Глава 12. Мистер Морвилл предлагает ничью

В кабинете начальника городской полиции царила казенная обстановка, свойственная всем присутственным местам где они не находились. Довольно просторное помещение с темными портьерами на окнах. Вероятно, хозяин кабинета не любил яркого света. Однако сейчас портьеры были раздвинуты и яркий солнечный свет оживлял это казенное место. Стены комнаты были обиты штофом, украшенным росписями каких-то замысловатых узоров. В центре кабинета находился массивный дубовый стол, покрытый зеленым сукном. К нему примыкал еще один стол поменьше. Вдоль этого стола, напротив друг друга стояли две пары венских стульев с гнутыми спинками. Над столом висел огромный портрет вюртембергского короля, помещенный в золоченную раму. Его Величество смотрел на вошедших строго и укоризненно, словно призывая их к ответу за все совершенные человечеством злодеяния.

Под портретом короля Адашев и Бирюлов восседал седой сухопарый господин в штатском. Бирюлов знал полицмейстера в лицо  и потому сразу же спросил сухопарого: «Добрый день, я советник консульства Российской империи Михаил Бирюлов. А этот господин – также подданный нашего императора Иван Адашев. Нам необходимо видеть господина начальника полиции по весьма срочному делу».

Сухопарый господин также привстал из-за стола. «Я знаю кто вы, господа, и давно ожидаю вас. Для начала позвольте представиться. Мое имя Невилл Морвилл и я представляю в этой стране интересы Британской секретной службы». Заметив, что вошедшие русские переглянулись, он добавил с усмешкой: «Я понимаю, господа, что вы не ожидали этой встречи, да еще и в этом кабинете. Но мы, англичане, любим всегда и везде быть первыми. В том числе и в беседе с лицами, обвиняемыми в убийстве нашего соотечественника».

При этих словах Адашев выступил вперед и строго спросил: «Обвиняемые кем, Вами?» Англичанин опять усмехнулся, на этот раз откровенно издевательски. «Нет, господин Адашев, не мной, а законными властями города Штутгарта. Поэтому если наша беседа завершится безрезультатно, разговор с Вами продолжат местные полицейские. И они, смею Вас уверить, поведут допрос не в столь благожелательном тоне. Поэтому прошу вас сесть и давайте говорить спокойно. Поверьте, что это будет в наших общих интересах».

 Адашев хотел уже было сказать наглому англичанину что-то резкое, но Бирюлов подтолкнул его к столу и сказал: «Ну что же, давайте поговорим. Но хочу предупредить Вас, мистер Морвилл, что я как дипломатическая персона пользуюсь юридическим иммунитетом. Что же до господина Адашева, то его очень непросто напугать. И Вам это хорошо известно. Хотите говорить, мы слушаем, но извольте обойтись без дешевых угроз. Кстати говоря, мы также явились сюда, чтобы принести жалобы на совершенные против нас злодеяния. В том числе и Вашим, мистер Морвилл, соотечественником, в дом коего я был доставлен без моего на то  согласия и заперт там с неизвестной, но без сомнения, самой гнусной целью. А господин Адашев…».

Но Морвилл не дал ему договорить. Он заговорил таким сухим тоном, будто готовился заключить сделку на Лондонской бирже. «Я предлагаю Вам, господа, передать мне известный вам протокол Грубера. Копию можете оставить себе. Как я понимаю, господину Адашеву, она пригодится для отчёта перед своим начальством. Но оригинал этого документа должен быть у меня. В обмен на снятие с Вас, Иван Михайлович,», Морвилл посмотрел на Адашева, «всех обвинений в убийстве подданного Ее Величества королевы Англии, мирного торговца, Александра Митчелла. Вас же, господин Бирюлов, наше соглашение избавит от депортации на родину в качестве нежелательной персоны. Такая перспектива несомненно ожидает Вас за деятельность, несовместимую с почетными обязанностями дипломата».

