Если бы не погода...

Если бы не погода, командировка ожидалась в удовольствие, с предвкушением новизны и отдыха от ежедневной рабочей скуки. Тема изучена, задание простое – ничто не предвещало непредвиденных сложностей, а тем более неудачи. А вот погода подкачала. Весна  с зимой никуда не спешили – одна прийти, другая – уйти. Казалось, солнце навсегда покинуло землю, а та не заметив, продолжила ипохндрическое  бытие свое, плавно перетекая из монохромности серого дня в бурую неприкаянность ночи и обратно. Погода квасилась дождем и мокрым снегом, природа куксилась.  Дома, словно климактерические бабы покинутые молодыми мужскими телами, мокрели грязными подтеками на капиллярной сетке мертвенной штукатурки. Под ногами чавкала смесь черноземной грязи и пыли с ближайших законсервированных строек.  Местные аборигены зело хандрили и не упускали любой возможности поднять настроения – песни пели громко, водку пили неуёмно.

Для первой стадии проекта с простеньким названием «Счастье в каждый дом» было самое что ни на есть удачное время. Да и по плану-графику начало реализации планировалось на апрель. Неимоверно изловчившись и сдвинув командировку  на пару недель поближе к долгожданному лету, я лишь спровоцировал  недовольство начальства и, не исключаю у себя таковых способностей, ухудшение погоды. Начальство хмурилось, подозревая меня в хитрости, индивидуализме и манкировании корпоративными приоритетами и ценностями, искрило гневом  и громыхало, обещая дисциплинарное взыскание вплоть до…  Погода вытворяла схожие действа и давила на психику, грозя депрессией. Но если поведение начальства было предсказуемым, то гололед в апреле удивил неприятно.

 
К середине дня погода слегка присмирела, перестала завывать и  поливать, но по–прежнему куксилась и грозилась в любой момент разнюниться. Для опроса я выбрал ближайшую к центру боковую улочку в неказистых пятиэтажках, первые этажи которых словно тля ветку облепили многочисленные магазинчики, мастерские и мелкие офисы. Респонденты отбирались  на стадии подготовки к проекту и проходили скрупулезное согласование всевозможными ведомствами и их начальниками, начальниками начальников  и так вплоть до Самого… Проект был признан приоритетным и находился на особом контроле у Самого…  Мне надлежало организовать процесс встречи, грамотно провести опрос, в ходе которого подвести респондента к правильным выводам и, изловчившись, профессионально втюхать предлагаемый продукт. В чем,  в чем, а в этом я  был непревзойденный асс, за что начальство и терпело, сквозь пальцы поглядывая на некий мой волюнтаризм и изрядный индивидуализм карьерно ориентированного работника.

–Елена, вам нравится ваша работа? Чем именно? Близостью к дому, зарплатой, возможностью профессионального или карьерного роста, отношением начальства, коллективом? –  затараторил я, представившись.

Девица распахнула наращенные ресницы и уставилась амбразурными глазками на пульсирующую между бровей красную точку. «Гипнотезер» попозже погашу, а взгляд так и останется прилипшим, – неоднократно проверено.  Я стараюсь не злоупотреблять приемами, дабы не потерять свой статус профессионала высочайшей квалификации, но с другой стороны, частенько сокращая и время и силы в достижении желаемого результата, они не идут вразрез корпоративной этики и не являются запрещенными. Мой оппонент и ближайший соперник настаивает на чистоте эксперимента, предлагая вовсе отказаться от манипулятивных методов с нашими способностями, но я нет-нет и браконьерствую по мелочи.

