Морроу, 5 глава- Мэн и его метка

ГЛАВА ПЯТАЯ

Близился полдень, когда гость хижины очнулся в полном сознании. Первым ее порывом было закричать от мучившей ее боли, но сильная воля взяла верх, и она вопросительно посмотрела в встревоженное лицо рядом с собой, очевидно, поняв, что ее постигла катастрофа, и теперь молча требовала объяснений.
Уайлдер этого не ожидал. Ее спокойствие и, более того, ее молчаливое требование так отличались от детской и неразумной раздражительности, которую он ожидал, что он был не готов и смущен.
“Вы ранены, - пробормотал он, - и вам придется некоторое время вести себя очень тихо.
- Как я был ранен?” - тихо спросила она. - Лошади испугались бури и убежали.
- О, буря! Я помню.” Потом быстро и тревожно огляделась. —Мой отец, - сказала она, - где он?”
На мгновение странно искаженное лицо в ветвях сморщилось между Уайлдером и его долгом, но, задыхаясь и отталкивая жестом, он отогнал его—не так ловко, но так, чтобы его борьба была видна.
—Он ... пошел за помощью, - сказал он. Затем, быстро отойдя от постели, чтобы скрыть свою слабость и стыд за душившую его ложь, он поспешно добавил: - Да, он не пострадал, и когда мы с ним принесли тебя в эту хижину, он пошел искать помощи. Он вернется как можно скорее.” Он чувствовал, что она смотрит на него с беспощадной твердостью. —Теперь,—сказал он, возвращаясь к кушетке, - я сниму эти бинты, - он указал на веревки, которыми она была привязана к кровати, - но вы должны пообещать мне, что не будете двигаться иначе, как под моим руководством. А ты знаешь?
Она слегка кивнула в знак согласия, и он развязал ее.
“Пойдемте, - добавил он, - вам нужно выпить немного этого бульона. Нет, не пытайся встать, я буду кормить тебя с этой ложечки. Не слишком ли жарко? Это хорошо. Сейчас вы почувствуете себя намного лучше. Сейчас тебе не очень больно, не так ли?
“Я не ребенок, - ответила она с легким оттенком презрения и упрека. Но он весело сказал:
- Превосходно, превосходно! Вот как надо себя чувствовать!
Некоторое время она лежала молча, глядя на крышу. Наконец она сказала:
- Мне кажется, что я сильно ранен. Пожалуйста, скажите мне, как и где я ранен.”
- Ну, твоя левая нога была ранена, и нам придется перевязать ее, а колено не сгибать. И на боку у тебя были синяки и рана головы.
- Мой скальп? - быстро спросила она, поднимая руку и спрашивая: - Вы, конечно, не брили мне голову?
“Нет, - ответил он, весело улыбаясь, - кроме маленького пятнышка, и вы можете прикрыть его, пока не вырастут волосы.
Она не была полностью удовлетворена, пока не почувствовала великолепное богатство волос, которые лежали на подушке.
- Могу я спросить, кто вы?” Этого вопроса он боялся больше всего, но не успел он вымолвить правду, как свет озарил ее лицо, и она поразила его восклицанием:
-О, вы и есть знаменитый доктор Мал-боун! Это невероятно! Мне очень, очень повезло.”
Уайлдер никогда не представлял себе такой ослепительной и счастливой лжи, как эта ошибка. Удивляясь своей глупости из-за того, что он не подумал об этом, и восхищаясь тем, что она так естественно ошиблась, он был слишком ошеломлен, чтобы утверждать или отрицать это. Он понял только, что она невольно разрешила самую трудную из его нынешних проблем. Если бы она смотрела на него, то, возможно, удивилась бы странному выражению, осветившему его лицо, и в особенности багровому, временно вытеснившему смертельную бледность, которую она заметила.
“Да, - продолжала она после некоторого молчания, - мне повезло, потому что я полагаю, что мои раны гораздо серьезнее, чем вы мне дали поверить, и что такое искусство, как ваше, необходимо.” Она снова обратила на него свой взгляд, но он уже пришел в себя и теперь встретил ее взгляд почти спокойно. “Но, - сказала она, - вы гораздо моложе, чем я ожидала увидеть, и не выглядите таким раздраженным, как я могла бы заключить из послания, которое вы прислали мне месяц назад.”
Она замолчала, явно ожидая от него каких-то объяснений, но он молчал и выглядел таким расстроенным, что она улыбнулась.
-Вы, может быть, помните, - продолжала она, - что одна юная леди с озер послала за вами, чтобы вы вылечили ее от ушибов, полученных при падении, и что вы велели ее посланцу передать ей ваши комплименты и сказать, что холодная вода, старуха и Бог прекрасно справятся с таким случаем, как вы. Я и есть та молодая леди.
Уайлдеру понравились прямые и откровенные манеры молодой женщины, хотя они были непривычными и смущающими.
“Несомненно, были важные дела, требующие внимания, - объяснил он.
“Несомненно, - согласилась она.
- И в конце концов, - предположил он, - разве вы не последовали совету и не добились хороших результатов?
“Да, - ответила она, снова слегка улыбнувшись, - это правда.” Она закрыла глаза. Наконец она протянула руку, и Уайлдер пожал ее. Она серьезно посмотрела ему в лицо и спросила:
“Многое зависит от вашего темперамента,” ответил он. “Если———”
“Это уклонение,” перебила она. - Будьте откровенны со мной, - в этой просьбе не было требования, это был призыв из тех глубин ее души, которые она знала, и это тронуло его.
- Да,-пробормотал он,-если только ...
“Кость сломана, не так ли?
