Всё с начала

* * * ВСЁ СНАЧАЛА. * * *

Прошли годы, промелькнули верстовые столбы от одной вехи к другой. Каждая верста, вроде и с одинаковой скоростью, прошли, час за часом, день за день, год за год, но по разному воспринимается. Какой - то день до вечера тянется каплей густого меда из плошки на землю, а последняя капля повисла и никак упасть не желает, а  другой только наклонил, так и вылился разом весь, и напиться под его струей не успел. А итог всегда один; и того, и другого не хватило жажду жизненную утолить. И хочется завет о посаженном дереве, построенном доме выполнить, а не успеваешь. Так и я к тридцати годам в этом вопросе на месте топчусь. Дома собственного не построил, детей не нарожал, если не считать тех, о которых не знаю, о возможных случайных.
.   Было предложено поработать в туберкулезной больнице. Дело для меня новое, знакомое только по небольшой практике по графику обучения в училище. Никогда меня стационар не привлекал, скучно мне в его стенах, размаха нет, но я надеялся на то, что это ненадолго, пока снова или на скорую , или на ФАП не  перейду. Почему так получалось, что работу менял? Все очень просто. Если на работе мое начальство показывало мне то, что оно начальство, значит я дурак, я показывал ему жест с помощью ладони и локтевого сустава. А так как собственного жилья никогда не имел, мои метания приносили вред только умному начальству. Хотя и им ,может, не очень - то вредили.В облздравотделе мне предложили работу в загородном больничном комплексе, в который входили онко. центр, психиатрическая лечебница и туб. больница. Комплекс находился в семи километрах от областного центра, с общежитием, магазином продуктов и столовой. Укомплектован центр, надо, справедливости ради, отметить, достойно, с размахом. А как иначе, если огромная область казахстанская им обслуживается. В мои обязанности входило дежурство в ночь, а в выходные и праздничные дни суточные дежурства. Со мною только санитарка, поэтому все решения по оказанию медобслуживания лично на мне. Это немного взбадривало , давало самостоятельность, которой в жизни иногда приходилось добиваться с боем. На работу из города приходилось выезжать за час - полтора, так как 21 - ый автобус ходил с интервалом в 30 - 45 минут, а в то время, как и везде, редко выдерживались поминутные графики. Отпотев в толчее  переполненного в часы пересменок автобуса, принимал смену у дневных сестер, выпив с ними на посошок по чашке кофе, приступал к выполнению вечерних процедур. Больных туберкулезом в Казахстане много, особенно в селах, поэтому и отделение заполнено под завязку.Иногда бывало до 40 - ка  пациентов. А раз так, то и работы для меня хватает. Сделав все положенные назначения, могу почаевничать до отбоя. Когда в 22.00 дежурный врач больницы, в которой пять этажей, пять отделений, закрывает на ключ парадный вход, я остаюсь в своем отделении единственным мужчиной. Вы правильно прочитали, глаза вас не обманывают. Я - ночной фельдшер второго терапевтического женского отделения. В первый день, узнав, где работать придётся, я рвался к глав. врачу с криком " Караул!". Но мне сказали, что каяться поздно, надо привыкать. Мои страхи оказались преувеличены. В женском было даже легче, и на много спокойней, чем в мужском.. Мне не раз приходилось подниматься на второй этаж, во второе мужское отделение, чтобы успокоить перепивших мужиков. Ни для кого не секрет, что в таких больницах большой процент отсидевших уголовников, подцепивших болезнь в местах, как принято говорить, отдаленных. Так что я оставался властителем обширного гарема. Мое отделение так все и называли, даже главный врач больницы. Пройдясь по палатам, выслушав просьбы и наставления пожилых своих девочек, я готовился к ночной работе. Связана она с заполнением многочисленных журналов, выписыванию в историях болезней назначений на завтра, отметок в температурных листах и т.