий, в воскресенье, ближе к обеду, были недалеко от Парижа на одном из крупнейших космодромов Земли. Фарите здесь показалось очень тепло, словно летом, но задержаться было нельзя. Они пересели на орбитальное такси, и через полчаса оно доставило их на космодром Луногорска.

Словно в насмешку, здесь сильно мело, всё засыпано было глубоким свежим снегом, и солнце с трудом пробивалось сквозь мутную пелену облаков. Майран включил на скафандре Дарми силовое поле – на детских скафандрах оно отключалось не ребёнком, а любым взрослым, внесённым в программу.

– Вы куда сейчас? – спросила Фарите Майрана, когда они вышли из здания космопорта в город. Дарми, утомлённый быстрой сменой составов атмосфер, атмосферных давлений, климатов, часовых поясов и погодных условий, тяжело заснул у отца на руках. – Ему поскорее домой надо. И отдыхать. А ты его снова в Космос, да?

– Что ж поделаешь, пусть привыкает. Спокойной жизни со мной ему не будет.

– А здоровья хватит ему на неспокойную жизнь?

Майран улыбнулся:

– Хватит. Я всё-таки в тесном контакте с лучшими медикологами Галактики. Сейчас мы доставим тебя домой, передадим с рук на руки Аифаш или Анне и побежим дальше.

– Никакого ко мне доверия! – притворно возмутилась Фарите. Она была рада, что Майран заедет к ним домой. – Сегодня Тэад должен быть дома, и Аена с Сергеем наверняка приехали. И Володя с Томой, скорее всего.

– Вот и мы с Дарми свалимся Анне на голову, до кучи, – снова улыбнулся Майран. Душу обоим жгло нетерпение, но ни к чему было проявлять его.

Анна встретила их, как всегда, радушно. У неё и правда был полный дом. Навстречу вновь прибывшим выбежала Наташа, увидела Дарми, радостно заулыбалась.

– У меня хорошее известие для тебя, – сказал Майран, не дожидаясь её обычного вопроса.

– Да? Какое?

– Кильрата поймали.

У Наташи недоверчиво приподнялись тонкие бровки:

– Правда? Наконец-то! – воскликнула девочка и рванулась в большую комнату: – Мама! Папа! Того пиола поймали! Кильрата!

От её крика проснулся Дарми. В прихожую вышли Аена с Сергеем, за ними – Тэад, Аифаш и Володя с Томой. Наперебой здороваясь со всеми, Майран подтвердил:

– Да, сейчас он отправлен на Тиргму – как я понимаю, на бессрочное одиночное поселение.

Он посмотрел на Аифаш. Фарите подошла к сестре, прижалась к её плечу. Аифаш улыбнулась, сглотнув комок в горле:

– Хорошо, что это произошло. Жаль только, что не на шесть лет раньше.

– Или хотя бы не на год, – тихо сказала Фарите.

Со второго этажа донёсся младенческий плач. Аифаш устало извинилась и ушла к детям. Майран взглянул на Дарми.

– Анна, накормите голодного, – попросил он.

– Может быть, всех троих? – спросила Анна.

Фарите и Майран согласились. Они перекусывали на лайнере незадолго до посадки, но Майран ещё помнил по работе на Терции, что не надо упускать случая вовремя поесть, а Фарите, чувствовавшая себя в этом доме немного хозяйкой, села за стол по закону гостеприимства.

Анна быстро собрала на стол и взяла на руки Дарми. Глядя, как он орудует ложкой, она заметила со вздохом:

– У него хорошее имя.

Фарите напряглась, боясь, что разговор может зайти о Дарголе. Но Майран помнил её просьбу не касаться темы старшего сына Анны.

– Так звали моего друга, – сказал Майран глухо. – Он погиб, и я назвал Дарми его именем. Правда, потом мне не раз говорили, что нельзя было называть ребёнка в честь умершего – это может повредить ему в дальнейшем.

– Вы верите в это? – с улыбкой спросила Анна.

– Нет.

– Я тоже. Имя – это в первую очередь характер.

