Скорый из прошлого. Глава 6. 9. Хорош, но не мечта

       Как будто и не было советской власти!

       Страна Советов приказала долго жить, хотя народ в своём большинстве был против. На итоги референдума по этому жгучему вопросу власть предержащие просто-напросто плюнули с высоких трибун. Ещё несколько лет назад, казалось бы, безвозмездно подаривший народам большой страны надежду на очередное светлое будущее, Михаил Сергеевич Горбачёв вызывал досаду и огорчение. Одно дело — доверительно и гласно обещать перемены к лучшему, начиная с апрельских тезисов 1985 года, и совсем другое — слова подкрепить делами. Не случайно один из влиятельных речовских директоров на доверительной встрече с подполковником Юшикиным и Максимом не без иронии заметил:

       — Любимец Запада задумал преодолеть неизбежную пропасть в два прыжка и, естественно,  сам вместе со страной в ней оказался. Не страна, а полный беспредел, закон джунглей и правило линча.

       — Да уж дальше некуда, доигрались в «плюрализм мнений» и разные «демократические ценности»,— согласился Юшикин. — А я так думаю, что народу нашему вовсе и не нужна была перестройка с её «свободой». Хотел народ, ежу понятно, жить гораздо лучше. Пусть и не так, как  партийно-хозяйственная номенклатура, но счастливее, справедливее. Только не о народе думки были у наших лидеров. На их бы месте надо было не бороться за чистоту, а надо было самим подметать до седьмого пота вместо бесконечной говорильни. Ссорились, выясняли прорабы перестройки, кто прав или не прав, а налицо — вопиющая неспособность принимать выверенные решения. Доигрались в ускорение и гласность. Никакой логики, абсурд, куда ни глянь. В бюджете денег кот наплакал, но решено было бороться с пьянством и алкоголизмом; объявили бескомпромиссный бой «нетрудовым» доходам населения вплоть до уголовной ответственности, а спустя несколько месяцев разрешили индивидуальную трудовую деятельность. Непростительное шараханье из стороны в сторону.

        — Как вы правы, Виктор Александрович! Вопиющая несправедливость погубила СССР, а хитроумной приватизацией народ обманут в очередной раз, — резюмировал Максим. — Я не из числа врагов перестройки, она помогла мне круто разбогатеть, но зачем так надо было обманывать людей?!

        Правда, сам Комиссионер, правая рука подполковника Юшикина во всех криминальных делах, плевать хотел и на народ, и на демократов, празднующих во сне и наяву неизбежную победу над «коммуняками». Главное, грести деньги лопатой — да, есть кого грабить! — и всех, кто мешает на этом пути, смешивать с грязью или физически устранять. Провинившимся перед ним Комиссионер жестоко мстил и своими руками, и чужими.
            
        Никаким наваром не гнушались Комиссионер и его новоявленные бизнесмены. У бывших «строителей коммунизма» ажиотажный спрос возник  на жидкую валюту. Мелкие нувориши спаивали одуревших от безысходности мужиков спиртом «Рояль», с размахом торговали «гуманитаркой», зато крупные «новые русские» занялись крутым обогащением в мире финансов и бизнеса.

       Молодёжь тусовалась-кайфовала в ночных клубах, барах и на дискотеках — их возникло несметное количество. Боксёры Савелия поддерживали должный порядок, филигранно организовав торговлю наркотиками для всех желающих «оторваться по полной», а их было тоже немало. Проститутки из борделей Глории обслуживали клиентов не отходя от кассы. Их ряды множились, поскольку школьницы и студентки, официантки и продавщицы, безработные и прочие девицы, повзрослевшие телом, но, увы, не умом, слетались сюда, как мотыльки на заманчивый огонёк в злачной темени. Их природная красота безвозвратно исчезала, затмеваясь пошлостью и недвусмысленностью поведения, полной атрофированностью девичьей скромности.

       Стриптиз-клубы — особая статья дохода криминальной группировки Комиссионера. Не жадничали зрители — платили щедро за ночной спектакль. Десятки молоденьких танцовщиц сменяли на подиуме одна другую. С любой из них можно было уединиться — обязана не отказать за отдельную, но очень крупную мзду.

