А ты ведь ещё не сказал своё имя

       "Низкий поклон и вечная память, ВАМ, наши отцы и деды, матери и бабушки за то, что ВЫ подарили нам ЖИЗНЬ.... Крепкого здоровья  тем, кто сейчас жив. ЖИВИТЕ РОДНЫЕ…".

Николай ушёл на войну в 17-летнем возрасте в мае 1944 года. В войне произошёл перелом и все уже верили в Победу. Вообще русский народ в Победе не сомневался никогда и, даже в страшные первые годы войны, люди искренне верили и надеялись на скорую победу.  А  теперь все  просто ощущали её приближение и вопрос был только во времени.  Война возвращалась на Запад,  она  уже шла в Белоруссии и в Прибалтике.

        Но война есть война, и люди по-прежнему гибли и потому в Армию призывали молодых, слегка повзрослевших за войну мальчишек. Миллионы старших братьев и отцов, а также матерей, первыми вставших на защиту Родины, уже лежали в сырой земле. Командование Армии всячески оберегало молодых, вновь призванных неопытных бойцов. Их, как можно дольше, держали в учебках, где обучали военному делу. Но всё же наступало время,  и мальчишки шли в настоящий бой. А мальчишки – они и есть мальчишки, тем более те — довоенной и военной поры. Эти мальчишки родились и взрослели тогда, когда ещё близки были воспоминания отцов о революции и гражданской войне, о героическом строительстве социализма. А потом уже в их собственную жизнь из радиоприёмников и из газет ворвалась   гражданская война в Испании 1936-1939 годов и  бои на Халхин-Голе в 1939 году. И вот теперь, эта страшная, жестокая, вероломная война пришла уже по-настоящему в каждый дом. Эти мальчишки, многие из которых потеряли старших братьев и отцов, изо всех сил рвались на войну. Ими двигало чувство справедливого мщения и желание подвига, который, конечно же, каждый из них непременно жаждал совершить. А также  было опасение, что война закончится без их участия. Этого они допустить не могли и правдами-неправдами  стремились попасть на войну.

       Так и наш Николай с  трудом, но всё же добился призыва в Армию, когда ему только исполнилось 17 лет. И вот уже учебка позади и… первый бой, второй, третий. Эти первые бои совсем были не похожи на те, что они видели  в кино или в кратких показах в киножурнале перед началом фильма. И на рассказы в книжках эти бои  тоже не были похожи. Да они вообще не были похожи на что-то нормальное, что можно было спокойно рассказать словами.

       Грохотало везде – и впереди и сзади и в небе и на земле. Кругом бежали люди и стреляли, падали и снова бежали. И Николай тоже бежал и падал, и снова бежал и стрелял. Потом появились танки, это было очень страшно, казалось, что чёрное дуло пулемёта на башне танка ищет именно его. Но рядом всё время оказывался кто-то из пожилых бойцов, которые, как потом понял Николай, оберегали их, мальчишек, спокойно и незаметно направляли, куда бежать, куда стрелять, когда упасть и зарыться в землю, а потом не забывали подтолкнуть, чтобы вскочил и снова бежал и стрелял.

       Третий бой был самый тяжёлый. Их рота брала небольшую высоту. Рядом бежал уже знакомый пожилой боец и неожиданно Коля, вдруг, почувствовал, как  где-то в груди поднимается спокойная уверенность и сила. Сразу, он как   будто бы  прозрел, и всё стало просто и понятно, и он понял, что уже сам знает,  куда бежать и что делать, где наши, а где фашисты.  И Николай улыбнулся, ставшему теперь уже таким знакомым и даже родным, пожилому бойцу, а тот тоже всё понял и тоже от всей души улыбнулся парнишке. Да и пожилым-то боец был только с высоты Колиного возраста, а на самом деле через месяц ему исполнится   тридцать восемь лет и, наверное, сорока ещё не будет, когда закончится эта проклятая война, на которой он был с первых дней. А потом он вернётся домой, в свой шахтёрский городок, где его ждёт любимая жена и двое мальчишек – сынишек. «Это хорошо, — подумал он, — что мальчишки подрастают — помощники, ведь, сколько нас мужиков полегло на войне. А девчонок мы с Настёной ещё родим», - и боец подмигнул пареньку. «Я ведь до сих пор не знаю, как зовут его, — спохватился Николай, — а он мне уже кажется таким близким, каким-то родным. Вот вернёмся с боя, будем чай пить с галетами и я уже не один на этой страшной жестокой войне, попасть на которую, мне дома казалось так заманчиво».

— «Меня зовут Николай, а как Ваше имя?» — сквозь грохот закричал Коля. Боец собрался ответить, но, вдруг, знакомый тонкий свист летящего снаряда, сказал ему, опытному бойцу, обо многом. Одним рывком он прыгнул на Колю, подмял его под себя, обхватил щуплого паренька со всех сторон своим большим телом. И Николай, задыхаясь от его тяжести, почувствовал, как лежащее сверху тело бойца, несколько раз дёрнулось под осколками разорвавшегося снаряда.  Вырвавшись из — под его рук, Коля заглянул бойцу в лицо. Боец был ещё жив, но жизнь уже уходила из его глаз. Невероятным усилием он слабо улыбнулся и прошептал: «Живи…».

       «Не уходи, не уходи… Я тебя только узнал…  А ты ведь ещё не сказал, как твоё имя…».

На фото мой дядя Коля.