Возвращение в Москву

   Однако прожили в Такобе мы недолго. Произошло несколько событий в стране и природе, которые побудили нас вернуться в Москву.
   Одно из событий было показано в фильме "Огонек в горах" снятом в 1958 году и посвященном сходу селя, его опасности для населения и героизму молодых геологов. Фильм снимали в нашем Варзобском ущелье. А через год через ущелье в действительности прошел сель. Но мы с мамой в то время жили в Сталинабаде. А в Такобе многие дома, стоящие ниже дороги, то есть ближе к реке, были разрушены и засыпаны песком и камнями. Даже квартира тети Ксени, которая находилась под нашей, была частично занесена песком.
   Отец оставался работать на комбинате и прилетал к нам в Сталинабад на вертолете, так как дорога в нескольких местах была размыта. Однако сама по себе эта природная ситуация не побудила бы нас к отъезду.
   Хуже было то, что в стране проходила экономическая реформа, начатая в 1957 году. Целью реформы была "замена централизованной отраслевой системы управления на децентрализованную, территориально распределённую систему, которая в советской литературе получила название «системы управления по территориальному принципу»".
   По всей стране стали учреждаться совнархозы и ликвидироваться министерства. Экономическая власть и управление на местах стали передаваться местным функционерам.
   А наши местные давно облизывались на Такобский комбинат. Во-первых, к тому времени он стал уже одним из крупнейших предприятий республики и имел стратегическое значение: производимый на нем концентрат использовался в алюминиевой промышленности. Кроме того, в комбинат входила шахта, правда, на высоте 3000 метров, в которой добывали рудное золото. Хоть и немного, но все же золото!
   По заказу, надо думать, местных властей понемногу начали готовить, как сказали бы сейчас, компромат на директора комбината. В местной прессе начали появляться статьи с фотографиями, где моя мама приезжает на рынок на папиной машине, с соответствующими комментариями.
   Поскольку комбинат входил в алюминиевую отрасль, которой в то время уделялось особое внимание по вполне понятным причинам - авиастроение, электрификация и т. п., - зарплаты на комбинате были в несколько раз выше, чем в республике, тем более, когда он стал прибыльным. В том числе и зарплата руководства. Поэтому не удивительно, что многим местным  хотелось занять кресло его руководителя.
   В это же время мама получила письмо от подполковника, который жил в нашей квартире в Москве. Он писал о том, что закончил обучение в академии, получил назначение на новое место службы и потому с благодарностью оставляет нашу квартиру. Вот тут мама уже испугалась.
   - Ты как хочешь, а я с детьми возвращаюсь в Москву, - сказала она отцу.
   После недолгих обсуждений родители приняли решение вернуться.
   Куда вернуться? Неизвестно. Министерства цветной металлургии уже нет, знакомых в новых структурах - совнархозах - тоже. Да и времени на восстановление связей и поиски новой работы тоже не было.
   Возвращались в Москву - и в никуда!
   Были распроданы ковры, посуда, какие-то вещи. Двоих котят, Рыжика и Черныша, отдали знакомым. Рыжик считался котом моей сестры, Елены, и был ласковым, ленивым и вялым. Один раз только поймал крошечного мышонка, да и того замучил, но не съел. Зато был очень красивым - соломенно-белым. А моим считался Черныш. Это был сильный боевой и жилистый кот. Он поддерживал зообаланс не только в квартире, но и в сарае, где однажды поймал хорька и принес его в дом. Я обрадовался хорьку, так как никогда таких не видел, взял его в руки, а тот тут же цапнул меня за большой палец, да так, что прокусил ноготь. От неожиданности я бросил хорька и схватился за палец. Хорек решил убежать, но не тут-то было! Черныш снова схватил его и наказал.
   Рыжика прямо в доме передали подружке Елены и она унесла его к себе. Тот даже не мяукнул на прощание! Попытка же передать Черныша не удалась. Он вырвался и убежал на веранду. Пришлось мне взять его на руки. Он успокоился и я понес его на новое место. Когда отошел от дома метров на пятьдесят, Черныш стал вырываться из рук и исцарапал меня всего так, что я не смог его удержать. В конце-концов он вернулся домой и спрятался в сарае.
   Наша семья собрала оставшиеся вещи, снарядили контейнер, где главной ценностью были польское пианино "Calisia" и радиола "Люкс", а также пара ковров. За контейнером и мы погрузились на поезд, заняв теперь полноправно целое купе в мягком вагоне. Обратная дорога зимой осталась в памяти теплой и уютной. Теперь уже и с мамой и с папой мы читали книжки, играли в карты, слушали беседы родителей о прошедших днях и событиях в Таджикистане и о той неизвестности, что нам предстоит в Москве.   
   Сразу после нашего отъезда уехал в город Апатиты главный инженер Селин со своей семьей, за ним главный бухгалтер Пастухов и другие специалисты, присланные на комбинат министерством. Их места заняли местные руководящие кадры.

