В темном-темном лесу

Весна за городом – это настоящая весна! Свободная, полноправная! Ручьи пускает там, где ей вздумается, цветы сажает те, что захочет. С раннего утра и до позднего вечера поёт без устали вместе с многоголосым хором птиц, и никто не в праве ей помешать.
 А что же городская весна? Живёт, как бедная родственница в гостях. Ютится в крохотных дворах многоэтажек и на отведенных квадратах скверов, чихает от пыли проспектов и улиц, пытается пустить ручейки между тротуарными плитками, но ничего не получается, сил не хватает. Цветы на клумбах сажают исключительно люди и только свои, а её милые одуванчики считают сорняками. Я уже не говорю про птиц! Их не слышно из-за гула транспорта.
Толи по этой, толи по другой какой причине, но даже крутая городская молодежь поняла, что за городом лучше. Так называемые, светские львицы, а также светские гиены, шакалы, драные коты и кошки стали искать места для развлечений в загородных отелях.
И всё было бы ничего, если бы не их закидоны. Не умеют они себя вести на природе: то шмякнутся с ограждения террасы, делая селфи, то ногу подвернут, спускаясь на шпильках к реке, то пьяными в грязь упадут, то разозлят добрейшую собаку на свете до того, что она их покусает, то сами между собой разругаются хуже собак. Вот, именно, последнее-то и произошло в тот злополучный вечер в клубе-отеле «Медвежий угол».
Маринка никак не ожидала, что её подвыпивший новый парень начнет наглеть, хватать её за коленки и совсем недвусмысленно намекать на то, что он от неё хочет. Оттолкнув его и бросив обидное «Урод», она схватила сумочку и выскочила за дверь.
- Да чтобы я ещё здесь осталась! В этом гадюшнике? В этой засратой хате? Не в жизнь! Быдло, олень тупорылый, дерьмо собачье, мудак последний. А ведь обещал, тварь! – на ходу вела с собой диалог Марина, гордо шагая по дорожке к трассе. – Я этого так не оставлю! Нет! Ты ещё у меня пожалеешь! Поплачешь ещё!
Днём дорожка к отелю из окна машины тупорылого оленя казалась такой светлой, ровной, а с наползающей темнотой превратилась в полосу препятствий: камни, ветки, кочки, рытвины. Марина вглядывалась под ноги, а мысли от подбора оскорблений медленно повернулись к тому, чтобы как-нибудь без падений добраться до трассы.
Вот и спасительная трасса. Остановившись на обочине дороги, храбрая беглянка достала из сумочки телефон, чтобы вызвать такси. На дисплее телефона не было ни одной черточки, показывающей прием сотового сигнала.
- Блин! Да что же это за дыра такая, что даже сотовой связи нет! – Маринку снова пробило на брань. – Может попутку поймать?
 Она робко подошла ближе к краю дороги и стала голосовать.
Не тут-то было. Легковых машин не было, а грузовички и фуры проносились мимо на большой скорости, не замечая Маринкиной красоты. Прошло около часа. Стемнело окончательно. Подул прохладный ветерок.
- И чё? Чё теперь делать-то? Я назад не пойду-у-у, - захныкала Марина, глядя на утонувшую в темноте елей дорожку, ведущую к отелю.
Куда только девались её храбрость и решительность? Подбородок девчонки задрожал, а по щекам потекли крупные слёзы.
- Здесь же где-то село было. Я помню, что мы на него ориентировались. Слева от дороги в логу - село, а справа, через двести метров, - поворот к гостинице, - включила мозги Маринка. – Может там машину найду?
Расстроенная деваха поплелась по обочине. Действительно, примерно через двести метров за поворотом показались редкие огоньки небольшого села. Марина еле дошла на своих каблуках до ближайшего домика. На продолжительный лай собаки из него вышла сонная бабулька. Дойдя до калитки, не поздоровавшись, она проговорила, как будто заученный, текст:
- Телефона и машины нет. У кого они есть – не знаю. Где живёт полицейский – тоже не знаю. Могу предложить ночлег. Тысяча.
Маринка опешила от такого гостеприимства, но всё рано была безумно рада предложенному ночлегу.
В маленьком-маленьком домике было куда лучше, чем в темном-темном лесу. В доме была единственная комната, в которой из мебели размещались стол, комод с телевизором, двухстворчатый шифоньер и две старые кровати с железными душками. В пристройке к домику, на веранде, гудел холодильник. При тусклом свете лампочки непрошенная гостья рассмотрела в углу комнаты икону, а на стенах в рамках под стеклом пожелтевшие от старости фотографии. Марина, может быть, увидела бы ещё что-нибудь, но бабулька быстро разобрала для неё вторую кровать, сняв покрывало и ажурную накидку с подушки, и потушила свет.
- Девонька, я сегодня вымоталась на кухне, устала и таблетку сонную выпила. Ты уж не приставай ко мне с разговорами, - отрезала хозяйка.
Она и впрямь была уставшая, так как через пять минут после того, как погасила свет, из её угла стал доноситься храп с причмокиванием, чавканьем и бульканьем.
