Скорый... Глава шестая. 6. У страха глаза велики

       После пышных похорон Игнаши, погибшего в жуткой автокатастрофе, Роза Григорьевна пребывала в растрёпанных чувствах. Она окончательно переселилась на дачу, поближе к большим деньгам и сказочным драгоценностям, и предложила Максиму и Любаве жить вместе с ней в загородном доме. Непредсказуемая дочь наотрез отказалась:

       — У меня своя квартира, и я хочу жить врозь с тобой.

       — Доченька, страшно мне одной, — произнесла Роза Григорьевна с упавшим сердцем. — А без любимого Игнаши обревелась я. Порой так муторно и скверно, что хочется выть на луну. Пожалей ты меня, пожалуйста.

       — Какое мне дело, что тебя кондрашка бьёт? — Любава постаралась побольней задеть мать за живое. — Выходи поскорей за другого замуж — молодая ещё. Одним мужиком в твоей жизни больше будет. И, в конце-то концов, очередными заморочками хватит мой ум вытаптывать!

       — Ты по-прежнему жестокая. И в кого ты такая выдалась?!

       — Не догадываешься? Вся в тебя я, мамочка. И нечего на мне выезжать. Решай свои проблемы сама...

       Роза Григорьевна тяжело вздохнула и прекратила перечить обнаглевший дочери. Только в Максиме она видела поддержку и сострадание:

       — Я так боюсь всего, я впала в уныние, — призналась она после отъезда Любавы. — А вдруг какая-нибудь залётная банда? А рядом ни одной живой души. Меня в дрожь бросает, как только представлю себя ограбленной и нищей. Нет рядом Игнаши — поедом некруть берёт. И дом надоть самой держать всегда назаперти.

       — Хорошо вас понимаю, Роза Григорьевна. Если вы не возражаете, пока буду здесь жить. Спален полно — выберу любую.

       — Была бы этому рада. Но как Любаве без мужа, а мужу без жены? Нет-нет, не надо такой жертвы ради меня — жить поврозь. Вам нужно быть вместе.

       — Роза Григорьевна, вынужден сообщить вам горькую правду. Я долго не решался, но больше молчать не могу. С некоторых Любава, как бы сказать помягче, принялась ходить налево.

       — У неё другой мужчина?!

       — К несчастью, да. И получается, что она не жена мне вовсе.

       — Час от часу не легче. Любовника завела, бесстыжая!

       — Кажется, нового. Поэтому она и не захотела здесь оставаться. 

       Роза Григорьевна не верила своим ушам, а Максим безжалостно продолжал:

       — Я ведь поначалу сомневался. Считал, что какие-то грязные люди из зависти хотят расстроить наш брак. Искренно жалел её, от пьянства спасал. Так вот сегодня утром мне какие-то анонимы-доброхоты вручили неопровержимые доказательства. На фотографиях всё понятно без слов.

       — Покажи мне. Не могу на словах поверить — ужас какой-то!

       — Я сейчас. Спущусь к машине.

       Через несколько минут смертельно побледневшая Роза Григорьевна рассматривала цветные снимки, обессиленно присев рядом с Максимом на диван. Сомневаться не приходилось — любимая дочь выпала из ума, развратничала безудержно и грязно. Да так грязно, что Роза застонала от острой боли в сердце. Один из снимков привлёк её особое внимание:

       — Что за порошок на ладони? Неужели?!

       — К большому сожалению, Любава раздобыла где-то наркотики. Видимо, гашиш. Наркоманы нюхают его. Самое страшное время наступает, когда начинают колоться. Любаву как-то надо спасти. Больше всего я сейчас о ней думаю. По-прежнему люблю её и готов простить ей измену, разыскать и жестоко наказать обидчика, но потерять Любаву — выше моих сил. Я ведь после армии мечтал о счастливой семье, и вдруг в моей жизни всё может исчезнуть. Казалось бы, защитил Любаву от пьянства, а вслед начинается новый, ещё более чудовищный кошмар.

       — Дорогой Максим, прости меня, но я, видать, змею пригрела на своей материнской груди! Придумай что-нибудь, пожалуйста. Иначе все будут судачить обо мне и дочери, тыкать в нас пальцами. И злорадствовать. Неслыханный позор на мою бедную голову! Умоляю, ты только не разводись, ни за что не разводись с ней! — Роза Григорьевна в обморочном тумане сползла с дивана и принялась неистово целовать ему ноги.

       — Роза Григорьевна, разве я способен на подлый поступок? Я готов, я буду всеми силами бороться за спасение Любавы. Я об этом читал много. Есть варианты.