       Ресторан на набережной «Космос», когда-то престижный и особенно любимый Игнатом Васильевичем и Розой Григорьевной, превратился в то злачное место, где бандиту любого ранга можно было круто повеселиться, а то и в хлам напиться, зная, что «товарищи по ремеслу» в беде не бросят, доставят к месту ночлега живым и невредимым. Как и в советское время, меню было прекрасным, но в отличие от «старых добрых порядков», предлагая меню, резвая официантка открыто уточняла:

       — Девочки нужны?

       — Тебя хочу! — лыбилась во весь рот самоуверенная бандитская физиономия.

       — Извините, меня уже заказали, — мило кокетничала фигуристая официантка и предлагала «прейскурант» — подборку цветных снимков полуобнажённых краль.

       — Вот этих «тёлок» подать сюда, — уточняли бандюки.

       Ночной ресторан-клуб «У Кузьмича» возле городского парка пользовался бешеной популярностью у его постоянных клиентов. Их очаровывали не только танцовщицы стриптизом на шестах, но и после полуночи особенные официантки. Всего-то на каждой из них, смазливых и улыбчивых, — прозрачные чулки, бикини да куцый ажурный передник, словно фиговый листок. Азартно продавали себя наивные девочки из сёл и деревень да рабочих посёлков. Увы, их куриные мозги, были вдобавок мастерски промыты в доверительных беседах с Глорией, главной проституткой Речовска.

       Неугодных криминальному порядку Юшикина и Комиссионера профессионально отстреливал не кто иной, как Серёга. Жажда больших денег неожиданно обуяла бывшего афганца. В тесной компании исполнительного киллера уважительно называли Стрелком, и он этим гордился. Новенькую снайперскую винтовку по распоряжению Максима опробовал на фотографе Скурвикове. Попал точно в лоб. Сильно огорчилась только Людмила Егоровна: такое двуногое животное — большая редкость.

       По прямому указанию Максима он хладнокровно лишал жизни тех бизнесменов, которые оказывались перед бандитами в долгах, как в шелках, или пытались в чём-то перечить. Чаще всего угрюмые парни из банды Комиссионера заставляли несчастную жертву рыть себе могилу в глухом месте. Иной раз одного должника казнили на глазах другого.

       Разумного выбора у бедолаги не было: или через немыслимое преступление раздобыть сумасшедшие деньги и вернуть долг, или покончить жизнь самоубийством.

       То и дело для очередного неудачника-бизнесмена начинали тикать часы, отнюдь не старинные, увеличивая суммы долгов бандитам согласно сумасшедшим процентам и «с учётом инфляции». Поставить на счётчик какого-нибудь неудачного бизнесмена-мечтателя, несговорчивого торговца, директора рынка или промышленного предприятия — да кого угодно! — да хоть бабулю, зарабатывавшую на пропитание перепродажей чего-либо, пользующегося спросом, — было обычным делом. И, действительно, «жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь» — идут часы...

       Эх, знал бы какой-нибудь несчастный, где упасть, соломки бы подстелил...

       Рубль стремительно дешевел. Комиссионер вовремя обменивал «деревянные» на американскую валюту и, довольный, смеялся, отдавая привычные распоряжения на похищение очередной жертвы:

       — Грузите «деревянные» в мой адрес бочками...

       Конечно, бочками. Чем же ещё?

       Второго января 1992 года реформаторы объявили о введении в стране свободных цен. Они взлетели в такие разы, что народ, и без того несчастный, мгновенно обнищал. Гиперинфляция и прихватизация — близнецы-сёстры. Говорят демократы о гиперинфляции, подразумевают, прихватизацию; говорят о приватизации, подразумевают гиперинфляцию. Чуть ли не по Маяковскому: «Партия и Ленин — близнецы-братья...». Только вот Ленин — давно в мавзолее, мёртвый... А где та партия, верная ленинским заветам?..

       Заказное убийство? Да нет проблем! Были бы у заказчика деньги... Разумеется, не «деревянные».

       Как и следовало ожидать, закатилась звезда Розы Григорьевны. Как-то на даче, в гостиной, Максим умышленно обмолвился о том, что Любава взялась за старое — и не жена ему, и напропалую изменяет с кем попало, пьёт, наркоманит:

       — Не хочется вас огорчать, но мне вручили очередные доказательства её разгульной жизни. Взгляните сами.

       — Как она низко пала!!! — Роза Григорьевна сходу выпала в осадок, с ужасом глядя на снимки. — Её убить мало, хотя она и моя дочь. После свадьбы первой пары башмаков не износила, а уже мужу изменила. А сейчас?!! Иначе и не скажу — не дочь она мне больше и не жена тебе, а крайне развратная шлюха. Что делать, что делать?! Ума не приложу. Без ножа меня зарезала позорница.