Майран внимательно смотрел на Анну. Он чувствовал в ней большую и мудрую душу, но поговорить с этой женщиной и узнать её поближе у него всегда не было времени.

– Скажите, Анна, кто вы по профессии?

– Я лингвист.

Это вызвало удивление у Майрана. Ему казалось, что она не сможет удовлетвориться мирной научной работой. Человек с таким характером должен был находиться на линии огня. Анна поняла его замешательство и улыбнулась:

– Лингвист в группе быстрого реагирования при Центре преодоления последствий стихийных бедствий на Земле. Специализируюсь по земным языкам. Веду вполне размеренную жизнь, если в природе не происходит ничего страшного.

– А когда происходит, в чём заключается ваша работа?

– Я довольно тонко чувствую людей. И стихию – природу вообще. Реакцию планеты на поступки человечества. У меня есть некоторый дар разговаривать с людьми, пострадавшими в природных катаклизмах, особенно с детьми.

– Так вы – психолог?

Анна покачала головой:

– Психология – наука опасная. Она способна самые возвышенные и тонкие душевные порывы человека низвести до уровня эгоизма и грубых инстинктов. Я не люблю психологию, какую бы нужную работу ни выполняли психологи. Вы знаете, что на Лаурке и Лулулулулусе нет стихийных бедствий? Это происходит потому, что люди там достигли гармонии и живут в ладу со своими мирами. Другим цивилизациям до этого ещё далеко, даже маллонцам и макеолам – древнейшим космическим цивилизациям...

К большому разочарованию Наташи, сразу после обеда Дарми уснул – и так крепко, что разбудить его не могли ни голоса, ни плач троюродных сестры и брата.

– Я уложу его в своей комнате, – сказала Анна.

– Не нужно. Он разоспится, а у нас ещё много дел.

– Какие же дела, если ребёнку нужен отдых?

– Неотложные. Спасибо за обед, Анна, вы чудесно готовите, но, боюсь, я вынужден быть невежливым – нам пора.

Анна смотрела на Дарми.

– Может быть, он побудет у нас, а потом вы его заберёте?

– Я не успею.

Они вышли в прихожую. Майран прислушался к голосам двойняшек. Вопросительно взглянул на Фарите.

– Они всегда так, – вздохнула она.

– Почему?

Они встретились с Анной взглядами.

Майран кивнул – он понял, в чём дело.

– Пожалуй, я и правда задержусь немного. Анна, я не лаурк, конечно, но кое-чему учился у лаурков. Можно, я попробую им помочь?

– Вы владеете таким знанием?

– Совсем немного, самыми начатками. Но кое-что могу. Мне бы переговорить с Аифаш и Тэадом.

– Конечно. Мне хотелось бы поучиться у вас, Майран!

– Будь у меня побольше времени, я показал бы вам основополагающие моменты, от которых можно исходить в дальнейшем поиске.

– А вы разрешили бы мне посмотреть, что вы будете делать?

– Пожалуйста. Только смотреть не на что.

Анна забрала у него Дарми. Майран зашел в большую комнату, где разговаривали Тэад, Сергей и Володя.

– Тэад...

Они остановились у лестницы на второй этаж. Майран в двух словах объяснил Тэаду, чего он хочет.

– Медики часто даже не предлагают родителям таких процедур и вообще стараются избегать их, потому что это вмешательство в сознание и подсознание. Любая небрежность, а тем более злой умысел – и последствия окажутся непредсказуемыми для ребёнка. Кроме того, чтобы коснуться психики младенца, надо быть хоть немного знакомым с обстоятельствами его жизни. На Лаурке первыми врачами своего ребёнка становятся родители.

– Я немного знаю о своих детях, – хмуро сказал Тэад, – но, боюсь, я не лаурк и лечить наложением рук не умею. Но ты уверен в том, что сможешь провести эту процедуру правильно?

– Да. В любом случае я буду осторожен и стану работать с воспоминаниями только о тех событиях, о которых точно знаю. Я не утверждаю, что непременно окажу помощь, но я не наврежу.