«Это какую же, позвольте спросить?» - Бирюлов сохранял внешнее спокойствие, но голос его звучал напряженно. «Шпионскую, господин советник, шпионскую» - англичанин говорил бесстрастно, словно читал по бумаге судебный вердикт. «Надеюсь, что Вы не станете отрицать тот факт, что попросили своего приятеля Карла Гейнца представить этого молодого человека доктору Мандту, забыв упомянуть об его жандармской службе. Тем самым, именно Вы, господин Бирюлов, косвенно, но тем не менее все же способствовали вторжению данного лица в дом господина Мандта и совершению им там убийства. Едва ли правительство Его Величества доброго короля Вюртембергского станет и дальше терпеть у себя такого, с позволения сказать, дипломата. А если к этому присовокупить похождения этой Вашей знакомой - фрейлин Луизы…». Лицо Бирюлова дрогнуло, но лишь на мгновение. В следующий миг он взял себя в руки. «Какое дело Вам, сударь, до моих знакомых?» - спросил он нарочито пренебрежительным тоном. Морвилл ответил немедля: «Ровным счетом никакого, если они не пытаются соблазнить секретаря нашего посольства и спокойно покопаться в его сейфе».

Адашев слушал и не понимал ничего. Заметив его недоуменный взгляд, англичанин любезно пояснил. «Это та самая девица, что встретилась с Вами, молодой человек» на ступенях «Кайзергофа». Думаю, она сообщила Вам что-то интересное. Впрочем, сейчас это неважно. Меня, повторюсь, интересуют лишь бумаги Грубера. Отдайте их и мы забудем про убийство и прочие недоразумения».

Адашев тут же припомнил юную белокурую немочку, передавшую ту странную записку с предупреждением. Она, что же, конфидент русского дипломата? И она пыталась завладеть британскими секретами? Так вот где все это время пропадал Бирюлов. Он явно добыл нечто интересное для русского правительства. Выходит, что Адашев - лишь одно из звеньев в хитроумной комбинации старого разведчика. Говоря языком шахматистов, он всего лишь пешка, которой можно пожертвовать, дабы спасти ферзя. Но кто он, этот ферзь? А может это вовсе и не человек, а те самые бумаги, что добыла миловидная барышня по имени Луиза? И что ему, Адашеву, делать, если протокол Грубера уйдет к англичанам? Как возвращаться домой и что сказать Дубельту? От этих мыслей голова у молодого человека пошла кругом.

Несмотря на молодость, Адашев не был новичком в тайной войне. Ему и раньше приходилась бывать в разных переделках, порой с опасностью для жизни. Но никогда еще ситуация не казалась ему столь безвыходной как сегодня. Этот Морвилл не пугает. Пугают только слабые и только слабых. Англичанин же - птица иного полета. Он безусловно умен и расчетлив. Вон как слежку за ним организовал. Даже блондиночку заприметил. Мастер, ничего не скажешь. Так что, если Бирюлов заупрямится, то Адашева немедленно арестуют. В отличии от Бирюлова, он не дипломатический агент и миндальничать с ним не будут. Все рассказы о попытке его отравления за ужином и о нападении на него Митчелла не будут стоить в суде и ломанного гроша. Доказательств у него нет. Напротив, у суда будут показания мерзавца Мандта и его лакея - Густава. А они уж постараются представить действия Адашева в нужном для англичан свете. Даже сохраненная Адашевым записка Мандта, скорее всего, не возымеет на суд никакого действия, поскольку еще неизвестно кем она там написана. Вполне возможно, что хитрый лекаришка поручил нацарапать ее тому же Густаву. В итоге, Адашева, посадят в тюрьму, выручать его откуда будет некому. Бирюлова вышлют, а посол Васильчиков не станет рисковать своей карьерой из-за неудачливого жандарма. Не тот человек. Да и в столице нынче другие ветры дуют. Россия от нынешней войны ослабла, против нее ополчилась вся Европа. И даже такие мелкие шавки как германские княжества могут теперь без опаски облаивать ее, не боясь получить пинка сапогом русского солдата. Так что на Певческом мосту, как и в «Стукаловом приказе», об Адашеве скоро забудут. Свое дело он сделал, протокол Грубера вскоре окажется в Петербурге. Коронация наследника может состояться без помех. Это главное. А там: «мавр сделал свое дело – мавр может уйти». Так будет лучше и спокойней для всех.

