Агента звали Вяхирь

     Ранние весны в наших краях редкость. Однако когда такие случаются, многие птицы появляются несколько раньше обычного, дней на восемь-десять. Этого хватает для того, чтобы раньше сесть на гнезда и вскоре уже заботиться о потомстве.

     Для охотника ранняя весна не всегда хороша. Как предугадаешь время прилета и пролета дичи? Погода в северных краях настолько непредсказуема, что и за две-три недели невозможно бывает понять, как теплый апрельский ветерок будет противодействовать утренним заморозкам. А то и в начале мая случится настоящая метель.

     Произошло так, что несмотря на вроде бы раннюю весну, охоту в тот год открыли только в мае. Весь охотничий сезон провел я на старых заброшенных торфяных каналах. Они тянулись по окрытой местности вдоль раскисших дорог, огибали сухие торфяные болота, забирались в лесные массивы, выходили к небольшим озерцам.
     Среди них были широкие и глубокие с открытой водой; были совсем узкие, не шире двух метров, заросшие растительностью и заполненные всяким лесным сором. Весной там появлялиь утки разных пород. Кряковые, в основном, предпочитали каналы пошире, чирки - маленькие оконца чистой воды в канавах и среди кочкарников. А там, где образовывались разливы, частень можно было увидеть гоголей.

    Сезон подходил к концу, когда я среди дня, пока еще было относительно тепло и пригревало солнце, выбрался на узкие канавы с целью подкараулить чирков. Очень я любил этих маленьких доверчивых уточек (кстати говоря, очень вкусных) за удивительно красивый наряд селезней.

    Присмотрев место под высокой елью, стоящей прямо на краю канавы, я смастерил нехитрую засидку, маскирующую меня только со стороны подлетающих птиц, и уселся у воды на ствол упавшего старого дерева. Сзади меня прикрывала густая прибрежная растительность. Сидеть, скрючившись, предстояло долго, и вскоре я пожалел, что не захватил из дома складной походный стульчик.

    В ожидании подлета птицы никогда нельзя расслабляться. Оружие должно быть наготове всегда и не стоять в стороне, а находиться в руках. Поэтому, сидя на стволе, я держал свою тулку за цевье повыше курков. Приклад ружья упер в ступню, чтобы лишний раз не мочить, а дуло смотрело в  небо, точнее вдоль ствола ели, под которой я обосновался.
    Тут и произошел случай, который, как оказалось, определил весь сезон моей будущей летне-осенней охоты.
 
    По сути, я сидел на корточках, изрядно отклячив в сторону прибрежной растительности свой афедрон. В него я и получил неожиданный, сильный и болезненный удар. Помимо удара, меня еще кто-то и больно ущипнул, зашипев как десять змей.
    От испуга я резко дернулся, палец сорвался с цевья на спусковой крючок ружья,  и оно выстрелило прямо в нависшие надо мной еловые лапы. На сор, полетевший сверху, я и внимания не обратил. Быстро обернувшись,  удивился, что не увидел обидчика: как и раньше, высокая и густая растительность подходила прямо к бревну, на котором я сидел.
 
    Перезарядив ружье, я медленно раздвинул стволами траву и буквально
в метре от себя увидел притаившегося в ней крупного лебедя. Он не собирался убираться прочь, а выказывал явные намерения разобраться со мной по полной программе.

    Надо знать повадки лебедей, чтобы полностью оценить, насколько это конфликтная, безжалостная и злобная птица. Есть множество свидетельств, что там, где поселится и совьет гнездо лебедь, он уничтожит гнезда всех птиц и всех вылупившихся птенцов, не пощадив буквально никого. Так что мне довелось подвергнуться обычному с его стороны нападению. Впрочем, этому лебедю я оказался, в результате, весьма благодарен, и вскоре вы поймете, почему.

    Драться с лебедем не входило в мои планы, да и поврежденное место требовало неотложной заботы. Я понял, что менять засидку придется мне. Стараясь не поворачиваться к лебедю спиной, я закинул за спину рюкзак, схватил другой рукой пластмассовую седушку и ружье и стал пятиться, не выпуская лебедя из виду.

