Сухой дождь

СУХОЙ  ДОЖДЬ
                Сухой дождь – дождь, который  испаряется, не
                доходя или почти не доходя до земли. Он не
                орошает землю в отличие от обыкновенных
                дождей и в этом плане, казалось бы, бесполезен,
                но природа  не изобретает ничего случайного и
                бесполезного.

   Виктор Степанович так и не позвонил, а  сейчас звонить было уже поздно. Она  смотрела на него с фотографии на гранитном памятнике.
   Пошёл мелкий, подсекаемый ветром дождь.
   Той ночью тоже  шёл дождь: шумный, давящий и нагнетающий одиночество. Виктор Степанович несколько раз прикладывался к дивану. Сон, скользнув несколькими секундами, не задерживался. Он вышел из квартиры. На улице было слякотно и  холодно.  Промёрзлые деревья и жёлтый свет фонарей. На автобусной остановке, похожей на сгорбившуюся беседку,  Виктор Степанович увидел на деревянной скамье  сжавшийся шевелящийся комок.
- Автобусов больше не будет, - сказал он.
   Комок развернулся: девушка – лет восемнадцати.
- Пойдём, - бросила она, вставая и пошатываясь
- Куда?
- Разве ты не за этим пришёл. Здесь не согреемся. Да и мокро. В постельке тепло.
   Из-за угла дома рванул хлёсткий  ветер, закручиваясь в вихрь и подметая разбросанные окурки.
 - Пьяная? Иди домой.
- Куда?
   По лицу мелькнула скошенная улыбка, она, встала, потом снова рухнула на скамью и сжалась.
- Ты что спятил? Разве не видно, что у  меня нет дома.  Вернее, он есть, - тускло протянула она, -  но в нём живут беленькие, а я чёрненькая..
   Порывистый ветер рвал, нагоняя холод. Она поплотней сжималась в комок. Виктор Степанович хотел снять куртку и накрыть её, а дальше что?
- Ты из этих? – спросил он
- Да. Закурить найдётся?
   Сделав две затяжки, закашлялась.
-  Букетная я. Алкоголичка, наркоманка и проститутка, - отбивала она. -  А как угадал: ты из этих? У тебя, что свои такие?
- Вот что, -  немного подумав, сказал Виктор Степанович, не отрывая взгляд от её мокрого лица, то ли от дождя, то ли от слёз – трудно было понять, спутанных волос - Пойдём ко мне.  Выспишься в сухой постели.
- Один?
- Один.
- Понятно, - насмешливо протянула она. - Погулять с молодой захотелось. Плату за ночлежку, чем будешь брать? Натурой? Я и за дозу, и за водку, и таксистам  всегда расплачиваюсь ею. Сейчас я на взлёте. Молодая. Не боюсь. Нарасхват. А когда постарею. Говорят: к старости нужно готовиться, чтобы выдержать её и не загреметь раньше. Надеюсь, что много не протяну.
   Спокойно. Обыденно. Не раз обдуманно.
   Ветер усиливался. Виктор Степанович взял её под руку. Она засмеялась.
- Обычно мужики за другое берутся.
   Дома в  ванной она выжала мокрый волос: густой, белокурый, растёрла махровым полотенцем, просушила феном, небрежно перекинула  через левое плечо на грудь и потребовала водки.
- Водку  не обещал.
- Как так на сухую. Скучно.
- А вот так.
- Тогда пойдём со мной спать, - бросила она, ощупывая внимательным взглядом его лицо и фигуру. -  Хоть какое-то удовольствие получу. Да и ты тоже. На халяву. Если хочешь, я и подружку приглашу. - Она помолчала, а потом добавила. -  Жизнь должна быть, как бесконечный секс с постоянным оргазмом. Согласен переспать?
- Да, только без подружки, Иди в маленькую. комнату, раздевайся, а я сейчас приду. Сполоснись вначале.
   Виктор Степанович ушёл на кухню, подождал, а потом направился к комнатке, она лежала раздетая, свернувшись в клубок, как на скамье  в  автобусной остановке, но, услышав шаги, быстро перевернулась на спину.
- Свет выключи. При свете не люблю.
   Виктор Степанович щелкнул выключателем и вышел. Вынув ключ из кармана, защёлкнул дверь.
- Спи. Через окно не вылезешь. Там решетка. Дверь не сломаешь.
- А я возьму сейчас и позвоню в полицию, - закричала она. -  Скажу, что ты меня силой затащил и изнасиловать хочешь. Гони бабки. Тогда звонить не буду.
- Звони.
   Бешенный стук в двери. Придурок.
- Закрой рот, а то отпорю.
- Голой будешь пороть.
- Нет. Вначале одену.
   Утром, он открыл комнатку.
- Извини за вчерашнее.
- Бывает.
   Не удержался. Отметил про себя: симпатичная.
   Она молча прошла в душ,  сполоснулась,  вышла   на кухню. Он хотел поставить чайник,  она перехватила.
- Сама. Чай я хорошо завариваю. А в холодильнике можно пошарить?
- Шарь.
   Она сделал горку бутербродов.
- Я удивлена. Впервые за несколько лет, правда их немного, я спала одна без мужчины. И впервые  вижу мужчину, который не захотел на халяву переспать со мной.
- Ты не болтай,  пей чай и ешь.
- Так не пойдёт.
   Она встала, пошла в большую комнату и. притащив вазу с цветами, поставила на стол
- Хорошо у тебя. Тепло, чай, цветы.