«Ну а что ты не был готов к такому исходу?» - спрашивал себя молодой человек, «Разве не присягал ты на верность трону и Отечеству? Будь же готов исполнить свою клятву!» И все же на душе у штаб-ротмистра было сейчас гадко. Не от страха, нет. Но от чувства собственной беспомощности перед врагом, который открыто глумится ему в лицо. С каким бы наслаждением он задушил бы этого самоуверенного брита. А может и в самом деле..., не отказать себе в этом последнем удовольствии? Все одно: семь бед – один ответ. Наверное, эти шальные мысли промелькнули в его взгляде, и это не укрылось от зоркого Морвилла. Он усмехнулся краешком губ и сухо заметил: «Надеюсь Вы, господин тайный агент, не станете делать глупости? За дверью стоят двое дюжих полицейских, которые окажутся в этой комнате при малейшем шуме. Учитесь проигрывать, молодой человек, в дальнейшем это Вам пригодится».

Бирюлов тоже взглянул на Ивана Михайловича с опаской. Его лицо, напротив, выглядело спокойным, как у человека, наконец принявшего трудное решение. «Полагаю, что другого выхода нет» - проговорил он, обращаясь к Морвиллу. «Ваша взяла». Тот внимательно посмотрел на старого дипломата. Но лицо Бирюлова оставалось непроницаемым. И англичанин успокоился. Он откинулся на спинке стула и с удовлетворением проговорил: «В таком случае, я попрошу Вас отправиться за протоколом немедленно. Мой экипаж к Вашим услугам. А господину Адашеву придется остаться здесь и дожидаться Вас в моем скромном обществе».

Бирюлов вышел, бросив на Адашева строгий пристальный взгляд. Будто предупреждал: веди себя смирно! Легко сказать, смирно! Ивана Михайловича раздирала злость на Бирюлова. Струсил и решил капитулировать перед этим наглым бритом. Если он отдаст протокол, тогда все пропало. Но тут же на память приходил строгий взгляд Бирюлова, будто бы предупреждающий: терпи и не делай глупостей. И Адашев прислушался к этому немому совету.

 Тем временем Морвилл был явно доволен поведением русского советника. После его ухода, англичанин продолжил русскому как ни в чем не бывало: «Чтобы скоротать, как это говорится у вас, время, мы можем сыграть в шахматы. Я, знаете ли, большой любитель этой древней игры. Считаю ее наилучшей гимнастикой для ума и всегда ношу с собой вот это маленькое чудо». С этими словами он любовно взял со стола зеленый сафьяновый мешочек и извлек оттуда маленькую шахматную доску. Она действительно напоминала маленькое чудо: складная, красного дерева, с крошечными золотыми и серебряными фигурками внутри. Адашев невольно залюбовался этой изящной вещичкой.