д. Эта, ненавистная мною работа, как впрочем она ненавистна всем без исключения медикам, обычно занимает время часов до двух - трёх. Именно в это время и собираются молодые женщины на двух диванах, стоящих напротив моего стола дежурного. С первых дней моей работы они напросились сидеть здесь, читая, занимаясь вязанием, шитьём и доведением меня иногда до тихого бешенства. Тогда я становлюсь в позу и требую всем разбегаться по палатам. Они , вот же наглены, начинают каяться шёпотом, ( это мое требование , чтобы не мешали другим отдыхать), льстили, заразы такие, и я таял. Вот так вот и приходилось работать, не получая за вредность молоко. А может, не получал я молоко за вредность потому, что его и так хватало. Даже таблетки запиваются здесь молоком, поэтому пей - не хочу. С самого начала и до конца с вечера сидело со мной человек десять. Я понимал их, сам повалялся на больничных простынях не мало. Когда ночью не спишь и заняться нечем, мысли самые негативные, ни к чему хорошему не приводящие. Единственное мое требование было о соблюдении тишины. Так получилось, что была только одна молодая женщина русская, остальные все казашки. Первое время они вроде как стеснялись, но постепенно стали привыкать и помыкать. Им уже мало было заниматься своими делами, они атаковали меня своими намеками, подколами , предлагали в подруги жизни друг друга по очереди . Шутили, конечно, но для меня эти их шуточки нервов стоили. Был бы я просто мужик среди баб, это одно, но я же ,так сказать, лицо официальное, хоть и мужик. Попили они моей кровушки. В итоге все они остановили свой выбор на Алие, чернявой, спокойной, стеснительной и симпатичной. Чем - то она напоминала мою Таню, доармейскую и армейскую любовь, которая потерялась безвозвратно. Алия нравилась мне, но мыслей греховных не было. Даже помыслить поиграть с кем бы то ни было из своих больных не возникало. Не идиот же я. Чем дальше, тем больше привыкали они ко мне, я к ним. В таких больницах люди порой годами лежат, периодически отдыхая дома, и снова возвращаясь. Поэтому и привыкали они к нам, медикам, мы к ним. Так и жили мы, я помогал им, они скрашивали мое одиночество. Нет, жил я конечно среди людей, так же занимался музыкой, в своем отделении организовал программу на конкурс  "Лучшая медсестра" и девчонки выиграли, много рисовал , начал пробовать свои силы в портрете с фотографии. Но все - равно был один. Была у меня и женщина, но она не смогла стать моей. И вот Алия. Я видел , что нравлюсь, но сдерживал статус. В один из вечеров девчата показали на Алию, что - то вяжущую на длинных спицах, по секрету сообщив, что это свитер для меня. Старался не обращать внимания на все бабьи провокации. Но однажды произошло непредвиденное.
.      Как всегда заполнил все нужные бумаги, девчата разошлись по палатам. Собирался и я отдохнуть . У нас, рядом с процедурным кабинетом, постоянно пустой была одна резервная палата на экстренный случай. Обычно она пустовала и служила комнатой отдыха для персонала. Я уже собрался пойти в эту палату, когда подошла женщина казашка, весом под сто, страдающая эпилепсией. Она попросила меня не обращать на нее внимание, она просто посидит за моим столом, потому что чувствует себя тревожно. Конечно, я был не против, главное, чтобы она ,если что, поднимала меня. С полчаса все было спокойно и я даже задремал. Стук падающего тела и хлюпающие звуки подбросили на кровати, я сразу сообразил, что у женщины начался очередной приступ. Когда такое случается часто, привыкаешь действовать механически, решения принимать почти не приходится. Она упала под стол и билась в конвульсиях. Вывел ее из состояния судорог, ввел то , что положено в таких случаях, она успокоилась, погрузившись в глубокий сон. Разбудить таких невозможно, да и нежелательно. Но как теперь ее поднять и отнести в кровать. Вспомнилось кино, где сестричка раненого спрашивает : " И зачем вас , таких дуболомов, в армию берут?".Возюкаю ее по полу , а толку? Я же не Шварцнеггер! Алия находилась в одной из дальних палат по коридору, поэтому, выйдя по нужде, она увидела всю эту некрасивую картинку еще издали. Ну вы только представьте распласстанную роскошную женщину и меня верхом на ней, пыхтящего и вытворяющего незамысловатые телодвижения. Уже совсем рядом я ее заметил и , не задумываясь, взмолился : " Алия, помогай!". Она  удивленно на меня смотрела, не понимая, чего я хочу от нее, какой помощи. " Поднять ее помоги"- попросил я. Она  поняла, наконец, и присоединилась к моей возне. Кое - как мы переложили ношу в принесенные мною носилки и отнесли в палату, которая находилась рядом с палатой Алии. Потом привели себя в порядок, глянули на часы, поняли, что до утра уже немного осталось, не стоит и ложиться. Но это мне. Помощница моя еще часа три могла смело поспать. Однако она сообщила, что уже теперь не заснет, пропал сон. Тогда я предложил идти в нашу , медиков, палату пить кофе с печеньем.