   Она дёрнулась лицом.
- Не ныть, - бросила Виктор Степанович. -  Я слёзы не умею вытирать.
- По тебе видно, что не умеешь. – Она помолчала. – Возьми меня замуж. Я  и наркоту брошу, и водку, и проституцию. – Она помолчала. – Тебе легче. У тебя, наверное, и пистолет  есть. Не захотел жить. Приложил к виску. А мне. Повеситься. Как представлю, что вишу с высунутым языком и чёрным лицом, так дрожь берёт. Под машину броситься или с этажа выкинуться – калекой могу стать. Я часто представляла, как бросаюсь с высокого этажа. Секунды полёта, но в эти секунды я бы кричала? Жить, жить…
   В глазах появились слёзы.
- Как вырваться? Бросить наркоту не получается.
- Получится, если захочешь. Желание.
- Да где  же его взять, - тихо ответила она. – У нас нас в городе почти всё такие.- Слушай.  Ночью я  обшарила  твой гардероб. У меня привычка такая. Нужно утянуть что-нибудь, чтобы продать и купить соль. Это наркотики так мы называем. Ты бывший военный? По мундиру определила.
- Тебе не по гардеробам нужно шарить, а лечиться.
   Она насмешливо улыбнулась.
- Родители пробовали. Напрасно бабки потратили. Может ты сторонник пристигнуть меня наручниками к батарее. Давай. Я после освобожусь и заяву в полицию кину. – Она засмеялась. -   Закон на нашей стороне. И полиция с нами. И…
- Знаю, - перебил Виктор Степанович. -  А ты, на какой стороне?
- На той, на которую такие, как ты поставили, - зло сказала она. – Пока вы в свои войны играли и за долларами гонялись, мы свою империю создавали взамен старой.
   Виктор Степанович промолчал.
- Понимаешь, - начала она. - Нам нужна кайфовая, а не кайловая  жизнь, а вы её сделать не можете. Раньше - от родителей слышала -  были пионеры, комсомольцы. Кайфовали выше макушки. А я еду, а я еду за туманом, - запела она, - за туманом и за запахом  тайги.
   Её молчание продержалось не долго.
-  У меня есть идея, как вылечить меня. Ты – бывший военный и воевал, наверное. Страшно было?
- Дуракам только не страшно
- Я по фильмам  знаю, что страшно. На войне только и думаешь, как бы выжить. Другие мысли в башку не лезут. У тебя и друзья, и связи остались, наверное.  Направь меня, как там говорят: в горячую  точку. Там я точно излечусь. Мне некогда будет думать о наркоте.  Убьют. Ну, и что. На одну наркоманку, алкоголичку и проститутку меньше станет. Доброе дело сделаешь. А то  когда-нибудь я и подохну не развернувшимся клубочком под сухим  дождём.
- Сухих дождей не бывает.
- Это у таких, как ты не бывает. Поможешь? Я серьёзно.  Если сейчас не можешь ответить, то потом позвони.
   Она нацарапала на салфетке номер мобильного телефона.
- Позвонишь?
- Ты что действительно хочешь, чтоб я тебя отправил?
- Да. Позвонишь?
- Позвоню.
- А чтоб ты не забыл обо мне, давай сделаем перестановку в маленькой комнатке, в которой я спала.
   Она направилась в комнатку. Вслед Виктор Степанович. Он таскал кресла, диван, столы под её одобрение: хорошо, чудесно, а диванчик косо стоит, а кресла…
   Виктор Степанович не мог сам себе объяснить, почему он так поступает, но ему нравилось выполнять её команды. Порой у него мелькала мысль, что она врёт о себе. Никакая алкоголичка, наркоманка, проститутка. С блестящими глазами. Улыбкой на лице, задорным голосом, рассыпчатым смехом, извинениями за неловкость… Она, словно летала по комнатке, переставляя цветы с вазами, перевешивая картины… Живая, и Виктору Степановичу казалось, что всё, к чему она прикасалась, как бы дышало, светлело… В комнатку будто ворвалось солнце, но его лучи, падая на неё, отражались тенями на полу, стенах…
   Запыхавшись, она присела на диван и глядя на Виктора Степановича блестящими глазами сказала.
- Представь себе, что это ЗАГС. на полу красная дорожка. Я в белом, красивом подвенечном платье, а ты при параде. Мы идём расписываться. Цветы. Музыка. И я твоя жена. – Она замолкала и внимательно посмотрела на него. - Возьми меня замуж,  - тихо сказала она. – Брошу наркоту, проституцию, водку. Я так хочу счастья. Счастья, - повторила она, поднялась и направилась к двери.-  Держи эту картинку в памяти, а я буду ждать. Позвони.
   Хлопнула дверь.  Ушла.
   Виктор Степанович походил по комнате. Побормотал: Россия на перепутье. Чушь, ерунда, секундная вспышка. Забыть. И он забыл.
   Отбросив воспоминания, Виктор Степанович ещё раз посмотрел на фотографию на памятнике, ему показалось, что она улыбнулась и прошептала, что ж ты не позвонил.
   Встав с лавочки, направился к машине за оградой кладбища. Он чувствовал свою причастность к её смерти.
   С тех пор у него появилась привычка каждый месяц приезжать на кладбище к её памятнику. Особенно в дождливую,  ветреную погоду. Он словно наяву видел её блестящие глаза,  слышал задорный голос, рассыпчатый смех, который подхватывали дожди и  ветры и разносили по всей округе.