–Да чё там может нравиться,– вслед за взглядом  сонно потянулись слова.– Вы посидите на кассе двенадцать часов и обслужите бесконечный поток придурков,  сами поймете. И идут и идут, и гребут и гребут, такое ощущение, что жрут все подряд не останавливаясь, как гусеницы…

Мой оппонент считает, что счастливым людей можно сделать исключительно против их воли, то есть насильно. Они настолько недоразвиты в интеллектуальном и духовном плане, что своего счастья попросту не поймут. Я же, веря в человечества, а вернее в того, по чьему образу и подобию человечество проектировалось, пытаюсь доказать противоположное. А любимый враг параллельно в солнечной Испании трудится в административных кабинетах самого высокого уровня, попивая херес на переговорах с человеческой корыстью и тщеславием. Эх, не вовремя я заностальгировал по березкам средней полосы, не по сезону…    

– А давайте пофантазируем? У такой обаятельной девушки должна быть светлая голова и бездна воображения. Вы производите впечатление творческого человека. Скажите, Леночка, если бы вас  перед рождением предупредили, что жизнь на девяносто девять целых и девятьсот девяносто девять тысячных процентов будет состоять из скучной, тяжелой и  нелюбимой работы ради скромного куска хлеба, из домашнего хозяйства – пресловутых стирок-готовок-уборок, уходящих в бесконечность, воспитания детей и мужей, еды и сна, и в мутной серой вязкости никчемных событий  лишь пара-тройка мгновений мелькнет ярких, живых и счастливых, впрочем, как позже выясниться – иллюзорных, вы бы захотели родиться?

–Сто часов счастья, разве этого мало?– хихикнула творческая часть личности Леночки. Девица  кокетливо изогнула басурманские брови и, сделав резкий захват языком, отчего мясистая часть лица желейно вздрогнула и скривилась вправо, перекатила жвачку за левую щеку.

Неприятно защекотало предчувствие надвигающегося поражения. Что можно сказать о разуме существ цитирующих не философские мысли лучших представителей своего племени, и даже не творцов художественного слова, а сомнительных певичек – кладезь мудрости?

–А если серьезно?– настаивал я.
–Нафига мне такая жизнь?!–  возмутилась хорошенькая Лена, сплюнув жвачку на мои любимые  туфли от Амадео Тестони.

–Лена, вы мне нравитесь своей непосредственность и чистотой. Вы открытый и светлый человечек. Таким хочется помогать. Если я предложу вам последнюю разработку секретного института при Правительстве? Только это должно остаться между нами. Очень скоро средство поступит в продажу и будет стоить баснословно дорого. Сейчас идет тестирование и апробация на достойных добровольцах, прошу заметить – не на всех желающих, а таковых много, а лишь удостоившихся высокой чести, соответственно, бесплатно. Принимаешь таблетку и становишься счастливым работиком,– ласково проговорил я, стараясь незаметно стряхнуть слюнявый комочек с туфли.

–Выпиваю таблетку и становлюсь богатой? –  уточнила родниковая часть Леночкиной души.

–Ну-уу-у… Так далеко наши изыскания еще не продвинулись. Вы выпиваете таблетку и становитесь… э-э-ээ…довольной. Вас  начинает устраивать работа, зарплата, начальство, коллеги, перестают раздражать покупатели. Вы довольны, спокойны, радостны и оттого счастливы,– пояснил я максимально доброжелательно.
 
Лена скользнула голубым бездоньем мимо моей переносицы, задержалась на шедевре Амадео Тестони, и со словами: «А чёж сам-то ее не выпил, лотошник?» прицельно сплюнула перед вздрогнувшими оксфордскими носами.

Жвачка, словно невыплаканные слезы, оставила белесый след на  замше. Я мысленно попросил прощение за издержки работы и пообещал любимцам по возвращении из командировки направить свои способности, а заодно чудодейственную силу пара, на восстановление их красоты.

Второй тип респондентов ввиду сложности обработки и малого процента участия в человекомассе к опросу не рекомендовался,  но и под запрет не попадал. Надо сказать, в этом опросе исключение составляли лишь дети, старики, психи и асоциальные элементы, то есть категории с повышенной внутренней свободой, те, кому терять было или еще или уже нечего.  Во всех остальных случаях выбор оставался на усмотрение интервьюера.

После хамовитой Леночки Иван Иванович, интеллигент от рождества Христова, оказался весьма приятственен для моей души.

–Иван Иванович, осмелюсь предположить, что работа у вас интеллектуальная и творческая. Если не смысл жизни, то любимая уж точно. Я прав?– начал сходу, не дожидаясь пока Иван Иванович рассмотрит меня сквозь слабенькие диоптрии старых очков.

