Пулемётчик

В 1983 меня положили с воспалением «в девятом секторе» левого лёгкого, в сельскую больницу (пос. Совхозный). У окошка на койке лежал рыжеватый мужик лет шестидесяти. Я спросил, воевал ли он? Мужик согласно кивнул и по моей просьбе кратко рассказал, что для него была война:
- Я уже женился и построился (сам-то я с Ключей), а тут война. Потом написали, что ушла она к кому-то, оставила дом. А я стал командиром пулемётного расчёта, ещё по эту сторону Волги. И что ты думаешь? Я донёс ствол «Максима» до Берлина, пешком: ствол несёт командир расчета, остальные кто станок, кто щиток, кто патроны и зип... А ствол весит килограмм двадцать-тридцать, без воды. Иду на марше, например, за лошадями, то есть за телегой — и обязательно на ней то раненые, то снаряды, а то и ничего почти нет, но... Говорю, положите с краю стволину на полчаса. Отвечают, мол, нельзя, газеты тут и какие-то секретные бумаги... Потом Вислу форсировали, в 44-м, уже за границей. Уложили всё на плот, сами тоже. А ближе к тому берегу как полетели мины! Плот разбило в щепки, вынырнул — ни души рядом. Встал на дно — ладони уж в воздухе. Думал, выйти на берег, да остерёгся: надо ведь будет докладывать. Не-ет, думаю, надо на всякий случай хоть ствол поискать. Отплыл чуть назад, нырять стал — и нашёл быстро ствол; набрал воздуху и под водой по дну вышагал на берег...
Ну, переформировали, моих никого не осталось, из других дали мне в расчет, станок дали, а я понёс родной ствол дальше. Так и до Берлина с остановками, с боями и проклятыми маршами. Хоть бы раз подъехал, или ствол кто подвёз... Пришёл домой: окна заколочены, всё заросло. Отец-мать уж умерли. Сестра их дом продала и с каким-то раненым давно из области уехала. Устроился рядом на колхозную пилораму, а жениться уж не стал, хватило одного раза... Так и прожил, а недавно под утро потолком своим чуть не придавило: крыша-то худая была, а я и не вязался; не шибко по стропилам походишь с осколками в позвоночнике. Вот, поместили сюда, в больницу, пока сельсовет решает по крыше. Полторы недели уж лежу...
Через пару дней, в утренний обход, вошла главврач Люба (Любовь Михайловна Дюндина-Попова) с председательшей Камышевского сельсовета:
- Вот, покололи, покормили... Забирать будете?
- Да не можем мы, некуда! - почти шепотом отнекивалась председательша. - Не решено еще по крыше...
- Ладно, - согласилась Люба, - сейчас машина в районную пойдёт, отправим его туда, в порядке диспансеризации, недели на две, но не больше... Шевелитесь там! А Вы — собирайтесь: решено Вас в райбольце ещё пооздоравливать...
Рыжеватый мужик сел на кровати, развёл руками:
- Домой-то всё одно некуда!..
После завтрака и врачебного "обхода" мы, болеющая публика, собрались на веранде, покурить, кто-то- поиграть в карты (словно бы перед переправой)... Погода была прекрасная: золотая осень! В заросший травой больничный двор пришла машина УАЗ-батон. Мужик-фронтовик с узелком направился к транспорту. Шофёр, завидя его, высунулся из кабины и задорно, по-утреннему бодро "подгонял":
- Шире шаг, пехота! А то ведь пешком до Белоярки пойдёшь!..
В ответ мужик, продолжая радоваться хорошей погоде, махнул шофёру рукой: дескать, это уж как придётся... Казалось, если его сейчас начнут мурыжить из больницы в больницу (это при «всё ничье, наше») - это будет дешевле, нежели крышу на избе подлатать. Ещё казалось, что мужик и до Белоярки дойдёт, как прошёл с пулемётом на плече до Берлина, не подъехав ни разу. Ведь он командир пулемётного расчёта! В бою командовал, а на маршах его обязанность была - нести тяжеленный ствол. Ладно, хоть в райбольницу на этот раз ему не придется идти пешком, "подвезут"...