       — А дустом не пробовали? — не спросил Максим издевательски, но так подумал, и, очарованный собственным артистизмом, продолжил сочинять: — Через своих друзей я отыскал хорошего специалиста по излечению от различных зависимостей. Частный врач высокой квалификации. Лицензированный. Солидная заграничная практика. Он готов помочь. В благоустроенном загородном доме Любава за полгода пройдёт курс успешного лечения и полностью восстановит здоровье. Рецидивы исключены. Разумеется, плата заоблачная, сумасшедшая. Дорогие импортные лекарства, обслуживание на высоком уровне.
       
       — Никаких денег не пожалею. А не сбежит по глупости?
 
       — Исключено. Рядом днём и ночью будут опытные психологи. Всюду бдительная охрана и видеокамеры. Кроме того, никакого контакта с родственниками и знакомыми. Страшная самоизоляция, как при чуме, но всё будет хорошо, Роза Григорьевна. Придёт час, и я буду угощать её ананасами в шампанском.

       — Ты меня утешил, — расстроенная чудовищным развратом дочери, она неосознанно шагнула к нему. — Значит, ты всё ещё любишь Любаву?
               
       — Я верю в наше семейное счастье, а полгода разлуки — не такой уж большой срок. Рожать мне будет здоровых наследников.

       — Как без жены-то сейчас, без женской ласки? Вокруг столько привлекательных женщин, а ты ведь безумно красивый. Я боюсь за тебя. Переживала я и раньше, а сейчас тем более. Соблазнить тебя могут женщины, увести от Любавы. Не знаю, как она, но я этого точно не переживу.

       — Буду работать по двадцать четыре часа в сутки. Лучшее лекарство от ненужных мыслей. Да я и не любитель заглядываться на всяких красоток.

       — Сколько в тебе истинного благородства! Я могу лишь сожалеть, что мне в пору суматошной молодости не встретился такой сильный и умный мужчина, как ты... Любаве в жизни повезло, а она... Ой, дурёха взбалмошная и горе моё луковое... Начиталась любовных романов... Вдобавок развратной Глории дурное влияние... Вот и результат: из кобылок да в клячи, а могла бы жить счастливо и сладко в супружестве с тобой... Деток бы тебе зачала... в охотку...

       Но поздно пить боржоми, когда печень растворилась!

       И тут Роза Григорьевна рефлекторно подалась вперёд, задышала неровно. Более того, она выжидательно умолкла, почувствовав, как по всему её телу, не обласканному ни одним мужчиной после трагической гибели Игнаши, раз-другой пробежала знакомая сладостная дрожь.

       Ей было чрезвычайно приятно, ещё более заманчивей, чем случалось раньше, чувствовать на талии сильную и властную руку Максима. Тем временем рука другая ласково ерошила и ерошила волосы за порозовевшим ушком, трепетно касалась кудряшек, ниспадающих на оголённую шею, нежно скользила по чувствительной коже и, как наивно подумалось Розе Григорьевне, в стыдливой робости легонько коснулась раз-другой её откровенно разволновавшейся груди, а потом вопросительно замерла не где-нибудь, а возле верхней пуговички блузы. 

       И тогда с Розой неизбежно случилось то, что и должно было случиться: неуёмная плотская страсть, та страсть, которую она бесчисленное множество раз испытывала к разным мужчинам в её непостоянной жизни, предательски и властно вспыхнула в ней и, стремительно нарастая, забушевала.
 
       — Я тебе нравлюсь, да? — Роза постаралась спросить мягко и доверчиво, в то же время и ужасаясь сказанному, и подсознательно рассчитывая на нечто большее и решительное в неоднозначном поведении Максима.

       — Ты красивее и умнее Любавы, — впервые он назвал Розу Григорьевну на «ты», будучи уверенным в том, что она охотно им соблазнилась.

       — Я знаю, и мне её, глупенькую, сейчас совсем не жаль... — Роза Григорьевна заговорила жарко и сбивчиво: — Больше всего себя жаль... Тебя — из-за неё незаслуженно страдаешь... Красивый мужчина, до головокружения ласковый и нежный... Как мне сейчас хорошо рядом с тобой... Ах, о чём это я, давно тобой очарованная?.. Нет, нет, нам никак нельзя, ты же муж моей дочери... Умом понимаю, что нельзя, но противиться нет сил... Одна-единственная мысль на уме... сумасшедшая... пронзительная... самая желанная...