“Да, но вы молоды, и ваше здоровье великолепно. Это все.”
Ее лицо посерело от отчаяния, а затем быстро покраснело от гнева и возмущения. Хозяин ничего не ответил. Он видел, что она вполне способна бороться с собой и без его помощи; что ее ум, хотя теперь и расстроенный страданиями, способен понять многое из того, что значило ее состояние, будучи, очевидно, необычайно сильным и ясным умом, и что он придаст принятию ее положения философский взгляд, который так необходим. Он видел, как она упорно и храбро сражается, и не боялся за исход. Постепенно он увидел созерцательное выражение глаз, обращенных внутрь, и лицо стало изможденным и осунувшимся от напряжения. Когда он увидел, как она медленно вынырнула из глубин, в которые он ее толкнул, и по самой медлительности победы он понял, что она победила. Когда она снова посмотрела ему в лицо, он понял, что ее душа испытана, как никогда прежде, и что она стала сильнее и лучше. И он знал, что ее ждет еще одно испытание, которое она, возможно, не вынесла бы, если бы не прошла через это.
“И еще одно, - сказала она так же серьезно, как и прежде, - когда вы ожидаете возвращения моего отца?
—Очень скоро ... как только он ...
- Опять уклонение, - запротестовала она, слегка нахмурившись от нетерпения, но оно тут же исчезло, и ее манеры снова стали привлекательными. - Будьте мне не только врачом, но и другом, доктор Мэлбоун. Пожалуйста, скажи мне правду. Теперь я могу это вынести.
Молодой человек уныло склонил голову.
- Снег все еще идет, - сказал он, - и, без сомнения, через дорогу много деревьев. Нам остается только ждать и надеяться.”
Мимолетный взгляд благодарности за его кажущуюся искренность смягчил ее суровую красоту, и она отдернула руку и отвела взгляд. И тут он понял, что в ней происходит еще одна мощная борьба. По густому румянцу, залившему ее лицо, он понял, как полно она осознает все, чем он должен быть для нее в течение следующих утомительных недель. Он видел внешние признаки того немыслимого отвращения, которое переполняло ее, а причиной был он. Он знал, что в муках душевных она восставала против судьбы, отдавшей ее беспомощную в руки чужого человека, и этот чужой человек-мужчина, и этот человек служит ей теперь, как бы охотно, как бы преданно, с каким бы тактом и деликатностью она ни служила. По тому, как безнадежно она оглядела каюту, он понял, с каким ожесточением она боролась за то, чтобы принять его отвратительное гостеприимство. И что хуже всего, он видел-или думал, что видел, - что в победе, которую она наконец одержала, было больше железной решимости выстоять, чем простой покорности.
Так эти двое начали свою странную совместную жизнь. Как можно предположить, он был полностью лишен истинного общения, и это было неизбежно. И от этого им обоим становилось еще тяжелее. Судя по строгому убранству своей кладовой, хозяин делал все возможное, чтобы обеспечить ей комфорт. Она никогда не жаловалась на грубую, скудную пищу, которая должна была быть такого сорта, чтобы выдерживаться месяцами, и ни одна из них не была приятна привередливому вкусу, ставшему еще более утонченным из-за болезни и прострации от ран. Все бесчисленные знаки внимания, которые оказывала ему ее беспомощность, он оказывал с деловитой прямотой врача и сиделки, и это, очевидно, доставляло ей удовольствие. Она никогда не жаловалась на жестокую жесткость постели и не переставала выражать ему свою благодарность за то, что он позволял ей слегка менять позу.
Самым радостным для хозяина было то, что его пациент добился заметных успехов. Ее странная ошибка в том, что он был доктором Малбоуном, дала ему неоценимую власть над ситуацией. Очевидно, она полностью доверяла его мастерству, и он воспользовался этим. Больше она никогда не спрашивала, что думает о возвращении отца. Она спрашивала только о погоде, суровость которой не ослабевала изо дня в день, из недели в неделю. Когда Уайлдер возвращался из коротких прогулок по снегу, который теперь лежал глубоко в горах и постепенно становился все глубже, она смотрела на него с минуту выжидательно, надеясь на хорошие новости; но ему не нужно было говорить, что их нет, и она не задавала вопросов.
Страх и смятение Уайлдера росли вместе с нагромождением снега вокруг хижины. Еще до того, как он построил дом, он узнал, что зимой, когда штормы были очень сильными, полку, на которой он воздвиг сооружение, засыпало снегом, но на какую высоту, никто так и не выяснил. Никогда еще на памяти белых поселенцев не было такой бури. Поэтому снег был навален выше, чем когда-либо прежде. Для этого были особые причины. Полка образовывала точку завихрения для ветра, приходившего в промежутки между снегопадами, и снег со всех сторон кружился и падал на полку. Он еще не добрался до крыши, но его нужно было очистить от окон и входной двери, а это означало бдительность и труд. Если он будет продолжать накапливаться, пока не достигнет крыши и верха дымохода, перед заключенными встанет серьезная проблема.
Пока больной оставался беспомощным, между этими двумя несчастными смертными не было ничего, кроме жесткой деловой позиции. Между ними возвышалась неосязаемая стена, на которую никто не хотел нападать. Но со временем больной выздоравливал и укреплялся как телом, так и умом; и, кроме того, стали проявляться странные изменения.
Среди вещей молодой женщины Уайлдер обнаружил книгу, в которой она вела дневник. Она потребовала его, как только научилась писать, а так как наблюдательность женщины острее, чем у мужчины, то лучше всего привести здесь (и в других местах по ходу повествования) те выдержки из дневника, которые покажутся ей полезными.