День тишины

Едва становится теплее, я выбираюсь на балкон. Там стоит старое кресло моей прабабушки; обивка на нем порвалась, из дна сыплется песок от рассохшейся подкладки из поролона. Ручки выскочили из пазов. Я прихожу сюда когда мне и хорошо, и плохо. Здесь никого не бывает, балкон общий для всех, и я считаю его своим. С высоты тридцати метров видно всё – днем красочные закаты, а ночью звезды. В этом кресле ,запрокинув голову, можно сидеть часами. Когда я смотрю на небо, мне кажется, что я смотрю в самое лицо Бога.

 В небесах летают дельтапланы и воздушные шары, вертолеты и парапланы. Иногда голубой фон пересекают тонкие белые линии – следы самолетов. Всегда интересно искать, в какую сторону они идут– вверх или вниз?  Куда они летят? В какую страну?

Вдалеке видны поля, почему-то синие, и в туман они становятся похожи на океан. Перед ними день и ночь шумит оживленная автострада. Ночью во тьме едва различимы только фонари вдоль нее и огни чего-то еще … В темноте, вглядываясь в них, само собой  приходит щемящее чувство течения жизни ,как она уходит ,пролетает без тебя;  эти яркие точки сияют подобно звездам на  небе  - они там, а ты здесь, и не остается ничего, кроме как гадать, что же там может происходить...

 На балконе мирно течет своя жизнь -  крошечные паучки преспокойно плетут миллиметр за миллиметром свою шелковую паутину; я боюсь пауков, но не этих; божьим коровкам нашептываю свои чаяния, веля им отнести их на небеса.  Когда на перила садятся голуби, я приветствую и  их. На соседней стене в нише для птиц выводят птенцов соколы; они подрастают, всем скопом подходят к краю пропасти и с любопытством смотрят на меня. Писк слышен не одну неделю, родители приносят им пищу; пока однажды, в очередной раз глянув на нишу, не станет ясно ,что дети покинули родной дом.

Отсюда еще виден кусочек поля цвета желтого масла. За мою жизнь поле несколько раз меняло цвет. Когда-то оно было покрыто ковром одуванчиков, после его заселил розовый иван-чай, а спустя годы прилетел какой-то сорняк, не оставивший места уже ничему другому. Еще дальше за полем лежит старый пруд, он скрыт за холмом, однако, если присмотреться, видна полукруглая крыша ротонды на берегу.
 
В овраге виднеется одинокое дерево. Нижние ветки сломаны, земля вокруг совсем вытоптана и сожжена. Еще лет десять назад я читала, сидя у ствола, утопавшем в высокой траве, -  теперь это место служит привалом бродягам. Неподалеку растет юная березка, под которой похоронена моя милая Хати. Деревья у дома когда-то цвели и жили, ныне даже летом не вырастает ни листочка; корни убиты, кусты выкорчеваны, вместо них давно стоят машины. Нет уже ни ивы, зеленевшей  на месте стоянки, ни кустов жасмина и сирени, благоухавших весной на тенистой аллее, от половины деревьев остались пеньки… И только сам болотистый овраг еще держится, земля его к счастью непригодна для стройки.

Ребенком я страстно стремилась узнать, что лежит за горизонтом, за полями, лесом, прудом, что за огнями? Однажды, отправившись-таки в путь через поле, я не нашла ничего ,кроме  ям и кочек, а острые сухие колючки изранили ноги в кровь.  Упрямо шагая  вперед, конечно, никуда я не пришла, только выбилась из сил. Спустя годы, я побывала там ,куда так стремилась. Что сказать? Оказалось, что дойти до горизонта не получится ,есть только то, что неизбежно остается за спиной.
Летом закат уходит за  синее поле, зимой за уродливый поселок -  мрачные бетонные коробки выстроенные несколько лет назад. Я надеваю свою широкополую шляпу и, положив руку под голову, засыпаю под пение птиц и дуновение ветра. Внизу плещется жизнь, те, кого я знала совсем детьми, вырастают, я наблюдаю сверху их свадьбы, а их дети однажды снова приходят  в этот самый двор у подножья моей башни.

В долине уходит змейкой тропинка, теряясь в домиках, рассыпавшихся по ней как крупа. Некогда этот путь вел к роднику, а куда он ведет сейчас ? Будто символ ушедшего прошлого, дорожка пресеклась новыми домами, улицами, и наконец стала тупиком…Когда же наступит День Тишины, когда развитие не будет равно разрушению?
 Отец говорил, что с этой высоты видно тридцать километров вдаль. Он и сейчас, стоит, как живой, оперевшись на перила и улыбается мне…Протягиваю к нему руку, и грезы памяти превращаются в пыль – как жасмин, как высохший родник, как ушедшие любимые. Нет ничего больнее, чем видеть, как твой мир рассыпается  прямо на глазах, каждый день.  Ты тоже это видишь?