–Как вы правы! Как правы! Человека разумного от неразумного, в том числе отличает и отношение к работе. Я счастливый – никогда не понимал выражения – «Работа – это всего лишь работа?». Как же так?! Работа это творчество, самореализация, становление личности, это…

–И что, вам на трудовом поприще ни разу не попался ни один камень преткновения? Все было гладко и без пятнышка? А ведь и на солнце… кхе, кхе,–  я бесцеремонно развернул хронического интеллигента в нужном направлении.

–Конечно, были! Единства и борьба противоположностей, как без нее! Но главное не это, главное…,– предпринял попытку лечь на прежний галс очкарик.

–Главное – это наука в ее служении человечеству. Но, говорят, в ученой среде свои страсти и подковёрные игры, –  я козырнул домашней заготовкой.

Иван Иванович рассеяно крутил в руке очки, забыв для чего снял – протереть, а может, смахнуть слезу. Вздыхал, силясь рассмотреть меня кротовым взглядом.

–Ведь не всегда справедливы решения Высшей аттестационной комиссии? Да и мы знаем, ученая степень далеко не показатель наличия таланта. Но без нее в науке никак, своего рода дверь к расширению возможностей, к ресурсам. Вы бы хотели заниматься любимой наукой, не обращая внимания на интриги, не отвлекаясь на организационные моменты, не тратя время на условности?– закинул я первый крючок.

–Наверное…Вы правы, увы…На хорошую диссертацию можно насобирать материал за пару интенсивных лет работы, а потом потратить десятилетия на оформление, представление, защиту и…в пустую... Да что там говорить, бюрократия везде и наука не исключение,– вздохнул Иван Иванович и вспомнил о снятых очках.

–Вы человек творческий, предлагаю помечтать. Представляете, нашли бы ученые средство для радости. Нет, не примитивной жевательно глотательной, не потребительски бытовой. А радости созидания. Выпил таблетку – и в душе радость от приносимой пользы обществу и у вас, и у работодателя. Никаких интриг, недовольство, разочарований. Знай себе твори, не отвлекаясь!– выпалил я, восторженно блестя глазами.

В этот раз очки крутились еще дольше. Я терпеливо ждал, ласково улыбаясь, впрочем, не будучи уверенным, видит ли мою широкую улыбку респондент, но желая поправить пошатнувшуюся в результате негаданной рефлексии самооценку.
 
Когда я, в нарушение корпоративных правил, догнал и переспросил своего первого респондента продавца Леночку, девица сначала хмурилась и раздраженно сопела в согласии со стервозным имиджем, а потом с удовольствием и детским злорадством – нате вам, получите, из рогатки своего убогого мировоззрения попыталась подстрелить во мне профессионала.   

 «Я  начала привыкать. Хотя, было сложно. Да и сейчас, нет – нет, за что-то во мне и зацепят. В чем я только ни была виновата –  в инфляции, ценах и качестве продукции, это само собой разумеется, а еще – во внешнем международном курсе, в повышении пенсии, бездушии врачей, домоуправления, учителей, сантехников, налоговой, власти, наконец. В том, что пьет чей-то муж, в том, что чья-то жена-пила мешает пить. В том,  что после двадцати двух часов не продаем водку, и в том, что вообще ее продаем.  У каждого из нас формируется своя броня, но с ней и свой «пунктик». Кто-то с трудом терпит пьяных, кто-то томных мадам в замедленной съемке, кто-то говорунов, кто-то липких взглядом мужиков…И покупатель всегда прав. Ни одного не оштрафовали, ни одному не запретили посещать наш универсам. К скрытому хамству какие претензии? А вы, судя по всему, кроме обиды за свои туфли от иных напастей  закалены – заговорены. Вот я вам и продемонстрировала плохого покупателя, в ответ на  вашего плохого продавца. Почему плохого? А хороший продавец должен так вжиться в свой товар, словно он на собственной шкуре испробован. А возможно, и испробован. А вы счастливым стать не захотели, значит… А ведь классно –  вам плюют на туфли, а все равно счастливы! Вот  я и говорю – и товар плохой, раз сами не попробовали, и продавец вы никчемный, раз не смогли меня убедить в обратном! Кстати, докажите, что это я плюнула специально, а не случайно, а еще лучше – вы сами в мой плевок вляпались… Я же покупатель и всегда права».