...Майран положил детей на пеленальный столик.

– Присмотрите, чтобы они не упали, – попросил он Аифаш и Тэада, – Я могу не заметить. – Он обернулся к Томе, помогавшей Аифаш возиться с малышами: – Простите, Тома, но вам лучше выйти – у вас другая энергетика.

Тома послушно выскользнула из комнаты и побежала вниз, к Володе.

Майран взял малышей за руки – они крепко вцепились в его пальцы. Он умолк, входя в нужный настрой.

В этих светлых душах не было гармонии. Вытесняя её, там жил страх. По счастью, воспоминания не о прошлой жизни, а лишь о нескольких моментах внутриутробного периода.

Не заметив того, Майран заговорил с ними по-лауркски. Он начал работу. Для него не существовало больше времени и людей вокруг. Он был в мире этих двоих – ещё не отделившихся от окружающего и родителей, осознающих себя как часть, а не индивидуальность. Их мир состоял из ярких красок и звуков, ещё не разграниченных пониманием и не классифицированных, из удобства и неудобства – и огромного терпения, свойственного только неразрывным с природой животным и маленьким детям.

Внешне работа Майрана не проявлялась никак. Он стоял, глядя словно сквозь детей, говорил что-то. Анна не сводила с него глаз. Она краем сознания понимала, что и Аифаш, и Тэад довольно далеки от того, что происходит сейчас, хоть и относятся к его умению с полным доверием. В то время как Фарите поняла бы, почувствовала бы происходящее.

Наконец Майран распрямился, осторожно отпустил детские ладошки.

– Сейчас они уснут. Им должно стать легче.

Аифаш наклонилась над сыном и дочерью.

– Что такое ты делал? – спросил Тэад.

– Поскольку я знаю внешние обстоятельства того, что их напугало, я немного подкорректировал в их восприятии воспоминание об этом. Они не умеют ещё отличить прошлое от настоящего и до сих пор часто живут в том стрессе. И медикологи, безусловно, правы: это лечится временем и безграничной любовью, спокойствием людей, находящихся рядом, и неизменно добрым расположением. Всё это у них есть.

– Вы устали, Майран, – тревожно сказала Анна. – Давайте-ка, я сделаю чай.

Майран улыбнулся:

– Да, пожалуй.

Анна быстро вышла.

Аифаш переложила малышей в кроватку, подошла, благодарно сжала Майрану руки.

– Майран, спасибо!

– Никогда бы не подумал, – сказал Тэад, – что рядом со мной будет человек, обладающий такими познаниями!

Майран подумал о его матери, чьи способности, как он чувствовал, были близки способностям лаурков.

Аифаш осталась с детьми, Тэад и Майран спустились в большую комнату. Фарите присоединилась к ним на лестнице.

Здесь были Аена, Сергей и Володя с Томой.

– Всё? Я пойду к Аифаш? – спросила Тома.

– Не ходи, – сказала Фарите. – Аифаш, наверно, уже спит прямо в детской. Ей теперь надо неделю, чтобы прийти в себя. И почему я ничего не сказала тебе раньше, Майран?

Тома присела в кресло, из которого поднялась было. Ей давно хотелось поговорить с Майраном, сказать, что она простила ему свой первый плен, если только там вообще была его вина, но у неё снова не нашлось слов. И она сказала другое:

– А вы знаете, Майран, мы с Володей познакомились тоже благодаря пирату.

Майран заинтересовался.

– Расскажите!

Володя с Томой посмотрели друг на друга и на Тэада и рассказали о встрече с пиратом на борту «Равэря».

– Так он был маллонцем? – спросил Майран. – А как его звали, вы не помните?

– Сайтаром, – сказал Тэад.

– Сайтаром? – пробормотал Майран. Он подошёл и пожал руки Володе и Тэаду.

– Так ты его знал? – спросил Володя.

– Появись он на Терции, я в лучшем случае бросил бы группировку и Капитана, в худшем...

– Ты говорил как-то про отца Капитана, – сказал Тэад. – А кто его мать?