«Нравится?» - довольно спросил англичанин. «Подарок одного индийского раджи в память о моем недолгом пребывании в этой «жемчужине Британской короны». Вам как гостю предлагаю играть белыми». И стал расставлять серебряные фигурки на доске. «Вы, британцы, всегда были неравнодушны к золоту» - с усмешкой заметил Иван Михайлович, подвигая к сопернику золотые фигурки. Тот немедленно парировал выпад: «Мне приходилось бывать в Букингемском дворце и должен отметить, что золота там намного меньше, чем в Зимнем». «Бывали и там?» - удивился Адашев. Морвилл кивнул. «И даже знаком с вашим наследником престола. В молодости он был влюблен в нашу королеву. Вот было бы забавно, если бы нас с вами объединил бы династический брак». Адашев пожал плечами: «Но ваши снобы были против». «Ошибаетесь, мой друг. Дело вовсе не в них. Надеюсь, что мы когда-нибудь все же подружимся и поговорим откровенно. Мне нравится Ваша горячность и преданность делу. Так вот, о чем это я? Ага, о браке. Его расстроили не наши старые лорды, а банкиры Сити. Увы, но пути наших империй слишком часто пересекаются. Нам вдвоем тесно в маленькой Европе, да и на Кавказе тоже. Я имею в виду наших коммерсантов. А что выгодно Сити, то выгодно Англии. Итак, Ваш ход, молодой человек».  Сначала Адашев играл невнимательно, механически передвигая фигурки на доске. Слишком много тяжелых мыслей роились в его голове и мешали сосредоточиться на поединке.

Англичанин словно читал его мысли. «Переживаете?» спросил он участливым тоном. «Напрасно. Вы же не архивариус, чтобы разбираться в документах. И потом, граф Нессельроде всегда сможет заявить, что наш текст – фальшивый. Ему не привыкать делать хорошую мину при плохой игре. Да и помимо этого треклятого протокола у России сейчас полно проблем. Так что, серьезных последствий для Вас, я думаю, не будет. Так, пожурят немного и оставят на службе». И сочувственно вздохнув, добавил: «Я довольно сильный игрок, господин Адашев. Вы же пребываете в расстроенных чувствах. Моя победа будет не спортивной. Поэтому предлагаю ничью». И он с довольным видом посмотрел на собеседника.

Это деланное сочувствие врага разозлило Адашева и он, покачав головой, заставил себя сосредоточиться на игре. Такая тактика принесла ему скорый успех.

«Вам шах и мат!» - спокойным тоном объявил Адашев. «А что до моей службы, мистер Морвилл, то я о ней переживаю в последнюю очередь». Англичанин недоуменно уставился на доску, потом поднял взгляд на соперника. «Далеко пойдете, молодой человек! Я ведь считаюсь неплохим шахматистом. Жаль, что мы с Вами играем не на одном поле». Адашев ответил серьезно: «Поле-то у нас, мистер Морвилл, одно. Да вот цвет фигур разный». «Так поменяйте этот цвет» - англичанин смотрел на Адашева пытливо и настойчиво. «Поверьте, мы умеем ценить способных сотрудников». «О, да он меня в перебежчики метит» - подумал Адашев. «Каков гусь!»

В это время дверь открылась и на пороге появился Бирюлов. Вид у него был торжественно-печальным. Не говоря ни слова, он протянул Морвиллу черный кожаный портфель с серебристыми застежками. Тот нетерпеливо открыл его, извлек несколько листов бумаги и стал внимательно их рассматривать. Затем встал, сложил бумаги в портфель и сказал: «Господа, вам придется еще немного подождать. Мне необходимо переговорить с господином Мандтом. Надеюсь, что он подтвердит подлинность этих бумаг. Встречаться с ним вам, думаю, не стоит. Впрочем, господин Мандт тоже находится в этом здании, чтобы принести письменную жалобу полицмейстеру и, если вы желаете…». «Нет, уж, увольте!» - Адашев покачал головой. «Лично я не желаю встречаться с этим блудным сыном Гиппократа». Англичанин усмехнулся и, разведя руками, вышел из комнаты.