.      Попили, называется, кофе. Я , так как Алия мне нравилась, решил - а почему нет? Может, хватит быть ничьим? Пора уже прибиться к берегу. Алия сначала опешила, уверяла, что я ей ничего не должен, что сама в случившемся виновата, но я , как всегда, приняв решение, заднюю не включал. Наконец, она  призналась в том, что будет только счастлива такому моему  предложению. Из больницы, в исключительных случаях, разрешали поездки домой. Вот и я предложил Алие съездить к матери, живущей в другом городе, предупредить ее о том, что в ближайшие дни появлюсь с предложением руки и сердца ее дочери. А как же, положено так. В субботу она уехала, а вернувшись в понедельник, сообщила, что ехать к ней домой мне не надо, мать не против нашего решения. Я узнал , что Алия шестая девочка в их семье. Есть и один брат, Серик. Отец умер давно, поэтому все решения принимает мать. Ну что ж , не надо, так не надо, баба с возу.
.    У Алии туберкулез в неактивной фазе, но до полного излечения далековато. Я прекрасно знал возможность ее полного излечения и решил приложить все свои силы для этого. В процессе жизни с этой болезнью мне пришлось быть рядышком. Мой дядя страдал от нее, и перенес не одну операцию, не один год мотался по санаториям и лечебницам. Его дети так же вынуждены были лечиться. Поэтому я знал и о том, что лучше, чем у нас на Кавказе, ей нигде не помогут. Решение было принято совместно, мы едем ко мне домой, вернее, в моем понимании домой, своего - то пока не было. Подал заявление, и ,так как о нас с Алияшкой все уже знали, глав. врач не чинил препятствий, подписал, благословил и даже отрабатывать положенный срок не заставил. Получив рассчет, сразу купил билеты на прямой поезд до Минеральных Вод. Алия еще раз съездила домой и привезла согласие матери на наш отьезд. Я , такой уж балбес, не придал значения нежеланию Алии познакомить нас, не хочет, значит так надо.
.      Провожали нас на вокзал все наши ночные посидельщицы. Мы отметили отьезд в вокзальном ресторане, нас посадили в поезд и пожелали доброго пути.
.       Этот поезд заслуживает того, чтобы о нем немного рассказать. Половину пути он идет по казахским землям, затем астраханским и в концовке по северокавказским. Двое с половиной суток пейзаж меняется кардинально. Сначала , на старте, идут полупесчанные, полуглиноземные просторы с редкими лесополосами и кустарниками смородины по обочинам железнодорожного полотна. На станциях зелено и ухожено, цивилизация пока видна. Но постепенно растительности все меньше, земля из черно- желтой превращается в желто- коричневую, а где - то и в песочный цвет. Если сначала пути в придорожных поселениях видны были домашняя птица и даже гуси, то чем дальше, тем скуднее и животный мир. Кое  - где по руслам пересохших рек попадаются единичные сайгаки, уже почти полностью истребленные, на редких карагачах сидят, светя перьями в разные стороны , степные стервятники. Иногда даже кажется, глядя на это запустение, что армагедон уже побывал здесь, опустошив и наполовину убив все вокруг. Но оказывается, что здесь еще не все, а вот дальше... Ближе к Гурьеву за окнами только песок, в вагоне песок, залетающий в открытые, иначе жара испепелит,окна, песок во рту. Местным хоть бы хны, продолжают жевать и пить литрами крепкозаваренный чай со сливками, закусывая баурсаками, казахскими  вкусными лепешками, изготовленными в постном масле, как русские орешки, только несладкие и плоские. Они как сели за столы в Актюбинске, так продолжают кушать и сейчас. Именно в этом поезде едят, как нигде, постоянно. Едят везде в дороге, но куда до казахстанских едоков. Слабаки без аппетита.
