В весенних сумерках

Аннотация. На краю пустоши стоит небольшой поселок. На месте пустоши когда-то была шахта, где больше ста лет добывали уголь. Но шахту закрыли, а поселок продолжает жить. Местные ребята гоняют по холмам и бездорожью на мотоциклах и переделанных собственными руками машинах, а старик, проработавший на шахте всю жизнь, встречает на пустоши нового друга.




В весенних сумерках


Джонни-Бой 2000 взревел во всю мощь, спугнув с забора скворца, протянувшего было клюв к подвешенной к яблоне кормушке, и выдохнул из вертикальной выхлопной трубы густое облако сизо-голубого дыма. Мэтью высунул из-за открытого капота голову и махнул Джону рукой, чтобы тот заглушил мотор. Джон повернул ключ в замке зажигания и перекинул ногу через перекрестье толстых труб каркаса безопасности. Высвободив свою долговязую фигуру из тесной раллийной кабины Джонни-Боя 2000, он задрал вверх лицо, наблюдая как сизое выхлопное облако, не тая, поднимается в летнее небо.
- Масло в движок попало. Сейчас турбину снимем, проверим, - сказал Мэтью, оттерев рукавом вспотевший, испачканный копотью лоб .
Облако проплыло над задним двором, накинув легкую тень на канистры, инструменты, пустые баллончики грунтовки и краски, грязный респиратор и рукавицы, промасленные тряпки, комок брезентового автомобильного чехла, и прочие атрибуты Джонни-Боя 2000, валявшиеся где попало на высокой, поросшей одуванчиками траве заднего двора.
Поднявшись еще выше, облако сместилось в сторону и заволокло темное, пыльное окно спальни смежного соседского дома, принадлежавшего мистеру Саймонсу. Мистер Саймонс или просто "наш старик", как называли его Джон и местные ребята, уже какое-то время стоял чуть поодаль от подоконника, наблюдая из глубины комнаты, как Джон и его друг возятся на заднем дворе с лоснящимся свежей голубой краской Джонни-Боем 2000: трехдверной малолитражкой, переделанной для гонок по бездорожью. Глядя, как Мэтью с знанием дела копается в моторе, старик покачивал головой и чуть шевелил губами, перебирая в памяти имена. Мэтью раньше жил в конце их улицы на другой ее стороне. Они с Джоном носились мимо его дома на первых самокатах и велосипедах, стояли на пороге его двери в хэллоунских костюмах, не счесть сколько раз просили перебросить через забор залетевший к нему мяч. Потом Мэтью уехал из поселка, и его имя как-то выскользнуло из памяти. Старик еще раз покачал головой и отошел от пыльного окна. Пытаясь вспомнить имя друга Джона, он забыл, зачем вообще поднялся наверх, и теперь в замешательстве стоял посреди комнаты. Да, точно, за пиджаком! Мистер Саймонс направился в дальний угол спальни, где тускло отсвечивал запыленным зеркалом старый платяной шкаф.
Мистер Саймонс давно не поднимался на второй этаж. Последний раз они с сыном искали здесь Мисси. Она потому и ушла умирать наверх, что это было самое необитаемое место в доме. Сын ползал на четвереньках по комнате, заглядывая под тумбочки и под кровать, пока наконец не обнаружил кошку в зазоре между платяным шкафом и стеной. В тот день он упорнее чем всегда убеждал отца, наконец, переехать в одноэтажное бунгало, но старик стоял на своем. Он никуда уедет из этого дома, пока жив. Тогда они сошлись на том, что сын хотя бы установит ему на лестницу автоматический подъемник наверх, который старик потом хвалил при каждом их разговоре, но так ни разу и не воспользовался им.