– Не знаю. Ничего не знаю, хоть и сижу в Архиве всё своё время.

– Но кто-то должен знать об этом.

– Если бы у меня было хоть предположение – я бы уже десять раз встретился с этим человеком. Кстати, – вспомнил Майран, – я ведь должен поблагодарить тебя, Тэад, вот ещё за что: за шланг, который оказался с «юбкой».

– То есть?

Майран рассказал Тэаду и всем находившимся в комнате о спасении лаурков. Он говорил, делая упор на Капитана, который интересовал здесь каждого.

– Благодарность здесь лишняя, – сказал Тэад, – но я рад, если моя «Гроза» послужила не только для ограблений.

Достоверно Майран не знал, но всё-таки мог с большой долей вероятности предположить, что на одиночные ограбления после выздоровления Капитан не ходил – у него не было на это времени.

– Капитан не грабил на «Грозе», – ответил он. – Но очень её ценил.

Тэад кивнул.

– Кстати, о ваших с ним ограблениях, – сказал Володя. – Ты знаешь о репортаже двух корреспондентов, как-то попавшем нам в руки и за которым приезжал к нам лаурк?

– Лаурк приезжал не из-за репортажа, – поправил Тэад. – Он был у нас по другим делам и заодно забрал у нас носитель и снимки.

– Я не слышал ни о каком репортаже, – встревожился Майран.

Усмехнувшись, Тэад рассказал, как к нему в руки попал репортаж с ограбления.

– Меры, которые я принял, чтобы добыть стереовик, были, конечно, спорными, но на тот момент ничего лучше разбойничьего нападения я не придумал.

От этого рассказа Майрану стало заметно не по себе.

– Ещё раз убеждаемся, как верна поговорка насчёт ста друзей. Мы с Капитаном и не знали о втором корреспонденте, но я ещё тогда ужаснулся, что эти снимки могли попасть в газеты и на глаза моей матери. Только подобных откровений обо мне ей не хватало! А этот лаурк был не Чиль?

– Нет, – ответил Володя. – Совсем не знакомый лаурк. Откуда между Тэадом и Капитаном было такое сходство?

– Капитан знал, что у него есть в цивилизации двойник, – сказал Майран, – но я не знаю, как он к этому относился. Мне казалось, что ему всё равно.

– Он спрашивал меня на Терции – знаешь о чём? – сказал невесело Тэад. – Думаешь, о тойерах или СГБ, хоть я попал к нему в форме тойериста? Нет. Он спрашивал о матери.

– Он был в тот момент тяжело ранен и скрывал это.

Тэад горько усмехнулся.

– Это я его ранил. Когда мы сцепились с ним у системы Гая.

Внимательно слушавшая весь разговор Фарите насторожилась.

– Он знал об этом? – спросил Майран.

– Знал. Когда будет вторая экспедиция на Терцию?

– Скоро, – сказал Майран. – Уже скоро.

В комнату заглянула Наташа:

– Бабушка сказала посчитать, сколько нас. Сейчас будем пить чай!

Анна, Аена, Тома и маленькая Наташа принялись носить чайные приборы, Фарите убежала им помогать. Спустилась Аифаш. Она хотела тоже прийти на помощь женщинам, но Тэад взглядом указал ей на диван, и она не стала спорить.

Майран впервые оказался за столом со всей семьёй Анны. Он присматривался к каждому из членов её большой семьи, и ему нравилось, как хорошо они общаются, какой дух взаимопонимания царит между ними.

Но встать из-за стола ему пришлось быстро.

– Нам с Дарми пора. Мы правда очень торопимся. Нам надо побывать кое-где на Земле и успеть на лайнер.

– Оставьте Дарми у нас, я побуду с ним, – сказала Анна. – Я взяла отгулы на работе, чтобы немного помочь Аифаш, но теперь...

– Теперь им должно стать спокойнее, – сказал Майран. – Но я ещё посоветуюсь с Чилем.

– Когда вы освободитесь?

– Я не знаю. Не раньше, чем через несколько дней.