***
   Хочу не упустить еще один эпизод, связанный с моими родителями.
   На комбинат выделили две путевки в пионерлагерь "Артек". Кто из пионеров не знал об этом лагере! Попасть в него было мечтой каждого ребенка. Мы с сестрой ни разу не были на море, а мама неоднократно отдыхала в "Украртеке" под Одессой. Мама очень любила море и мечтала вывезти туда своих детей.
   Когда вечером папа рассказал о путевках, мама спросила:
   - Ну и что вы решили?
   Путевки распределял местком, но всем понятно, чье мнение было определяющим.
   - Не мог же я их взять себе! - сказал отец. - Мы решили отдать их дочке Ксении (нашей домработницы тети Ксени) и дочке уборщицы (имени уже не помню).
   - Правильно! - сказала мама. - А то бы я со стыда сгорела.

   Дочка тети Ксени в Артеке не только хорошо отдохнула, но и выиграла какие-то соревнования, за что ее наградили медалью и лавровым венком. Венок был из настоящего лаврового листа, половину которого она с благодарностью принесла моей маме на суп. Мы все очень радовались за нее.


   Вернулись в Москву мы в феврале или в марте. В школе шла третья четверть.
Мои друзья во дворе еще помнили меня и, как полагается, решили проверить мой статус. Борька Давыдов, мой ровесник, сразу предложил мне побороться, чтобы узнать, кто сильнее. Сильнее оказался я. Борька не знал, что такое много солнца, фруктов, орехов и шашлык из парной баранины.
   А еще он не знал, что в Таджикистане, в обеих наших квартирах, мама завела курятники и мы ели яйца от своих кур. Но прежде чем они стали курами, они были цыплятами на птицефабрике, куда мы поехали за ними с мамой летом. Гуляя по ферме и выбирая цыплят я получил солнечный удар и у меня сильно разболелась голова. Но я стойко, сидя на заднем сиденье, держал коробки с желтыми пушистыми комочками, которые забавно пищали.
   В Сталинабаде эти комочки были помещены в курятник, специально для них построенный. Пока их там не было, мы с детьми использовали его как домик, где было светло и пахло свежеструганной древесиной.
   Мама и в Сталинабаде квасила капусту с отменными яблоками и виноградом, - в сарае была большая дубовая бочка. Это делали все жители нашего дома. У каждой семьи был сарай, где кроме дров или угля, стояли всяческие заготовки. У некоторых были даже бочки с мочеными арбузами. Я тогда впервые их попробовал и мне понравилось. Шипучий сок и солоновато-кисловатая мякоть были очень необычны. Но с тех пор я их никогда не ел.
   Помимо отменного питания я получил неплохой опыт битв с мальчишками из соседних с поселком Такоб кишлаков. Вражды между нами не было, но было обычное соперничество, такое же, как в Останкино.
   Сейчас думаю, что эти неполные три года, проведенные в Таджикистане в возрасте самого интенсивного формирования детского организма, дали мне неоценимый заряд здоровья. Наверно, этот опыт всем пошел бы на пользу, если бы его можно было распространить.   

***

   Меня и мою сестру Лену определили в ближайшую школу №291. Лена уже училась в ней  до отъезда, а я увидел впервые. По сравнению со школами, которые я знал, - а их было две, - эта была огромная. Пятиэтажное красное здание с барельефными портретами писателей и поэтов на фасадной стене и с подиумом и портиком при входе. И большие светлые классы... Мне нравилось.
   Записали меня во второй класс "А". Учительницей у нас была довольно пожилая Елизавета Владимировна. Она была одновременно доброй и строгой и говорила настолько быстро, что после первого родительского собрания мама меня спросила:
   - Как вы ее понимаете?
   Но мы понимали.

   Поначалу учеба не задалась. В Таджикистане у меня были хорошие отметки, а тут пошли сплошные тройки. Дома мама решила проверить мои знания, но я без запинки ответил на все вопросы. И маме пришлось пойти в школу. Вернувшись домой после беседы с учительницей, мама рассказала в чем дело.
   А дело было в ее воспитательной установке.