Пиджак висел в шкафу в полиэтиленовом чехле. Мистер Саймонс надевал его только один раз на мероприятие в Клубе Угольщиков по поводу 150-летия шахты, на месте которой на тот момент уже десять лет качала на ветру дикой травой обширная пустошь, с рощицами успевших уже подрасти молодых деревьев на зеленых холмах отвалов породы. Про юбилей бывшей шахты писали в газете. В то время еще обсуждались проекты превратить ее территорию в парк или устроить здесь зону туристического отдыха. Пара кандидатов даже победили благодаря им на выборах. Но в итоге площадь шахты и разобранного до фундамента кирпичного завода так и осталась пустошью, где по разбитым, усыпанным угольной крошкой и битым кирпичом проселкам, гоняла на мотоциклах и переделанных под бездорожье машинах местная ребятня.
Мистер Саймонс не очень-то умел говорить речи. Но в тот вечер ему все хлопали, а человек из газеты подарил юбилейные запонки. Кроме того, в зале было много новых молодых лиц, и мистер Саймонс действительно захотел поделиться с теми, кто не знает, своей историей.
«В шахту-то работать с 16 лет брали, - рассказывал он, - ну а мне тогда только-только 14 исполнилось. Это как раз в 19-ом году было. Летом, как сейчас помню. Управляющий наш по персоналу, мистер Льюис, знал что отца-то у меня еще в 15-ом году в Бельгии убили. Ну и семью он нашу знал. А в семье-то я один работать и мог. Сестры маленькие еще были, мать болела. Вот он мне значит и говорит, мол, приноси бумаги, оформим тебя в шахту. Платят ничего, и дом новый справят. На нашей улице тогда как раз дома для шахтеров строили. Вот я, значит, и прихожу к ним в контору. Он меня сам встречает, ведет по коридорам и к себе в кабинетик такой неприметный сбоку. Сел за стол и глаз ладонью трет. Глаз-то у него стеклянный один, тот что под шрамом. Подмигнул мне здоровым глазом. «Поставили мне, - говорит, - стекляшку французы в госпитале, с них и спрос, если циферку какую перепутаю». Ну и записал меня, значит, в шахту, как будто мне шестнадцать. И дом нам потом новый выхлопотал. Хороший был человек. Так я и работал до девяностого, пока шахту не закрыли. Семьдесят два, значит, года, от смены до смены».
Достав из шкафа пиджак, брюки и рубашку мистер Саймонс вспомнил про запонки. Один за другим выдвинул и обыскал все ящики комода, на пустой поверхности которого серел толстый слой пыли. Все украшавшие комод вещи - часы, светильник, фотографии, статуэтка, - давно переселились вниз, на каминную полку и в смежную с гостиной комнатку, служившую мистеру Саймонсу спальней. Не найдя запонки в комоде, старик проверил тумбочки в двух полупустых комнатах наверху и снова вернулся в спальню. Некоторое время он рассеяно стоял посреди комнаты, наблюдая, как пробивавшийся из окна солнечный луч золотил вихри встревоженных им пылинок. Мистер Саймонс не мог сказать, сколько времени он потратил на поиски запонок, но солнце еще светило ярко. Снаружи было тихо. Мотор в соседском дворе молчал и только дрозд время от времени подавал свой звонкий голос. Старик снова выглянул в окно.
Джон и Мэтью сидели на траве перед расстеленной тряпкой с деталями мотора.
- Маслосъемные колпачки заменим и нормально все будет, - сказал Мэтью, оттирая с пальцев копоть, чтобы скрутить себе сигарету.
- Может, по Гиннесу? - предложил Джон.
- Тащи, - обрадовался Мэтью.
- Сейчас все будет. - Джон поднялся во весь свой длинный рост и нырнул в дом.
Пока он ходил за пивом, Мэтью несколько раз с наслаждением затянулся, жмурясь от солнца, которое уже золотило двор низкими лучами, и потер пальцами голубое переднее крыло Джонн-Боя 2000.
- Хорошо покрасил, - заметил Мэтью, открыв зашипевшую, вспенившуюся банку и сделав большой глоток.
- А главное шустро, - засмеялся Джон.