Майран взглянул на Аифаш: Дарми был сыном Бойны, которую ей не за что было уважать. Аифаш словно прочла его мысли:

– Дарми – хороший ребёнок. И он – наш с Фарите родственник. А мы с ней так долго считали, что у нас нет вообще никого!

– В этом доме всегда было много детей, – поддержала мать и Аифаш Аена. – И Наташа будет рада.

Наташа не вмешивалась в разговор взрослых, но тут радостно закивала, выражая согласие. Майран улыбнулся.

– Спасибо вам! – от всей души сказал он. – Я прилечу за Дарми, едва разделаюсь немного с делами.

Он оставил Фарите ключ от своего дома на случай, если Дарми понадобится что-то из вещей, поднялся наверх к сыну – и простился со всеми.

Анна вышла в прихожую проводить его. Он остановился на пороге.

– Анна, почему вы говорите мне «вы»? Вы мудрее, вы старше – я младше ваших детей.

Анна улыбнулась:

– Я чувствую к вам такое большое уважение, что у меня не получается по-другому.

– А если вы постараетесь? – спросил Майран с улыбкой.

– Думаю, что получится, – засмеялась Анна. – Это непонятный закон внутренних симпатий. Я очень рада, что вы...

Майран приподнял брови.

– Ты, – поправилась Анна. – Что ты, Майран, есть на свете. Спасибо тебе.

Майран растерялся.

– Если я смог помочь кому-то из ваших детей, то только потому...

– Потому, – прервала его Анна, – что это был твой долг, не объясняй мне, я знаю – у меня и муж, и два сына военные. У меня странное ощущение, словно ты – мой Ангел-Хранитель, который делает для меня нечто, чего нельзя осознать, но от этого зависит вся моя жизнь. Я очень хочу, чтобы то, к чему ты стремишься, осуществилось, и готова помогать тебе в этом – лишь бы от меня была польза.

Растерянный ещё больше, Майран простился и ушёл. Его ждали курсанты.


Разыгрался буран. В лес для занятий попасть было трудно, и Майран, поколебавшись, пригласил курсантов к себе домой. Они расселись у горящего камина.

– Сегодня позанимаемся немного теорией, – сказал Майран, – а завтра возьмёте на предприятии двухнедельный отпуск и полетите на Удегу. С десятого апреля у вас начинаются полигоны.

Парни радостно приподнялись – полигонов у них ещё не было, и они не знали, как это тяжело.

– Значит, кое-чему мы уже научились?

– Да, кое-чему. Но ведь скоро год, как вы в Гепарде. Попробуйте сравнить свой уровень тогда и сейчас.

Парни заулыбались.

– Нам и тогда казалось, что у нас подготовочка очень даже ничего – после Космической-то Школы! Тем более, мы хотели не куда-нибудь, а в СГБ!

– А почему именно в СГБ, ребята? – спросил Майран.

Курсанты в голос засмеялись:

– А какая у эсгебешников форма! А как дерутся! А какие подвиги совершают – этого что же, мало? Особенно когда тебе десять лет, и ты хочешь быть круче всех!

– Но Гепард – это другое, – заметил Майран. – Это выдержка, нервы, отсутствие выходных, чудовищная грязь группировки и при любой ошибке – фолком.

Курсанты стали серьёзными.

– Это открывается не сразу, иркмаан. Сначала всё красиво.

– Разве вам не объясняли этого перед поступлением?

– Объясняли, конечно. Но пока не окунёшься в это, оно остаётся просто словами. А тут достаточно посмотреть пару фильмов – и глаза медленно так открываются. И чем дальше, тем шире.

– Вы не жалеете, что связали свою жизнь с Гепардом?

Курсанты ответили не сразу. Они посмотрели друг на друга, качнули головами.

– Когда поймёшь, что в мире есть такое, отступать уже некуда. И жалеть поздно – всё равно не спрячешься. Как страус, голову в песок не засунешь.

– Иркмаан, – осторожно начал Юрий, – мы понимаем, что вам неприятно это обсуждать. Но всё-таки, что связано у вас с оружием и скафандром? Почему вы так вдалбливаете нам это?