    Тут-то я и заметил среди сора, упавшего с ели, средних размеров гнездо, сантиметров сорок в диаметре. Видимо, оно было сбито моим случайным выстрелом и упало с высоты метров десяти-двенадцати. Рядом с гнездом лежал убитый крупный голубь-вяхирь, а около него сидел нахохлившийся подросший птенец. Судя по всему, птенцу было дней двадцать от роду и через пять-семь дней он смог бы уже совершать самостоятельные полеты.
    Когда я взял его в руки, он со страху даже не пищал и не сопротивлялся. Папашку его, а судя по времени суток, на гнезде должен был сидеть самец, мне пришлось забрать и употребить потом в кулинарных целях, а птенца я аккуратно поместил в небольшую корзиночку  и опустил в рюкзак.

   Вечером, вернувшись с охоты, мне пришла в голову идея, основанная на рассказах одного старика, в детстве знавшего основателя династии дрессировщиков Анатолия Дурова. Этот прославленный артист был другом его отца и научил моего знакомого дрессировать голубей довольно простым способом: не давать им долго еды, а потом кормить с рук. По словам Бориса Иосифовича, успех был грандиозным!
Мысль о необычной охоте родилась сразу. Я решил повторить эксперимент Дурова и за неимением лучшего посадил птенца в клетку из-под кроликов, хранившуюся у меня на чердаке.
    Вяхирь был уже довольно большим, мог есть обычную пищу – крупу, кукурузу, семена растений,хлебные крошки, но поначалу от еды отказался. Пришлось ему устроить  голодную диету по всем правилам на два с лишним дня. Этого оказалось довольно, и все случилось так, как описывал мой знакомый.

    В течение месяца вяхирь превратился совсем в ручного. Уже в июне я выпускал его из клетки, он облетал территорию дачного участка по какому-то только ему известному маршруту и вскоре возвращался ко мне. Я дал ему простое родовое имя – Вяхирь.

    Между тем наступила середина августа, открылась охота по перу. В том числе и на вяхирей. Где их искать в это время, я отлично знал по опыту. Время и траектории их полетов тоже были хорошо известны. Захватив с собой клетку с моим подопечным, я часикам к десяти утра,не торопять, обосновался на кромке леса между высокими елями и раскидистыми старыми березами. За лесом расстилались фермерские поля, засеянные гороховой смесью, которую любили лесные голуби.

    Теперь главная интрига состояла в том, будет ли мой голубь работать агентом, приглашающим своих сородичей присесть рядом, или улетит с ними по зову природы.
    Выпустив питомца из клетки, я стал наблюдать за ним в бинокль. Промчавшись между елями и поднявшись на значительную высоту, он сделал круг над полями радиусом с полкилометра и скрылся с моих глаз за лесом. Через несколько минут он показался с другой стороны, еще раз облетел поле, затем поднялся ввысь и две-три минуты планировал, снижаясь и ловя потоки воздуха. Проделав такое упражднение пару раз, голубь подлетел к одной из елей, стоящих рядом со мной, сел на самую ее верхушку и загукал, как обычно это делают вяхири, подзывая собратьев.
    Не прошло и получаса, как к нему стали присоединяться дикие вяхири.

    Ну и охота была у меня в тот год до самого конца сентября! Никакая кряковая подсадная не сравнится с моим подопечным голубем. В разных местах выпускал я своего агента, и везде его находили сородичи, садившиеся на соседние ели или березы и становившиеся моей добычей. Бывало, одним выстрелом добывал я двух, а то и трех голубей. В азарте брал я в день по десятку вяхирей, что для наших мест совсем немало – все же не Краснодарский край и не Ростовская бласть.       Главное было не задеть выстрелом своего агента.

    Однако именно это и произошло однажды на исходе сентября. Конечно, случайно. Конечно, в азарте. Просто перепутал в густом лапнике ели своего и чужого, а как умеют лесные голуби прямо на глазах схорониться среди ветвей, знает только тот, кто не один час своей жизни провел на этой занимательной охоте.

    Чучело моего выкормыша и сейчас стоит у меня на шкафу. А под ним
на деревянной табличке выжжена надпись: агент Вяхирь.