Маринка была тоже очень уставшая, но в душе её кипели эмоции, которые не позволяли ей вот также молниеносно заснуть. Сначала она в мыслях репетировала месть уроду-мудаку, потом у неё зачесались ноги, а потом показалось, что по телу что-то ползает.
Маринка завизжала и соскочила с кровати. Бабка проснулась, тяжело со скрипом встала с кровати и включила свет.
- Ну чего ещё, ошалелая?
- По мне кто-то ползает и кусает! – протараторила Маринка, осматривая свои ноги.
- Кроме мурашей никого здесь нету! Навязалась на мою голову! Спи уже, кому говорят! – бабулька снова потушила свет, а через пять минут захрапела.
- «Кроме мурашей здесь никого нету!» А этого что? Мало что-ли? И как теперь спать? – продолжала мысленно возмущаться городская деваха. – Охренеть, какой сервис! И, вообще, я давно уже хочу в туалет.
Маринка сначала шепотом, а потом громче и громче стала звать бабку:
- Бабушка! Ба-буш-ка! БА-БУШ-КА!
- Га? Чё ещё надо?
- Я в туалет хочу!
- По-большому или по-маленькому?
- По-маленькому.
- Тогда на травку во дворе можно.
- А как? Там же темно.
- Каком книзу! – огрызнулась бабка. – На веранде слева от двери выключатель щелкнешь.
Маринка встала и осторожно на цыпочках пошла по самотканым дорожкам к двери. Долго шарила по стене рукой в поисках выключателя, наконец нашла и щёлкнула. Свет лампочки Ильича озарил скудное убранство верандочки: допотопный холодильник Бирюса, буфет, на котором стояли чисто вымытые стеклянные банки, и табурет с оцинкованным бачком, на крышке которого лежал ковшик.
- Слышь, девонька, вместо калбуков лыжи мои одень. В них удобняя, - посоветовала бабулька.
- Удобняя, удобняя. – Передразнила Маринка. – С ума что-ли бабка сошла! Какие лыжи? Здесь только калоши её стоят.
Девонька одела свои «калбуки» и приоткрыла дверь во двор.
- Обалдеть! Ничего себе! Звезды-то какие большие! – задрав голову вверх, Маринка сделала шаг в «космос» и… больно подвернула ногу, забыв про ступеньку.
А-а-а-а! Ой-ой-ой! – застонала она.
Тут же залаяла хозяйская собачонка, а следом её лай подхватили все местные собаки. Деревня проснулась.
Как не хотела бабулька, но встать пришлось.
- Да за каки таки грехи мне Господь вас посылает? А? Чё случилось-то?
- Нога. Ногу подвернула.
-  Говорила же! Одевай калоши!
- Вы про лыжи говорили, а не про калоши!
- Дура! Это и есть мои калоши! – Здесь бабка крепко выругалась. – Иди уж, писай, а я пойду лопухов надергаю.
Пописав, Маринка, еле наступая на больную ногу, добралась до кровати. Вернулась бабка с букетом из лопуха. Влажные и прохладные листья она приложила к больной стопе городской дурочки и туго повязала сверху стареньким платком.
- Лежи и не дергайся! Поняла? А то вон, как Лариску, закопаю под берёзой!
- Какую Лариску?
- Да была одна сучка. Спать всё мне не давала. Пришлось закопать, - с этими словами бабка выключила свет и легла на кровать.
- Ни хрена себе! Так бабка не только дура, которая лыжи с калошами путает, но и маньячка! – Маринка от страшных мыслей вжалась в подушку, боясь нарушить тишину. – Лучше бы я в дремучем отеле осталась с оленем, - сделала она вывод и вскоре задремала. Усталость взяла своё.
Утром её разбудил двигатель подъехавшего автомобиля. Допрыгав до окна на здоровой ноге, Марина увидела джип тупорылого оленя, из дверей которого вышел он сам и бабка – маньячка.
- Ничего не понимаю! Как это? - думала Марина, напяливая на себя джинсы. – Так они что? Заодно?
Дверь открылась, и в комнату влетел олень.
- Мариночка, солнышко моё! Живая! А я всю ночь тебя в лесу искал. Думал про самое страшное. А ты ножку подвернула, да? – Влюбленный молодой человек сел возле Марины на колени и стал гладить её больную ногу. – Хорошо, что баба Женя сказала, где тебя искать.
- Баба Женя? А как она тебя нашла?
- Так она в отеле посуду моет.
- А ты знаешь, Олежек, что она человека убила? Девушку Ларису. И похоронила её под берёзой.
Тут в дверях, подбоченившись, появилась бабка:
- Ну и дура же ты, городская! Лариска – это моя покойная собака. Пятнадцать лет у меня жила, а потом заболела и сдохла. Я её под дальней берёзой закопала. Не расскажи б про неё, не напугай тебя, так ты бы мне до утра спать не дала.
Олежек улыбнулся, бережно поднял на руки свою принцессу и понёс к машине. Усадив её на сиденье, вернулся и положил бабе Жене на холодильник пятитысячную купюру. За мучения, принесенные городскими дураками.