- Давай, рассказывай уже, чего ты на Красном Чёрте учудил. А то дожил, блин, из газет про тебя узнаю.
- Может и не про меня,- хитро подмигнул Джон, - машину-то не нашли. Мало ли шальных здесь носится.
- Давай уже, не тяни, - Мэтью еще раз затянулся и приготовился слушать.
- Не, ну а чего рассказывать-то? Помнишь Джоан из параллельного?
- Ну.
- А сестрицу ее?
- Так, не особо, - покачал головой Мэтью.
- Вот и я не особо помнил, - продолжал Джон. - А тут она вдруг к нам наведалась. Патрицией ее звать. Ну я помнил только, что она так себе всегда была. Не то что страшная, просто никакая. Я ее вообще в упор не видел, даже когда она в универ поступила и уехала, я и не заметил. А тут вдруг появляется, ё-моё, просто застрелись! Раз только на меня поглазела и я потом как во сне ходил. - Джон мечтательно пощелкал гаечным ключом с трещоткой. - Ну и вот, пока она не уехала, думаю, надо мне на Красном Чёрте как-нибудь к их дому подрулить. Кружок-другой навернуть, вроде как невзначай. А если выглянет, прокатить предложу. Хотя бы просто по поселку.
Ну и вот. Отполировал я Красного Черта так что он вообще весь сверкал. Даже если она дома, думаю, сидит, он ей сквозь стенку просветит. - Джон глотнул Гиннеса, оживляясь. - В общем, надраил его, все как надо, и к ней собрался. А сам думаю, дай-ка по главной улице прокачусь, зря что ли старался. Еду себе не спеша, одной рукой рулю, другую в окно свесил с сигареткой, и тут глядь - прям перед «Рыбным Баром» патрульная машина стоит. И офицер из нее как раз выходит, еды на вынос набрал. А я такой не торопясь мимо, как есть без номеров, и еще Красный Чёрт весь на солнце сверкает. Проехал себе, значит, мол вы меня не видели, я вас не видел. И тут же сзади уиии-у, уиии-у. Ну, думаю, дядя теперь злой, я у него, считай, обед изо рта вытащил. И нога у меня сама собой херак педаль в пол. Один светофор пролетаю на красный, второй. А сам все равно к дому Патриции рулю. Думаю, сейчас ей шоу будет. И точно. Она как раз перед домом с цветами возилась. Я мимо нее на всех парах пролетаю, а за мною хвост с мигалкой и с сиреной. Она как уставится. Я думаю нет, такой номер повторить надо. Огибаю квартал ихний и по второму кругу мимо нее. Она уже в калитку вышла, смотрит во все глаза. Там еще улочка такая глухая: яблоко с дерева упадет, все соседи слышат.
Нарезал я, короче несколько кругов, и думаю все, пошутил и ладно, надо дальше чё-то делать. Знаю, что хуже будет, а остановиться не могу, машина сама как шальная несет. Взаправду как черт. Гоню по главной улице, слышу, уже две сирены сзади воют. Думаю всё, приехали. Такие дела решеткой светят. А машина все равно как будто сама за меня решает как быть.
Долетаю до края деревни, круть с дороги и на пустошь. Там по колдобинам прыгаю, слышу, вроде поотстали. Небось брюхом в канаву сели. Ну, отстали и ладно, только дальше-то куда? Меня теперь по всему Йоркишру искать будут. И тут до меня дошло, что рядом-то у старого Брауна ферма. Я газу поддал и прямиком к нему. Он же у нас одинокий волк. Когда в девяностых шахту закрыли и все эти забастовки начались, у них в лидерах был. Даже отсидел реально за то что какому-то полисмену двинул. А может и полисмен ему. Не суть важно. Главное я сразу про него подумал, потому что если кто и укроет, думаю, то только он. Подъезжаю к его ферме. У меня, видать, на лице все было написано. Он даже спрашивать не стал. Говорит, ставь тачку посередь поля. Я ему начинаю объяснять, что надо в амбар прятать, за мной, мол, гонятся. А он как заорет «Посередь поля ставь, кретин!» Я поставил как он велел, гляжу, а он уже на тракторе с полным ковшом сена несется. Вывалил на крышу машины и за новым помчал. Ну и давай Красного Чёрта сеном засыпать. Знай туда-сюда на тракторе своем шныряет, только пыль летит, и куры как полоумные по полю носятся. Я как был на нервах, все равно давай ржать как ненормальный. «Мистер Браун, - кричу, - скорее, бомбардировщики летят!»»