–А конфликт? – голос Иван Ивановича прозвучал неожиданно.
–Какой конфликт?– машинально спросил, не успев переключиться с ментального спора на разговор с чахлым интеллигентом.
–Который двигатель прогресса!– заявил чахлый интеллигент.
–Так вроде лень – двигатель прогресса,– я вконец растерялся.
–Лень – на втором этапе, а на первом – конфликт, борьба,– настаивал интеллигент, окончательно определившись с очками и уверенно, всего один раз промахнувшись,  водрузил их на нос.
–Так и боритесь конструктивно, например,  с природой за ее тайны. А какой смысл тратить драгоценные силы на  борьбу с административной машиной?–  не менее настойчиво парировал я, отодвинув наглую девицу в дальний запасник.
–Так в том все удовольствие! Победить, доказать, достичь! Не только себе, но и другим. На этом азарте все великие открытия и делаются! А вот с природой надо как раз полюбовно, как с женщиной, тогда она и сама все отдаст.
 
 Сегодня явно не мой день! Я оторопело смотрел на расправившего плечи собеседника.

–А как же служение людям?– спросил упадническим тоном, понимая, что первый раунд проигран.
–Это вы сказали,– уверенно парировал Иван Иванович.

Дальше последовал один из самых содержательных диалогов в моей жизни.

–Я?
–Вы!
–А вы?

–А я сторонник разумного эгоизма и настаиваю на том, что человек всегда все делает во имя себя, для своего блага. С нюансом. Когда личные цели совпадают с интересами общества,  труд служит общему благу и к удовольствию, усиливая его многократно, добавляется чувство значимости.  Посему все усилия надо направлять  не на устранение естественных для нашего общества камней преткновения, а для создания предпосылок для совпадения личных и общественных интересов. А недовольство собой, ситуацией, руководством, местом в служебной иерархии нужно рассматривать не злом, а топливом для внутреннего двигателя. Убери все препятствия и человек захандрит, протяни все на блюдечке – объявит голодовку. Стимул – в преодолении. С вами было интересно побеседовать, молодой человек, но мне пора. Всего вам наилучшего и как можно больше препятствий для развития.

Я сидел в кафе, цедил бурую кофейную жидкость, пялился в оплеванное бесконечными дождями окно и непрофессионально хандрил. Хорошо, лучший враг-напарник не застанет  упаднического моего настроения, иначе от виртуозно исполненных издевок не отобьюсь. Сейчас соберусь с мыслями, сгруппируюсь, и… Тревожно застучали крупные капли, и через пару минут окно разрыдалось, растушевывая отчаянием  грязных ручейков безрадостный заоконный мир.   

Простая и очень понятная миссия сделать человека счастливым, заменив внутренние недовольство, конфликты и беспокойство на  удовлетворение, спокойствие и позитив, оказалась не просто под угрозой срыва, а в корне провальной. Тщательно выверенная, прошедшая несколько ступеней проверки на реалистичность, актуальность и необходимость программа на первых же респондентах дала сбой. Все остальные  кто испуганно шарахался, кто крутил у виска, кто цитировал Конституцию вперемешку с Библией, кто умничал цитатами, были сомневающиеся и неуверенные без четкой личной позиции, но не было ни одного, кто  согласился бы на эксперимент. В чем же дело? Ответ вертелся рядом, дразня неявным присутствием, казалось,  еще миг и пойму, что же мы не учли в своем, как нам виделось беспроигрышном проекте всеобщего счастья…

Офисный обед заканчивался, я успевал опросить еще одного кандидата. Последнего, но с возложением на него самых больших надежд.  Информация, собранная по респонденту внушала оптимизм в исходе моего задания. В юности оступился, отсидел по «легкой» статье. Вышел и уверенно пошел по правильному пути – женился, родил сына, построил дом…Что там  далее по программе о настоящих мужиках, не упомню. Пил редко и  в меру, курил много, работал шофером. Работой, а вернее начальством, как и полагается на Руси, был не доволен, считая, что старье-машину подсунули не справедливо, а с хорошими рейсами зажимают намерено.  Был консервативен и педантичен.  Я занял его любимый столик, потому шансы разминуться у нас были минимальны.

