Я свекровь когда-то мамой называла
Как-то я взяла отгул на работе, забежала к ней. Она жила с дочерью. Плохо себя чувствовала, почти не вставала, кружилась голова. У меня был ключ, открыла дверь. Дочь на работе.
В квартире гнетущая тишина. Она лежала на кровати, под грудой одеял, грелок, ей в последнее время всегда было холодно. Такая маленькая, седая, худенькая. Увидев меня, из ее глаз потекли слезы. Весь день одна. Весь день лежать и смотреть на часы, и считать минуты до возвращения дочери.
Я понимала, как это тяжко для женщины, из которой энергия била ключом, которая всегда все делала сама и всегда была очень подвижна и общительна.
«Люда, но почему мне бог не дает смерти… Я так устала…Мне так тяжело», стала говорить она.
Комок подошел к горлу, прервала ее и сказала: «Не надо гневить бога своими мольбами о смерти, а наоборот, надо благодарить его за то, что бог милостив и дает вам возможность жить, видеть этот мир, своих детей, своих внуков и правнуков. Вы не одиноки, у вас замечательная семья, которая всегда рядом и очень любит вас. К вам заходят ваши коллеги, друзья. Вот зашла я, и мы будем пить чай, а не плакать».
От моих слов она успокоилась, и разговор плавно перешел к ее воспоминаниям. Надо сказать, что у свекрови в 92 года был очень ясный и острый ум, она умела точно излагать мысли со своей оценкой происходящего. Была прекрасным рассказчиком. Я всегда удивлялась ее памяти.
Евдокия Николаевна помнила до мельчайших деталей свое детство, молодость, взрослость. Помнила фамилии, имена, отчества и дни рождения людей, с которыми она встречалась на своем веку. Каждому человеку умела дать блестящую характеристику, оценку, но никогда не говорила ни о ком плохо, она уважала и любила людей.
Война забрала молодость свекрови. Ей было 22 года. Она училась в Москве в институте легкой промышленности на последнем курсе.
В день объявления войны записалась на курсы медсестер, после окончания которых, получила назначение в военно-санитарный поезд, на котором проводилась эвакуация раненых бойцов с прифронтовой полосы, в глубокий тыл, в Ташкент. Она называла номер этого поезда жизни, фамилию командира, но я, к сожалению, не записала, а сейчас не могу вспомнить.
Со слезами на глазах рассказывала, что к прибытию поезда на станцию назначения раненых подвозили на мотоциклах, машинах непосредственно с поля боя. Несмотря на четкие опознавательные знаки Красного креста, гитлеровские летчики охотились за военно-санитарными поездами, и часто погрузку раненых приходилось выполнять под огнем. Защищаться было нечем, на военно-санитарных поездах не была предусмотрена установка зениток. Один раз бомба попала в состав, загорелось два хвостовых вагона. Паровозная бригада расцепили вагоны, и стала сбивать с их пламя. Пожар удалось погасить, но раненые сгорели заживо. Это был шок для всех. Путь был исправлен и военно-санитарный поезд пошел дальше.
Целыми сутками, не зная отдыха, и врачи, и медсестры, и санитары работали у операционных и перевязочных столов. Вспоминала глаза молодых раненых солдат, их муки и их силу воли; самоотверженность и доброту медперсонала, который старался изо всех сил успокоить и хоть как-то облегчить им боль; те тяжелые минуты, когда не удавалось спасти раненого, и он умирал.
Не знаю, как могла эта молоденькая, худенькая и маленькая девушка (рост 156 см, вес 44 кг) вынести все это на своих плечах.
Рассказывала о своем знакомстве с будущим мужем. Они встретились на одной из станций при погрузке раненых в 1943 году. Всего один час. Она только успела сказать, как ее звать и где училась до войны.
Судьба интересная штука. После войны она восстановилась в институте. И какого же было удивление, когда ее вызвали в деканат, и она увидела офицера. Это был он, Александр Дмитриевич. Он не забыл эту встречу и нашел ее, чтобы предложить руку и сердце.
Много потом чего было в жизни. И служба вместе с мужем в городе Капустин Яр, на ракетном полигоне, и рождение там сына, и год работы мужа военным атташе в Японии, и рождение дочери и многое что еще.
Я сидела и слушала затаив дыхание. Время при таких беседах протекает мгновенно. Жаль, ничего не записала, понадеялась на свою память. А память подвела. А ведь про жизнь родителей мужа, можно написать роман.
Александр Дмитриевич умер в 52 года. Инфаркт. Евдокия Николаевна осталась одна с двумя небольшими подростками, сыну было 16 лет, дочке 13 лет. Больше замуж не вышла. Хотя на нее обращали внимание мужчины и не раз делали предложения.
Перешла из библиотеки, где работала, в техническое училище, там больше платили. Но денег не хватало. По вечерам готовилась к занятиям, по ночам шила и вязала знакомым.
У Евдокии Николаевны была очень тяжелая жизнь, но она не озлобилась, не сломалась, она всегда была жизнерадостна, гостеприимна, отзывчива.
Мы молодые вспыльчивые, но я никогда, за 42 года жизни с ее сыном, даже не поссорилась с ней. Нет, это заслуга не моя, это ее. Она умела обходить острые углы, находить нужные слова, разряжать обстановку. Для меня она стала второй мамой.
Ее самый любимый праздник, это День Победы. В этот день она надевала свой строгий черный костюм, на котором с обеих сторон висели награды. В ее глазах была и радость, и боль. Она шла к могиле неизвестного солдата с гордо поднятой головой с охапкой цветов. Умерла Евдокия Николаевна летом, в июне 2012 года.
Вот на таких честных, преданных, добрых, работящих, умных людях стоит, и будет стоять земля русская.
Такие ли мы сейчас? И если бы эти все невзгоды легли на наши плечи, выдержали бы или нет? Вот в чем вопрос.
Свидетельство о публикации №221050401963
Николай Павлов Юрьевский 28.06.2022 21:45 Заявить о нарушении
Людмила Снопок 28.08.2022 10:51 Заявить о нарушении