       Максим и сам был готов поверить в свою спасительную миссию, а Роза Григорьевна импульсивно обняла обеими руками его колени и с великой надеждой смотрела ему в глаза, запрокинув высоко голову:

       — Помоги, дорогой мой! Я тебя отблагодарю, озолочу, одарю бешеными деньгами! К Любаве, хоть она мне и дочь родная, никакого доверия нет. Растранжирит запросто богатство, накопленное Игнашей и мною. А две квартиры, дом, один и другой, и всё остальное недвижимое и движимое?! Да, я так и сделаю. Напишу завещание. Завтра же. Ей ни копейки. Ты будешь единственным наследником, бесценный мой! Помоги ей выздороветь, а меня защити от позора и унижения. Умоляю... умоляю.... умоляю... Мне, несчастной, осталось в этой жизни только белугой зареветь... Никогда не думала, что дочь родная... мести подолом... Ой... распутница... наркоманка...

        — Не рыдайте отчаянно, Роза Григорьевна! Я постараюсь убедить Любаву одуматься. Клянусь, что найду выход из сложной ситуации! А с завещанием не следует торопиться. Я же не лгу. Дал слово — сдержу обещанное. Прежде всего, чистая любовь к Любаве меня к этому обязывает.

       — Я верю, — не в силах подняться, Роза Григорьевна уронила голову на колени Максима.

       После его клятвенных обещаний стало чуть спокойнее на сердце, и она умиротворённо закрыла глаза, почувствовав, что знакомые мужские руки нежно коснулись её головы с изрядно помятой причёской:

       — Всё будет хорошо, Роза Григорьевна. Не плачьте, пожалуйста. Я сделаю всё, чтобы Любава выздоровела и душой, и телом. Мне так хочется, чтобы она осуществила мою сокровенную мечту и родила сына. Я бы заботился о нём с великой любовью. Жаль только, что Любава  сразу после свадьбы не раз угрожала, что в случае беременности сделает аборт. А сейчас... Я не помню, когда мы были с ней в одной постели. Невыносимо горько вам об этом рассказывать...

       — Какой ты благородный мужчина! — она подняла голову с колен и грустно, взглядом чеховской Каштанки, посмотрела Максиму в глаза: — Если бы такое было возможно, я бы с великой радостью родила бы тебе сына. Успела бы родить. Но неужели Любава настолько глупа и развращена? Спаси, её, спаси...
               
        Максим злорадно усмехался: всё сбывалось, как и было задумано. А сегодня, в эти минуты, Роза Григорьевна навсегда утратила свою автономию в этом сумасшедшем доме.

      Они тихо поужинали вместе, помянув Игнашу добрым словом и его любимым коньяком. Перед тем, как разойтись по спальням, Роза Григорьевна впервые за уходящие сутки робко улыбнулась и попыталась пошутить:

       — Богатому не спится: богатый вора боится. Не посчитай за труд, проверь, пожалуйста, заперты ли въездные ворота и входные двери. Тогда я хоть усну спокойно. Измаялась я в последнее время, нету уж силушек воспитывать дочь мою непутевую. Знай себе, изнароком измывается над материнской заботой о ней.

       — Трудно с вами не согласиться, Роза Григорьевна! Спокойной ночи...

       Однако в спальне Роза Григорьевна разревелась в подушку. На сердце у неё по-прежнему кошки скребли: столько горя, столько несчастий враз обрушилось на неё! Ещё одна неприятная догадка промелькнула в сознании. Да что там одна?! Двадцать два несчастья... Родители Максима не смогли прибыть на похороны Игнаши, но обещали приехать в гости позже. И что тогда? Они быстро поймут, что Любава пошла по рукам, пьёт и наркоманит. Не может же Максим моментально отучить её от страшных привычек. Возможно, Елена Сергеевна категорически прикажет единственному сыну:

       — Разводись с потаскушкой и наркоманкой немедленно!

       Не светило, не горело, а вдруг и припекло. Роза Григорьевна твёрдо решила завтра же взяться за оформление завещания. И Максим должен знать, что она слов на ветер не бросает. Соблазнится он богатством. Да нет же — любит он жену, любит и такую! Он готов простить измену и правильно посоветовал, что Любаву надо аккуратно и кропотливо спасать, а не отчитывать вгорячах. О том, что мать знает о дочери всю постыдную правду, никак нельзя проговориться. Действительно, начнёт сдуру вовсю колоться.
            
       И тут Розой Григорьевной вдруг впервые овладевала полнейшая апатия к судьбе дочери. Да пропади она пропадом, неблагодарная девка!!!

       А Максим радовался очередной победе над разжиревшим от власти и денег семейством. Игнаши нет в живых, а у Розы — одна голова на плечах, и та на ниточке. Больше всего циника и ловеласа влекло к себе баснословное содержимое тайной комнаты. О нём, наворованном, Роза Григорьевна, понятно, не могла указать ни слова в завещании. И не надо. Зато сам факт наличия заветного документа полностью развязывал ему руки. Пиксель был совершенно прав: кто следующий? Да ясно кто...

       Продолжение: http://proza.ru/2021/05/05/926