Перед Гурьевом и дальше только верблюд, сонно смотрящий вслед тепловозу, здесь еще электропоезда не видели, да суслики, о которых можно только догадываться. Как живут тут люди - загадка, но живут же. Ближе к Астрахани понемногу меняется пейзаж, но почти незаметно глазу. Астрахань встречает цивилизацией уже заметной,  связками рыбы, с которыми бегают многочисленные продавцы, предлагая продать дешево и хорошего качества. Я не удержался и купил связку какой - то рыбы, горячего копчения с ароматным запахом. После Астрахани появилась зелень огородов и садов, пошли многочисленные бахчи с арбузами, не пролазящими в вагонное окно. В этом я убедился сам. На маленьких станциях, где стоянка поезда 1- 2 минуты, по над окнами бегают местные жители , за бесценок предлагающие свои арбузы. Их подают прямо в открытые окна. Соблазнился и я, протянул в окно сколько - то рублей, прося два арбуза на них. Расчет на то, чтобы разделить общий вес на два, сразу же весь не осилить. Изумлению не было предела. За гроши мне в окно кое  - как втиснули два порося, которые есть надо было всем вагоном, чтобы уничтожить .Один, побольше, мы взгромоздили на верхнюю полку, а меньший, килограмм на 10 - 15 ( сами понимаете, что это так, навскидку) разрезали. Я убедился , гордость астраханцев за свои плоды не безосновательна, есть чем хвастать. Это, действительно, чудо, да еще и холодное. Два , конечно, не съедим, поэтому прикидывали, как второго арбуза транспортировать будем в подарок сестре. Но вопрос разрешился нежданчиком. Подходя к очередной станции, поезд , останавливаясь, дернулся, арбуз с верхней полки просвистел рядом с моей головой и грохнулся, разбрызгивая алую мякоть по всему купе. Мы все, вместе с попутчиками, уставились на кашу, которая была везде, сладкая, липкая, и мерзкая после мыслей о том, что это все надо как  - то убирать. Успокоила проводница, давая нам тряпку и ведро с водой. " Не вы первые, здесь такое в каждый рейс. Хорошо, не на голову , и такое бывало. Все пчелы тогда ваши". Пчелы и так все наши уже были. А их в поезде много, вагоны - то в это время всегда  сладкие. Убрали кое - как. На следующей станции Алиюшка высматривала арбуз для моей сестры, но я уперся. Что мы, всю оставшуюся дорогу остерегаться прыгающих с верхних полок арбузов должны, а потом мыть сладкое купе в пяти водах, иначе невозможно убрать этот сироп.
.     Наконец, природа ожила, за окнами замелькали зеленые массивы, луга с пасущимися стадами, села с добротными домами, и города, озелененные самой природой. Я был спокоен, домой ведь ехал, а Алия начала беспокоиться. Это и естественно. Она, хоть и городская, не знала и не видела другой жизни, кроме жизни своего городка, с несколькими шахтами посреди степи. Она удивлялась даже домам с двумя этажами , принадлежащих одному хозяину, с кирпичными и каменными заборами и фруктовым деревьям везде, не принадлежавшим никому, а значит для всех. В Минеральных Водах нас встретили Галина с Мишей и отец. Меня порадовало то, что папка неравнодушно воспринял весть о новой невестке, ведь до сих пор я с таким не сталкивался. О моей Тане он ни разу не интересовался, хотя, я не уверен , знал ли он вообще о ней. Мы загрузились в Мишкин запорожец, первая его собственная машина, и тронулись к новому повороту по пути моей жизни. Хотя Алия и не была горячо любимой, а, как оказалось, и со скверным характером, я знал, что она искренне любит меня, готова ради меня на все, хорошая хозяйка, а когда появились дети, стала хорошей матерью. В ней уживались вместе страстная любовь и такая же страстная ревность, желание отдать всю себя, но в состоянии причинить зло, не ограничиваясь только своими возможностями, она была лжива до неприличия и продолжала лгать даже после того, как ее уличили во лжи, но и  спустя время она прилюдно бичевала себя , признаваясь в своей лжи. Она могла обвинить меня в домашнем дебоше в то время, когда я был на работе, приревновав к больной женщине и писала заявление в милицию. А когда за мной приезжали, чтобы закрыть в камеру, она бежала опять же в милицию и писала сама на себя заявление. Несколько суток я отсидел, признаваясь в несуществующем грехе, потому что Алию обвиняли во лжесвидетельстве. Это был два в одном, а может и три разнохарактерных человека. В одном она оставалась собой, всегда была верна мне. До развода, конечно. Потом уж не мое дело стало. А сейчас эта глава была в качестве пролога, была спокойной и , где - то , даже счастливой. Но об этом завтра, в другой главе.
.           04.05.2021г.