Если бы не неуместные  розовые ногти, его крупные коричневые руки слились со столешницей.  Петров, так он представился, был худ, мал ростом и растрепан как воробей только что искупавшийся в луже, и понравился непростецкой простотой,  исходящих от него уверенностью и разумностью. Мы успели обсудить политику, экономику, на культуре буксанули, тогда я и перешел к делу.

–Знаешь, я иногда думаю, сколько в мире недовольных своей жизнью, несчастных людей,– начал я задушевно. – Вот ты, Петров, всем доволен?
–Так, всем никто доволен не бывает,– рассудительно ответил, спокойно, даже важно так ответил.
–Но есть ведь что-то особенное, что сильно гнетет несправедливостью, нечестностью. У тебя как с начальством?– допытывался я.
–Да неважно с начальством у меня. Давно бы ушел, но не привык бегать, да и чувства у меня к нашей автоколонне имеются… После срока меня нигде не брали, а тут поверили, старый директор так и сказал – надо парню шанс дать, иначе пропадет, взяли разнорабочим, а там я уже и сам потихоньку, вот, специальность шоферскую получил.
–А сейчас, значит, у тебя конфликт?– посочувствовал я.
–Конфликт,– вздохнул Петров.
–Мешает жить?– подкрался я совсем близко.

Петров затянулся, с укоризной глянул на меня: « Ну а ты как думаешь? Конечно, мешает. И решить проблему не могу, и успокоиться не получается. Вот червяк в голове и шевелится все время, по ночам спать мешает. А что делать, не знаю. Наверное, все же работу новую искать придется».

На мое предложение Петров согласился не сразу.

–Мне дадут новую машину и поставят на денежные рейсы?–  уточнил он с ходу.
–Нет, не так. Тебе ничего не дадут, но червяк в твоей голове успокоится,– мне нравилось общаться с ним на его языке.
–Тогда в чем смысл?– недоумевал Петров.
–Тебе червяк мешает?
–Мешает.
–А теперь не будет,– пообещал я.
–А давай, я лучше заплачу и куплю таблетки с гарантией новой машины и хорошего отношения начальства,– его до последнего не покидала надежда на возможность изменить судьбу.

После этой мысли в моей голове тоже началось какое-то шевеление, очевидно, червяк Петрова потревожил сон моего. Легкий ветерок если не дежавю, чего-то узнаваемого, слегка коснулся плеча. Замер, пытаясь ухватить мысль или распознать ощущение. И разочарованно выдохнул, упустив.

–К сожалению, такой таблетки нет,– я искренне загрустил на пару с Петровым.
–Ты мне все же объясни мой интерес, я что-то недопонимаю…
–Какие шансы, что поменяв работу, ты получишь хорошую машину и самые выгодные заказы? И на твоем пути не окажется родственных, блатных, нужных, шестерошных?– я решил добавить жесткости в разговор, обещающий затянуться надолго.
 
Петров сопел, молчал и сорил пеплом мимо пепельницы.

– А если и будет новая машина, случится что-то другое раздражающее. А так, выпил таблетку и требовательный червяк в твоей голове издох. Ты спокоен, доволен, а значит, счастлив. И никто, заметь, на это твое состояние покуситься не сможет. Да, у тебя останется старая машина, но у тебя появится удовлетворение жизнью. Маленькая зарплата? Жена не довольно? Так  в комплектации добавочная имеется, на крайний случай,  для членов семьи.  Нет ссор – жена довольна. В семье мир и спокойствие, а значит полное счастье, абсолютное, – я  пел так заливисто, что еще чуть-чуть и сам бы съел таблетку. Хотя, на нас ее эффект не срабатывал, разработчики предусмотрительно нивелировали. 
 
 Петров засопел еще громче.

–Давай!– решился, как в холодную воду прыгнул.

Я начал оформлять неизбежные даже для нашей конторы бюрократические бумажки.

–Я буду доволен жизнью?– не унимался Петров.
–Да! – я спешил заполнить последний бланк.
–Буду считать ее удавшейся?– занудничал Петров.
–Да! – я давил в себе тревогу сильным нажатием на шариковую ручку.
–То есть, лучшей?– как-то очень уж тихо переспросил Петров.