       Любовный аффект легко и жадно овладел Розой Григорьевной, парализовал волю. С безрассудной поспешностью она принялась расстёгивать пуговички на блузке, будучи уверенной в том, что Максим, ещё один настоящий мужчина, блистательно покорён ею, по-прежнему роскошной и соблазнительной женщиной.

       — Ой, дура... круглая дура моя Любава! — в спальне Роза Григорьевна вновь разоткровенничалась, заодно стремясь выговориться и выгородить себя, мол, дочь во всём, только что случившимся на этой постели, сама что ни на есть виноватая. — И ты, Максимушка, не переживай, что соблазнился мною. Да и не узнает глупая дочь — не расскажем мы ей. Сама она, непутевая, проштрафилась, вот я тебе и отдалась страстно. Признаться, ты мне сразу  приглянулся. Не в смысле желания того, что сейчас было между нами. Несколько суток в скором поезде я завороженно любовалась тобой. На даче — тем более. Такой мужчина, как ты, был целью всей моей жизни. Так и не нашла. Разные встречались ухажёры, но всё не то. Только ты не смейся, пожалуйста. Говорю правду, чисто по-женски.
 
       — Я верю. А как же Игнаша?

       — Хорош был, но не мечта. При всех прочих обстоятельствах брак по расчёту. По причине обоюдного большого богатства. С девичьих лет я бредила только таким совершенным мужчиной, как ты, милый Максимушка! И вот он, то есть, ты рядом, ласковый и нежный... зверь... Ах, этот чудесный фильм! Ах, несчастная дочь лесничего... и её коварный истинный убийца...

       Максим поцеловал её нежно в щёку и спросил:
 
       — Хочешь кофе в постель?

       — Здорово придумал! Не раз представляла себе, как однажды безумно красивый мужчина принесёт кофе в постель... Только покрепче кофе.  И конфет шоколадных. «Мишку на Севере». Нет-нет, лучше принеси «Белочку». И трюфеля, пожалуйста. Ты не против приносить кофе в постель и завтра и послезавтра? И через месяц, через два, а тем временем моя дурёха пусть выздоравливает.

       — Я и сам об этом думал, но не решался сказать. Ловлю себя на мысли, что я только что разлюбил Любаву и полюбил тебя. Неужели так бывает, Роза?!

       — Не переживай, милый Максимушка! Будем хранить от посторонних глаз и ушей нашу интимную тайну. Больше скажу: ты  самый лучший мужчина из всех тех, кто меня... с кем я... кому я когда-либо отдала себя всю без остатка. И я... волнуюсь очень, но хочу сказать... я готова забеременеть от тебя... в знак моей глубокой благодарности и... любви к тебе... Может, я уже... только что...
               
       — Ты ещё можешь? — спросил необдуманно, но она не заметила издевательского сарказма.

       — Конечно,  мой глупенький! Ты, наверное, ничего не смыслишь в женской физиологии. Я родила Любаву в неполные семнадцать лет. Сколько сейчас Любаве и сколько, получается мне? То-то же. 

       — Извини, не сообразил, — про себя он насмехался над Розой, поглупевшей от избытка интимного счастья. — Но что же ты скажешь Любаве о своей беременности?

       — Решила наверстать упущенное и через банк данных нашла донора. Случайно им оказался ты, если вдруг ребёнок будет похож на тебя.

       — Классно задумано. Мне неловко об этом спрашивать, но я бы хотел быть... близок тебе и тогда, когда Любава возвратится в дом после оздоровительных процедур... По сравнению с тобой Любава в постели — холодная эгоистка да и только.

       — Неужели бревно бревном? — сорвалась с губ у Розы Григорьевны, разомлевшей от неожиданной перспективы навсегда стать счастливой.

       — Мягко сказано. С первой брачной ночи. А потом этот её алкогольный и наркотический загул. Словом, кошмар, а не супружеская жизнь. Я просто стеснялся сообщить тебе всю правду об этом и огорчить тебя.