Адашев тут же нетерпеливо повернулся к Бирюлову, но старый дипломат лишь отрицательно покачал головой: не сейчас. При этом выглядел старик понурым и смирившимся. Он пристально уставился в угол кабинета, словно пытаясь в нем что-то разглядеть. На Адашева он и не взглянул. Это было для молодого человека невыносимым. Он вскочил с места и стал в возбуждении расхаживать по комнате. На звук шагов открылась дверь и в кабинет заглянул здоровенный полицейский. Убедившись, что русские на месте, он снова закрыл дверь. «Мерзавец!» - прошипел ротмистр. Бирюлов вяло поинтересовался: «Отчего же? Он просто исполняет службу». «Это я о Вас» - снова прошептал Адашев. «Вы еще ответите за предательство!» «Помилуйте, сударь, я просто следую новым обстоятельствам» - обречено бросил старик и отвернулся. В бессильной ярости Адашев снова плюхнулся на стул и уставился в окно. Там, за оконным стеклом, текла тихая и по-немецки размеренная жизнь. Вот прошла дородная фрау ведя за руку заплаканного малыша. Тот тянул женщину за руку и что-то выпрашивал. Но стойкая немка сохраняла нордическое спокойствие и не обращала никакого внимание на капризы плаксы. Важно прошествовала пара голубей, недовольно вспорхнувшая от шума колес проезжающего экипажа. Покружившись над улицей, они нашли новый приют на краю крыши дома напротив и принялись тщательно чистить друг-другу перышки. «Ишь-ты, чистюли» - усмехнулся про себя Адашев, «настоящие немцы». Он опять вернулся к своим невеселым мыслям и почувствовал, что вновь закипает от злости на Бирюлова.

Впрочем, долго сердиться ему не пришлось. Дверь открылась и на пороге появилась довольная физиономия Морвилла. «Надеюсь, что не слишком утомил вас, господа» - проговорил он. «Все в порядке. В настоящий момент полицейский чин оформляет акт о возвращении похищенного вами документа его законному владельцу – господину Мандту. А вас я не смею более задерживать. У доктора нет к вам больше претензий». И усмехнувшись добавил: «Как, впрочем, и у меня. Правда, остается гибель бедняги Митчелла. Но мы, англичане, люди цивилизованные и не следуем правилам кровной мести. Но я все же не рекомендую Вам, господин Адашев, посещать пределы Британской империи и вообще становиться нам на пути. Прощайте, господа». С этими словами он сделал картинный жест в сторону двери.

День был солнечный, но не жаркий. Недавно прошел дождь, и мостовая блестела гранитной брусчаткой. Радостные горожане поспешили выйти из домов, чтобы порадоваться хорошей погоде. Но Адашева и Бирюлова эта всеобщая эйфория не коснулась. Униженные и подавленные вышли они на улицу. Шли молча, не смотря друг на друга. Внезапно Бирюлов уронил трость и со стоном схватился за поясницу. «Что с Вами?» - сердито осведомился ротмистр. Советник с трудом распрямился и обернулся назад, стараясь наклониться за тростью. «Постойте, я сам» - и Адашев поднял оброненную палку. «Благодаря Вас, молодой человек. Вы очень любезны» - прокряхтел старик. «После дождя у меня всегда ломит спину. Ничего, это пройдет. Но мне определенно нужен отдых. Иначе я доберусь до нашего консульства». Они пошли медленнее. При этом Бирюлов все равно заметно отставал, держась за спину и громко кряхтя.

На углу Фридрих-штрассе Адашев хотел свернуть направо, к своей гостинице. Но Бирюлов его остановил. «А почему бы нам не выпить кофе?» - неожиданно спросил он своим обычным добродушным тоном. «В кофейне напротив готовят чудный кофе по-венски». Адашев чуть не поперхнулся от возмущения: «Вы…, Вам…Да я…!» Но советник остановил его выпад. «Если Вы изволите составить мне компанию, мы сможем все спокойно обсудить за чашечкой кофе и чем-то вкусненьким на десерт. Я, например, предпочитаю шоколадное суфле. Ничего не поделаешь – старость постоянно просит скромных радостей жизни». С этими словами он взял молодого человека под руку и увлек его на противоположную сторону улицы, где над прозрачно чистой витриной виднелась красивая вывеска «Шоколадный заяц».