- Ну и чем дело кончилось? - спросил его Мэтью, когда ни открыли еще по Гиннесу.
- Подождал неделю, потом откопали машину из стога. Ночью перегнал во двор и перекрасил пошустрей. Так что прощай Красный Черт, здравствуй Джонни-Бой 2000.
- А с Патрицией как?
- А-а, - улыбнулся Джон. - с ней тоже интересно получилось. - Короче, помогал я потом мамке сарай разгребать, тут, значит, она вдруг звонит...

Мистер Саймонс нашел запонки в правом кармане пиджака, когда уже спустился вниз. Он долго вставлял их в манжеты плохо сгибавшимися пальцами. Правая далась труднее. Закончив одеваться, он побрился и сел в кресло в гостиной напротив окна. Еще было светло. Старик откинул назад голову и, глядя как лучи золотят занавеску, сам не заметил, как задремал. Его разбудил мотор в соседнем дворе. Джонни-Бой 2000 несколько раз он взревел, а потом заработал монотонно и ровно. Часы показывали половину седьмого. «Пока дойду, как раз и стемнеет, - подумал старик». Он поднялся с кресла и отправился на кухню. Там, из упаковки красных яблок он выбрал два самых крупных. «Хорошие яблочки, - подумал старик, аккуратно нарезая их на небольшие дольки. Яблоки хрустели и заливали лезвие и плохо гнущиеся пальцы сладким соком. - От таких-то дружочек не откажется, - улыбнулся мистер Саймонс». Мотор на соседнем дворе замолк и в предвечерней тишине защебетал дрозд. Завернув яблочные дольки в пакет, мистер Саймонс положил его в боковой карман пиджака и вышел из дома, не закрыв дверь.
В конце главной улицы на месте ворот проходной теперь была лишь узкая калитка. Сразу за ней начиналась стиснутая зарослями крапивы и кустами дикой ежевики тропинка, уводившая вглубь пустоши к широким зеленым холмам. Миновав огороды на месте административного корпуса и желтые заросли дрока на пятачке бани и медпункта, старик вышел на ухабистый проселок, раскатанный внедорожными мотоциклами и машинами, на которых гоняла по пустоши ребятня. Когда-то здесь соединялись дороги от шахты и кирпичного завода, поэтому обочины до сих пор были усыпаны кусочками угля и обломками кирпичей. Бетонные плиты, закрывавшие спуск в главную шахту, сплошь поросли мхом и узнать это место теперь можно было только по вентиляционным трубам, еще поднимавшим свои невысокие жестяные конусы над зеленым морем травы.
Отсюда дорога пошла наверх. Миновав рощицу молодых берез на месте здания шахтной подъемной машины, мистер Саймонс поднялся на холм, откуда ему открылся весь поселок, окруженный коричневыми, зелеными и желтыми полями. Над высоким, острым шпилем дальней церкви в широком небе догорали последние закатные облака. Вечер был удивительно тихим. Кругом не шевелилось ни травинки и о том, что время еще не покинуло этот мир, напоминали только ветровые генераторы, нехотя вращавшие вдалеке острые трилистники своих винтов.
Все вокруг казалось сегодня неслучайным: все было на своем месте и складывалось во что-то важное, чему старик не мог дать имени. Туннели и подземные ходы глубоко под морем зеленой травы, где остался шум знакомой работы и голоса друзей, как и колеи, раскатанные мотоциклами и машинами местных ребят, все вели туда, куда он и должен был прийти.