Майран посмотрел в огонь. Сколько можно было прятаться от воспоминаний?

– Однажды меня убили на Терции. Закололи ножом. Нашёлся пират, который не побоялся помочь мне – и я кое-чем обязан ему помимо этого, позднее он спас девушку, бывшую по легенде моей сестрой. Он погрузил моё тело в анабиоз. Мой друг нашёл медиколога, меня спасли. А скафандр оказался с израсходованными резервами. Я не успел опомниться после этого, как на космодроме Терции у меня в руках застрелили женщину – мою жену. Будь мой скафандр исправен – я, наверно, успел бы добежать до своего корабля за шлемом и спасти её. Но она умерла. Дарми остался без матери, и ни одна Звезда-Солнце, – он посмотрел на портрет, – не вернёт её...

Он помолчал, заново переживая случившееся.

– И ведь если подумать, у меня была возможность поменять скафандр – но я не вспомнил об этом.

Повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в камине.

– Но как вас закололи ножом? Разве отбить внезапную атаку – не азы для Гепарда?

– Азы. В меня выстрелили парализующей капсулой. Я запомнил, кто на меня напал, понял, в связи с чем это нападение – но на события в таком состоянии не повлияешь.

– Ну, а оружие, иркмаан?

– Оружие? – Майран встряхнулся. – Это неразрывно связано. В группировке всегда нужно быть готовым к тому, что на тебя нападут.


Тома и Володя вернулись домой поздно. За окнами их квартиры по-прежнему мело. Тома опустила шторы, зажгла несколько бра. В комнате стало уютно. Володя подошёл, взял Тому за руки. Ему казалось странным, что ещё год назад он не знал её и служил на Тиргме, терпеливо подготавливая себя к своей мести.

– Ты хмуришься, – сказала Тома.

Он постарался улыбнуться.

– Я знаю, о чём ты подумал.

– Откуда?

– Когда у тебя такое лицо, ты думаешь о Вожаке.

Володя отпустил её руки и ушёл в сторону. Тома подошла к нему, обняла.

– Как мне убедить тебя отказаться от этого? – спросила она тихо.

– Зачем ты снова об этом?

Они много раз возвращались к этой теме – болезненной для обоих.

– Я хочу, чтобы ты думал о жизни, а не о смерти.

– Я думаю обо всём.

Тома смотрела ему в лицо – как она его любила!

– Ну хорошо, допустим, он сбежит. Ты так в этом уверен, что и я уже не могу сомневаться. Как ты его найдёшь?

– Ещё не знаю. Будет зависеть от того, как он сбежит, на каком корабле – от многого.

– И что ты сделаешь, когда найдёшь его?

– Застрелю.

– И станешь убийцей.

– Я стрелок на тойере, – чуть усмехнулся Володя. – Знаешь, сколько пиратских кораблей я взорвал?

– Ты военный и подчиняешься приказу. Ты защищаешь от пиратов людей. А выстрелить в человека, оказавшись с ним лицом к лицу – это убийство.

Володя рассердился. Но всё-таки смог сдержаться.

– Как ты думаешь, чем он станет заниматься, вырвавшись на свободу? Или его наклонности не возьмут верх и он не станет делать с другими то, что сделал с моей матерью?

– Он – да. Но ты-то лучше него!

– А как остановить его иначе, Тома?

– Есть Тиргма.

– Где он сейчас и находится.

– Да, и где должен находиться! Там каждый – такой же негодяй, как этот Вожак, так взорви всю Тиргму, чтобы установить вселенскую справедливость!

Володя прижал Тому к себе. Он не отказался от своих планов, но ему было жалко видеть, как она переживает. Он заговорил о другом, стараясь отвлёчь её, и она откликнулась, уходя от острой темы, в очередной раз так ничего и не добившись.


За окнами была вьюжная темнота. Фарите сидела в своей комнате, обнимая гитару. У неё рождалась песня – осторожно, но довольно слаженно укладывались в строчки слова, сказанные ею и Дарголом друг другу на Терции:


«Сударь, я родом с Земли, но вы тоже землянин –

Так неужели вас сердце домой не зовёт?

