Оно-сан и остальные студенты. I. К понедельнику

Хороший университет в странах победившего капитализма  –  это такой, выпускники которого уверенно находят хорошо оплачиваемую работу. Точка. Все остальное  –  перья на заднице бегемота.

В хороших японских университетах профессора за выпускников отвечают  буквально. Если  нужно, звонят в компании, нажимают через знакомых, пытаются устроить.

Наш директор – Танака-сенсей, когда все остальные меры успеха не приносили, собирал оставшихся выпускников и отправлялся с ними в турне по стране. Оставлял одного здесь, другого там, пока не возвращался один. Только из-за этого и шли студенты в наш маленький институт, который являлся крохотной ячейкой громадного и богатого Университета.

Теперь вы понимаете сколько студентов захотело выбрать своим научным руководителем меня. Правильно, ноль.

Но Танака-сенсей сказал, что, дойдет до этого, моих выпускников он устроит лично. Так у меня появились дипломники Оно-сан и Ямада, и несколько ребят помладше, учившихся на бакалавров.

После этого я в очередной раз продемонстрировал гайджинскую бестактность. Я поинтересовался, а подходят ли выбранные студенты для той работы, которую я им собираюсь поручить. Все-таки расчеты, это не каждый любит. С улыбкой, которую можно было при желании интерпретировать как презрительную, мне ответил мой начальник профессор Коджима, “Скажем, будут считать. Скажем, будут экспериментировать.” Он этого не сказал, но в воздухе повисло, “Скажем,  будут канавы копать”.

Имен ребят помладше я не помню. Это потому, что работать с ними мне почти не пришлось. Я им выдал темы, и до защиты мне с ними довелось увидеться всего несколько раз. Как это заведено, ими вплотную занимались мои старшие студенты, в основном Оно-сан.

На самом деле, как учителю-сенсею, мне полагалось называть студентов по фамилии без уважительной приставки "сан". Но в случае с Оно, словечко "сан" у меня вырывалось само по себе. Из глубокого уважения к этому парню.

Он не был особенно примечателен внешне. Чуть выше среднего роста, полный, с чистым лицом. И никакого подвоха я от него сначала не ожидал.

Дело в том, что придумать тему дипломнику, да так, чтобы она была и новая, и студенту посильная –  та еще задача. Опыт в преподавании у меня был небольший, но, в свое время, я вел дипломника из лучшего в нашем деле вуза России. Вот на него я и ориентировался, придумывая проблему для Оно. Небось, за полтора-то года сделает.

Этот засранец справился за две недели. Откопал теорему, о которой я не знал, применил, и оп-ля! Результат на тарелочке.

А это непорядок. Не может студент груши околачивать в течение полутора лет. Занят быть должен.

Хорошо, я тоже не так прост. Могу и вторую тему для тебя придумать – получите, Оно-сан!

Только он и вторую тему за две недели. От начала и до конца. А ему еще семнадцать месяцев надо чем-то заниматься.

И с третьей темой он так же поступил. Той, что я из себя с кровавыми соплями выжимал.

С этим безобразием надо было кончать. Я пригласил Оно на разговор к себе в кабинет. Усадил за конференционный столик, сам присел рядом, придвинул стопку бумаги; мой английский был далеко не на высоте, его  –  вообще зачаточным, поэтому мы общались в основном при помощи записей и картинок.

Был вечер пятницы, конец рабочего дня. Разговор с Оно был последним подвигом Геракла на сегодня, и торопиться я не собирался.

Начал с того, что поздравил Оно-сан с тем, что по результатам нашей с ним работы будут написаны три статьи, и он будет в соавторах. Три статьи у студента, который только к работе приступил! Да если вспомнить, через что в свое время приходилось пройти... Но засранец молчал. Ноль эмоций.

Ладно, переходим ко второму пункту программы. Я начинаю вкручивать Оно мозги, рассказываю как наша проблема выглядит с точки зрения прикладной физики и нужд смежного производства. В самых общих чертах, потому что сам пока не имею представления как конкретизировать. Надо попробовать сделать это, затем это...   

Тут я заметил, что Оно что-то тревожит. Он издавал какие-то робкие попискивания, явно желая что-то сказать, но не решаясь прервать преподавателя. Я остановился и жестом предложил ему высказаться.   

Обычно ясные, карие глаза Оно как-то замутились. Он сначала что-то забормотал, потом бросился на амбразуру, –  Это все до понедельника, сенсей? Будет трудно, но я попробую.

О Господи! Следующие полчаса я потратил на выведение Оно из культурного шока.  Конечно, ведь никогда еще преподаватель не делился с ним планами. Ему просто говорили, что сделать. Разве офицер обсуждает с солдатом, что, дескать, вон ту сопку мы сначала авиацией попробуем, если в штаб дивизии дозвонюсь, и они согласятся, потом танками из резерва хорошо бы пройтись, а уж затем, быть может, и атаку соорганизуем.  Солдату говорят: вперед! И только этого он от командира и ждет. По крайней мере, японский солдат.

А ведь был уже случай, который должен был открыть мне глаза. По моей просьбе Оно составил небольшую программу. Для программ такого рода есть универсальный способ проверки; нужно запитать в нее ряд чисел, замкнуть выход на вход и прокрутить программу несколько раз. Если программа правильная, результат предсказуем. Вот я и говорю Оно;

–   Возьми четыре любых числа. Введи в программу.
–   Каких числа, сенсей?
–   Любых. Произвольных.
–   Я не понимаю, сенсей.
–   Какие ты хочешь.
–   Я ничего не хочу. Скажите мне, какие числа взять.

Дал я ему числа. Но выводов тогда не сделал.

В любом случае, после этого Оно-сан поуспокоился и до конца дипломного срока занимался в основном с младшими студентами. Еще до защиты нашел место в очень хорошей компании. По результатам его работы с молодежью можно было написать еще одну статью, но когда я это упомянул, Оно-сан мягко попросил не включать его в соавторы. Пусть из студентов там будут только бакалавры – это их дипломы.

Иногда думаю о том, что с ним за эти годы стало.