Вот тропинка миновала заросший камышами пожарный пруд, к которому вели следы копыт и лап, пошла в низину, где начинался лесок. Невдалеке от его опушки у дороги скособочилась старая лавка, наполовину утонувшая в траве. Мистер Саймонс сел и стал ждать. Когда тонкие стволы молодых деревьев почти слились с сумерками, очнувшийся ветер зашевелил под ногами траву. В вечерней тишине опять раздались трели птиц, но они не разрушали ее, а выделялись присущими ей элементами, как прожилки в камне. Мистер Саймонс пристально смотрел в сторону леса, пока не увидел четвероногую фигуру, которая неслышно отделилась от темноты и стала осторожно приближаться. Стараясь не шуршать, старик достал из кармана пакет с дольками яблок. Молодой олень встал на дороге, повернув нос в его сторону. Они смотрели друг на друга, пока олень, наконец, не сделал первый шаг. Старик протянул ладонь с дольками яблок в сумерки. В этот момент где-то вдалеке заревел мотор. Олень замер, настороженно вздернув уши, готовый в любое мгновение броситься обратно в лес. Продолжая протягивать ладонь с дольками яблок, старик затаил дыхание, боясь, что сегодня оленя снова спугнут. Олень был совсем молодой, наверное, это была его первая самостоятельная весна. Когда далекий мотор умолк в вечерней тишине, олень подошел еще ближе и остановился в шаге от лавки. «Сегодня обязательно возьмет», понял старик, держа чуть подрагивавшую ладонь протянутой. Наконец, олень подошел и коснувшись его пальцев мягкими губами взял сначала одну дольку, а потом, распробовав, слизнул все остальные. Очень медленно, стараясь не испугать нового друга, старик опустил руку в карман и угостил оленя оставшимися дольками. Доев яблоко, олень отошел, но не скрылся в лесу, а остановился на дороге, как будто дожидаясь старика. Мистер Саймонс медленно поднялся с лавки и пошел за ним, пока они вместе не скрылись в укутанном весенними сумерками молодом лесу.

- А то, может, останешься, Мэт? - еще раз предложил Джон, когда они уже сидели на остановке.
- Не, завтра дел навалом. Надо с утра быть в мастерской, - сказал Мэтью, поглядывая в сторону поворота, откуда скоро должен был показаться автобус. - Ты, кстати, уже нашел покупателя?
- Есть вроде один человечек из Шеффилда, - ответил Джон, закуривая. - У них там полигон специальный для всяких таких гонок. В августе будут большие шоу устраивать. Даже с грузовиками. Так что там все серьезно. Это тебе не оленей у нас на пустоши пугать. Вот, продам Джонни-Боя, куплю себе, может, мотик подержанный. В Ирландию на нем рвану. Проеду по всему западному побережью вдоль океана. Прямо с севера на самый юг, если денег хватит.
- Ты, может, тогда к нам поработать пойдешь? В мастерской как раз человек нужен.
- Нет, спасибо Мэт. Мне уже Рич у них в монтаже обещал работу. Все, знаешь, как-то ближе, к дому.
- Ну, гляди. А то, может, еще экскурсоводом подработаешь. Тут ребятки знакомые из города хотят под землю слазать. У них Инстаграмм про всякие старые шахты. Ты вон у старика нашего поспрашай, он точно все лазейки туда знает, - улыбнулся Мэтью.
- Старик всё, - покачал головой Джон.
- Давно? - спросил Мэтью.
- На прошлой неделе. Дверь у него открыта была. Мы к нему заглянули, он в кресле сидел, весь одетый, как будто собрался куда.
Они поговорили еще немного о старике, и скоро из-за угла показался пустой вечерний автобус, который помчал Мэтью, единственного запоздалого пассажира, в сторону города через вечерние поля.