Жизнь без родных и друзей вас ужель не пугает?

Сударь, вернитесь, вас мать одинокая ждёт!»


Пусть Анна редко оставалась одна и её дом полон был народу – так было сейчас. На момент той встречи на Терции она действительно почти постоянно была одна. До обеда работа, а потом пустой дом – и мысли, мысли...


«Я не могу в этот мир – в этот мир! – возвратиться!

Много грешил и, наверное, кончена жизнь.

Мне не под силу вот так, в один день, измениться –

Целую жизнь зачеркнуть невозможно, прости».


«Сударь, прошу вас, не надо так рано сдаваться,

Хоть я и знаю, как трудно вам будет сейчас.

Сударь, поверьте, вам вовсе не нужно меняться –

Честно вы жили, а честность в почёте у нас!»


«Глупо и странно звучит для вас «честность пирата»!

Ты ведь не веришь сама в то, что мне говоришь.

Я не вернусь, от меня вам раскаянья надо –

Я же не каюсь ни в чём, ничего не забыв!»


«Нет, вы забыли, и я вам осмелюсь напомнить:

Дом ваших предков пустой, ваша мать в нём одна.

Трудно ей будет опять оставаться одной –

Сударь, прошу вас, вернитесь, вернитесь домой!»


Фарите немного смущало, что в последнем четверостишии у неё сбивалась рифма, и вообще с какой-нибудь поэтической точки зрения наверняка это были неудачные стихи – но они пришли из глубины её сердца и достаточно точно передавали их разговор, и этого Фарите было пока достаточно. Её неотступная боль требовала какого-то выхода. И потом, она всё равно никому не собиралась петь того, что у неё получилось – ни Анне, ни Аифаш, ни даже Майрану.

Музыка для песни родилась сама собой – подвижная, под лёгкий, быстрый бой, аккорды подобрались так же просто. Кажется, песня получилась – но боль не отступила. От невозможности поделиться ею она стала ещё острее.

Фарите отложила гитару и вышла за дверь.

Из детской доносилось нежное воркование – малыши общались друг с другом и со своей мамой. Наверно, Майран был немного волшебником – после его лечения они ни разу не плакали сегодня.

Фарите спустилась в большую комнату. Аена с Сергеем уехали, Дарми уже спал в комнате Анны. Анна играла на диване с Наташей. Фарите проскользнула на кухню. Дела здесь были закончены, посуда вымыта, порядок наведён. Она посмотрела по сторонам, ища себе занятие – надо было возвращаться к учебникам, но душа ни к чему не лежала.

Она присела к столу. Через некоторое время сюда зашла налить себе чаю Анна. Фарите поднялась.

– Анна, садитесь. Я сама вам подам.

– Спасибо, Фарите, не нужно.

Мать достала кружку Даргола, и у Фарите на глаза навернулись слёзы.

– Анна, а как вы думаете, если ваш старший сын жив, то кто он?

Мать остановилась на миг. Потом налила в кружку чай и присела к столу.

– Что значит – кто, Фарите?

– Ну, где он жил, что делал?

– Скорее всего, он пират. Разве для тебя это новость? Впрочем, возможно, его освободили ребёнком и он вырос где-то в цивилизации с приёмными родителями, но я не смогла найти его. В Галактике больше двух триллионов жителей.

– Но всё-таки, – спросила Фарите тревожно, – к чему склоняетесь вы, Анна, где он?

Мать молчала, медленно помешивая ложечкой в кружке.

– Он у пиратов, Фарите, – проговорила она наконец. – Иначе вся его жизнь не была бы такой трудной.

– А вы знаете, что она была трудной?

– Знаю, – вздохнула мать.

– Анна, а если бы он был жив и вернулся, вы смогли бы принять его взрослого? Ну, если он всю жизнь был пиратом.

Анна закрыла глаза.