       — Со мной у тебя будет всё по-иному, милый мой! А Любава, в самом деле, глупая девка... Выболело к ней прежнее материнское чувство — есть же предел моему терпению... Да гори она синим пламенем, в конце-то концов... А ты меня сейчас так... утешил... ты мне так полюбился, что я готова содержать тебя всю жизнь безвозмездно... Я, признаться, очень богатая женщина. Ты даже не представляешь, какая я богатая! Особенно после трагической гибели Игнаши... Всё его золото, серебро и вся валюта — в моих руках... Будем с тобой путешествовать по заграницам. Прикупим недвижимость. Хочу в Лейкербад снова. Как там, в бассейне, телу приятно, если бы ты знал.... А вокруг на воде — плотики с шампанским и закуской... И спокой на душе... и нега в каждом чувстве и нерве...

       — Обязательно так и поступим, Роза! — тут же пообещал Максим, хотя роль альфонса, конечно, никогда не входила в его планы. Как всегда, он был сам себе на уме.

       Поудобней усевшись на кровати среди больших пуховых подушек, полуобнажённая Роза Григорьевна с наслаждением, мелкими глотками, принялась пить крепко заваренный кофе. Уже скоро блюдце задрожало и выскользнуло из её левой руки, а из чашки, случайно задержавшейся на указательном пальце правой руки, остатки кофе расплескались на грудь и обезобразили её, словно некая отвратительная проказа.

       Максим насмешливо заглянул в пока живые глаза Розы Григорьевны:

       — Каюк тебе пришёл! Я — зверь, я — твой убийца, а будущий — придурковатой Любавы. И я, и подполковник, и Виолетта на тебя сильно обиделись и приговорили к смертной казни: нельзя быть чересчур жадной и обворовывать друзей. Ещё раньше рассерчали на Игната Васильевича за ту же жадность. Дурняк взял Игнашу, и мы преднамеренно уничтожили его. Вот и всё — теперь твоя очередь. Траванул я твои мозги только что, но не до смерти. Осталось перекрыть кислород — плёвое дело. А за всё прекрасное в моей жизни тебе респект. Вовремя ты подсуетилась с завещанием — хвалю. За валюту, золото и разные драгоценности отдельная благодарность. В глазах твоих угадываю ужас, но так и должно быть. Отныне ты без вести пропавшая — персональная яма готова в глухом лесу. Лично туда тебя доставлю, чучело, но зарою, уж извини, безо всяких почестей...
 
       А на реке, в безлюдном месте, Пиксель напичкал Любаву сверх всякой меры наркотиками и послал со дна рыбу ловить. Медлить с «рыбной ловлей» нельзя было — забеременела от кого-то в борделе. Может, от Савелия или от какого-либо клиента...

       А счастье было так возможно! В скором поезде «Иркутск — Москва» попутчик-красавец... помолвка и свадьба... семья и дети... — так ей поначалу думалось-мечталось...

       Максим разыскал и собственноручно убил «наглого» гаишника, который когда-то оштрафовал его безо всякой причины на пути в Речовск.

       С великой радостью Комиссионер воспринял распоряжение подполковника ликвидировать Леонида Артёмовича, зажравшегося «паука», и злорадно резюмировал: «Одним гадом на земле и моим личным врагом будет меньше...». Киллер Стрелок, как всегда, не промахнулся.

       — Да, Максим, как в жизни странно бывает, — охотно пояснил Виктор Александрович. — Мои кураторы попросили убрать его. Возгордился Леонид Артёмович своим необыкновенным положением, завёл на стороне дела скрытные. От одного берега отстал, к другому не пристал. А мог бы жить долго и безбедно. Туда и дорога ещё одному идиоту. Как Людмилой Егоровной думаешь распорядиться?
   
        — А пусть новый бордель организует. Навербует в своём городе весёлых подружек и в Речовск с ними.

       Не смогла Люся никого навербовать, не успела, а потом и не захотела. После похорон Леонида Артёмовича местная бандитская шайка-лейка завладела всем его имуществом — квартирами, дачами, машинами. Осталась Люся с носом. В прямом смысле, на улице. И в дом к Игорю Петровичу дорога была ей заказана — возвратилась к нему навсегда Елена Сергеевна, в любом случае, законная супруга.

       Глухое отчаяние овладело Людмилой Егоровной, бывшей домработницей-любовницей. В хозяйственном киоске она обменяла серёжки на верёвку для сушки белья и повесилась ночью в прибрежных кустах.

       Рэкет, изнасилования и грабежи прибавляли охотничьего азарту огромной банде Комиссионера, а в это время подполковник Юшикин стал полковником словно в насмешку над бывшей социалистической действительностью и новой верховной властью.

      Продолжение: http://proza.ru/2021/05/06/965