Ручка треснула, плюнув с тыла стержнем. Я с отчаянием неудачника смотрел на свой последний шанс.

–Да, – неуверенно ответил, слишком неуверенно…
–Значит, своему сыну я тоже захочу такой жизни? И отговорю от мечты о юридическом вузе?

Как только я швырнул в услужливо поднесенную для меня урну разодранный в клочья договор, материализовался противно жизнерадостный напарник.

–Проблемы? – злорадно, без тени участия, поинтересовался мой то ли троюродный племянник, то ли пятиюродный дядя, то ли еще какой дальний родственник, фиг поймешь… А что вы хотите, как вверху, так и внизу, у нас, как и у вас, сплошное кумовство, без родственности в контору не устроиться.

–Первый этап комом – нормальный результат, тебе ли не знать,– я мигом вернулся в хладнокровное,  и вовсе не в переносном смысле, состояние.– Какой твой результат с мнящими себя вершителями судеб?

–Такой же как и у тебя,– хихикнул неунывающий семиюродый дедушка или...Впрочем, какая разница. И добавил еще веселее. – Понимаешь, пока речь шла о вассалах – подданных – рабах –быдле, как они там народ свой называют нынче, не упомню, все скользило как с вазелином, а как дошло, что всеохватность без исключения – непременное условие акции, так с главным истерика случилась. Говорит, помазан я, особенный, мне нельзя таблеток ваших принимать. Скромняга, неудобно ему пока богом себя объявить, исчо  штесьняеться…

–Вернемся, поработаем с возражениями, отработаем новые аргументации, – равнодушно продолжил я.

–Наметим пути решения,– весело подхватил напарник.

–Только с учетом экономической целесообразности. Прошлый раз за бюджет вышли, потом полгода за нецелевое использование отписывались. Руководителя проекта чуть не посадили,– напомнил я.

–Да, помню,– отмахнулся напарник. – Но цветные революции сейчас на потоке, это раньше за  эксклюзивность переплачивали, сейчас – копейки. Слегка тряханем босса, мигом за пожизненное правление таблетку заглотит. Да и продавщице твоей недостачу организовать – раз плюнуть. Ученому сорвать защиту еще дешевле, завистники сами задарма, из чистого удовольствия, справятся. А водиле подбросим информацию, что с его биографией и у сына при поступлении проблемы будут. А чтоб утешить, понравился мне твой Петров, байку сосед расскажет, как после института молодежь устроиться не может,  менеджерами-лакеями в салоны идут на побегушки и за копейки. А водилой на гомновозке такую деньгу зашибать можно, благо что не пахнет деньга, да еще люд важный с загаженным до верху дерьмосборником в пояс кланяться станет… 

Не очень я любил подобную работу с возражениями, ставящую под сомнение чистоту эксперимента, но что поделать, когда миссия под угрозой, тут уж не до чистоплюйства.

–Что-то мы не учли в разработке, какую-то  важную составляющую,–  не стал скрывать свою грусть перед напарником.– Жадность, глупость, слабость, зависть, нытье и хроническое недовольство...Лю-ю-юди!! Всю жизнь рветесь из кожи вон, карабкаетесь, пытаетесь, а прорваться к верхнему ярусу единицам удается. А потом завидуете и ноете, несчастные и неудовлетворенные до смерти. А мы предлагаем хороший выход из хронического желчного отравления жизни! Выпиваешь таблетку  – и  погружаешься в умиротворенное состояние, принимая жизнь,  как она есть, эдакая мгновенная рабочая нирвана без усилий и утомительных медитаций. Почему!!! Почему все отказались?

–Пока отказались. Не усложняй жизнь! Не наша проблема. Пусть разработчики и аналитики дальше кумекают,– подытожил мой вечный напарник – соперник – родственник.

Мы направились к выходу из кафе.

Еще одна пустоголовая девица, схожая с виденными мной за день как листья одного дерева,   корчила глупые рожицы вслед прямой как перст судьбы спине паренька и визжала на весь зал, поперхнувшись истерикой:  «А надежда-то умирает последней! Сдался, слабак?!».