– Значит, смогли бы, – прошептала Фарите. – А если он... ну, раз пират, то... разбирался с пленными в фолкоме?

– Где?

– В фолкоме? Ну... в пиратской тюрьме...

– Как разбирался, Фарите? – грустно улыбнулась мать.

Фарите уронила голову.

– Я не знаю.

– Я знаю, – сказала Анна. – Он делал многое из того, что диктовал ему мир, в котором он вырос. Но он сопротивлялся влиянию этого мира. Возможно, кто-то меня осудит, но главное не то, что он делал, а то, как.

Подняв голову, Фарите сквозь слёзы смотрела на Анну.

– А он... То есть, я хотела сказать, если бы он не решился вернуться к вам, думал бы, что такой он не нужен...

– К сожалению, это было бы естественно, – тихо сказала мать.

– Но ведь это означало бы, что он не поверил в вашу любовь к нему.

– А на основании чего, Фарите, он должен в неё верить? Он не знает ничего обо мне, о моём стремлении защитить его.

– Как защитить, Анна?

– Я говорила тебе, что связана со своими детьми, я их чувствую. Это помогает мне всегда знать, что происходит в их жизни – рады они или им плохо – их душевное состояние. Возможно, моя любовь к ним такова, что и правда исполняет иногда роль некоего предохранителя. Но на самом деле в этом нет никакой мистики. Когда знаешь, что твоему ребёнку очень плохо, то начинаешь молиться за него – отчаянно, всеми силами, со всей верой, на какую только способна душа.

– И вы молились так за Даргола?

– Даргол – старший из моих детей и старший в нашем роду. Если бы он умер, способности, присущие старшему, перешли бы к Аене, но этого не произошло.

В кухню вбежала Наташа, прерывая разговор, и Фарите, не в силах сдерживаться, быстро ушла в свою комнату.


Фарите не смогла взяться за учебники. Сосредоточиться было трудно. Привыкшая к самостоятельной подготовке, она тем не менее основательно запустила последнее время учёбу.

В голове был сумбур. Растревоженная, она металась по комнате. Но в конце концов всё-таки постелила себе постель и легла.

Что-то изменилось, сдвинулось в ней. Взволнованная, чувствуя, что находится на слезах, она никак не могла уснуть. Что-то мучило её, вырывало из дремоты. И как всегда ночью, подступала тяжёлая тоска.

Вспоминалось, как они бежали по лесу на Терции – Тэад и Уил буквально тащили за собой Аифаш, она едва могла переставлять ноги, так ей было плохо. Даргол, впереди всех, был почти не виден за спинами бегущих. Позади бежал Майран, в какой-то момент он схватил Фарите за руку. Они бежали, пока Даргол не велел всем остановиться и лечь в траву.

Он заговорил с пиратами, которые были вместе с ними, и Фарите слушала его – немногословного, уверенного, у которого всё было под контролем. Он знал, что делал – это она ничего ещё не знала. Не знала того страшного, что должно было произойти через несколько минут...

И вдруг Фарите резко села на постели. Она поняла, что так нестерпимо рвалось откуда-то из глубин памяти к её сознанию.

Анна сказала: «Если бы он умер, способности, присущие старшему, перешли бы к Аене, но этого не произошло...»

Фарите вскочила и, как была в одной рубашке, бросилась в комнату Анны.

Мать лежала без сна и повернула голову в темноте.

– Фарите?

Фарите упала на колени возле её кровати.

– Анна, скажите, – горячо зашептала она, – ну и что, что в Аене нет этих качеств? Как это связано с Дарголом?

Мать вздохнула.

– Это значит, что жив старший в роду.

У Фарите по коже прошёл мороз, поднимая дыбом крохотные волоски по всему телу.

– Вы хотите сказать... То есть, все эти годы вы не просто надеялись, вы знали?

– Да.

Фарите вцепилась руками в край её одеяла.

– Анна, значит, вы чувствуете... а сейчас, вот в эту минуту, прямо сейчас Даргол жив или нет?

Мгновение мать молчала, потом сказала тихо:

– Жив. Но ему очень, очень трудно.