Исход

Исход.               
                               
                             Появление на свет дано нам даром. Вместо тьмы и пустоты, всех и каждого накрывает лавина цвета, звука и чувств. Хорошо, когда это происходит в благополучной семье, где ликующие папа и мама с нетерпением ждали пополнения, а влюблённые в ребёнка с первого взгляда дедушки и бабушки, дядюшки и тётушки бросают все силы и средства на реализацию идеи о счастливом детстве. Однако и в рождении малыша у матери одиночки нет ничего плохого. Он становится ей отрадой, и вряд ли переживает от недостатка внимания. Зачатие детей у наркоманов, алкоголиков и других асоциальных представителей человечества тоже не драматично, учитывая что, люди могут остепениться, стать организованнее, взяться за ум, лишится родительских прав, наконец. Младенец, он и в Африке младенец, ему на первых парах нет дела до статуса и интеллекта отца с матерью. На континенте или на острове, в горах или на равнине, в столице или в провинции, на свободе или в рабстве, неважно, начинается новая жизнь и это чудесно.               

В свою очередь, отождествляя очевидное непосредственное бытиё со своим я, ступень за ступенью, возникают мысли, за ними умозаключения, и, возрастая с ускорением, претворяются в безмерный океан, второго великого дара, для которого сверх ценно жаждать постижения мира и губительно закрываться от него. Сознание, само это слово свидетельствует о зависимости умственных способностей от объёма использоваемых знаний. Следовательно, чтобы поступать рассудительно, надлежит расширять кругозор. Когда всё само течёт в руки, стоит посетить тех, кому даже необходимое достаётся с трудом. Если всё валится из рук и преследует уныние, надо поискать того кто всегда добивается успеха. Объединив воедино все точки зрения, увеличив тем самым производительность сознания, несравнимо увлекательней осуществлять предназначение, выбирая свой жизненный путь. Именно поиск верных решений, той или иной задачи возвышает человека над мирозданием, свидетельствуя о первичности разума.               

***
 
        Всем своим существом я блаженствовал на переднем сидении просторного, комфортабельного автомобиля, мозг отключён, тело распласталось по креслу. Когда покуришь гашиш, а аудиосистема воспроизводит творчество Альфа Блонди, пребывать в таком состоянии естественно, достигается даже фармокологический эффект.  За рулём сидел мой отчим, пятидесятилетний дяденька с амбициями супера пупера. Это он выбирал автомобиль и сопутствующее сопровождение, включая музыкальное. Звали его Карим, что означает щедрый. Родители не всегда знают толкование имени, но процент попадания в самую точку довольно высок. Карим, на самом деле был нежадным, хотя меня конечно как приёмного сына не баловал. В командировках он не выходил из образа важного человека, и со стороны так и выглядело, среднего роста, подтянут, правильные черты лица, волосы с проседью, серьёзен, немногословен, решения всегда принимал адекватные, попусту не дёргал, без причины не скандалил. Мне же, в этой его манере всё не нравилось и казалось нелепым. Не естественно играть роль значимого человека если ты им не являешься. С годами я понял что в масштабах человечества это нормально, но тогда поведение отчима не поддавалось разумению. Мы прибыли из завораживающей таинственностью и великолепием Ферганской долины, с тёплым климатом насыщаемым ярким солнцем, горным воздухом и водой, окружённой хребтами, высота которых достигает шести тысяч метров. Карим и его сородичи были там своими. Мне всю эту красоту закрывало от восприятия, положение неравенства с остальными. Сколько себя помню, в подсознании сидела вера в род людской, и в возможность встречи с лучшей его частью, где и я могу быть своим, а названная родня, за исключением младшенькой сестрички, в общество мечты не входила. Люди они, бесспорно, не самые худшие, пусть и не приглашали меня во время общей трапезы (спасибо на том, что не приходилось голодать), да оно и к лучшему, я всё детство, пока не привык, везде чувствовал себя с ними не в своей тарелке, и прятался, упиваясь одиночеством. Без меня они оживлённо беседовали и с удовольствием принимали пищу, а со мной сидели, молча, с испорченным аппетитом. У нас было четыре представительницы женского пола, мама и три сестры. Асмира, что означает главная принцесса, Гули - цветок, Лола - полевая трава. Маму звали Бахор, это весна. Хорошая тётушка, работящая, заботливая, последнее правда меня не касалось. Она не замечала меня, я отвечал ей взаимностью. Наше отношение друг к другу всегда оставалось равнодушным. Когда всё же приходилось контактировать, мы старались этого не демонстрировать. Асмира и Гули подражали маме, считая такую модель поведения со мной, идеальной. Лола, отличалась от сестёр, она не обладала здоровым румянцем, не хохотала по любому поводу, всё её поведение излучало скромность и застенчивость. Наше несходство с другими стало истоком взаимной симпатии, выражать которую, мы могли только кротко переглядываясь. Благодаря ей, моя вера в людей подтверждалась и я обрёл спокойствие, твёрдость и дерзновение на счастливое будущее. Завершённость нашей семье придавали четыре брата Арслан - лев, Юсуф - пророк, Фархад - непобедимый, Абдула - раб Бога. Арслан и Фархад с удовольствием брали инициативу на себя. Юсуф и Абдула ждали, когда им скажут. Как к ним попал я, могу только догадываться, сомневаюсь, что с каким-то расчётом, может из жалости, а может, когда меня брали ребёнком в СССР они жили не богато, а государство за приёмыша что-то подкидывало. Моё имя они пытались трансформировать в Абдурашида - раб мудрого, но не получилось, то ли у них язык не поворачивался, то ли я не отзывался. В общем, так и остался Борисом. В последние годы, с повышением эффективности использования моей персоны, по прошествии десятилетия брезгливого безразличия, я стал испытывать нечто похожее на снисхождение. В России нас мало кто знал, а вот в Узбекистане, все в кишлаке считали нас мафией, а какая мы мафия, так кучка недотёп придумавших себе занятие, мало-мальски приносящее прибыль.               

– Скажи Сахибу, что всё как обычно, завтра в 10, – поставил задачу Карим.               

– Понял, – оживился я и вышел.               

Машина припарковалась у центрального рынка Воронежа. Город я знал так себе, но на рынке чувствовал себя как рыба в воде. Это рентабельное предприятие всегда было способно вернуть к жизни тех, кто уже ни на что ни надеялся. Оно имеет возможность приласкать, накормить, предоставить ночлег и успокоить любого, кроме владельца. Причина кроется в прозрачности его доходов. Те, кто способен отжать, вычисляют их путём нехитрого умножения стоимости аренды квадратного метра на торговые площади, и им сложно удержаться от недобрых замыслов. Конечно, каждый смертный может в один миг лишится всего, и жизни в том числе, но злая статистика в группу риска берёт почему-то не всех.               

Оптовик Сахиб, высокий азербайджанский красавец тридцати пяти лет отроду, с еле заметными залысинами, снимал офис-склад на втором этаже, и прилавок на первом. Сказать, что к своим работникам относился он очень избирательно, это значит, ничего не сказать. У него был дар подбора кадров. Торговали у него всегда дамы под сорок похожие как сёстры и никогда не отказывавшие в посиделках за чаркой водки после смены с работодателем, они, то появлялись, то исчезали, кто навсегда, кто ненадолго. Не знаю как в свободное время, но на рабочем месте от них исходил сплошной оптимизм и жизнерадостность, излучая магическое притяжение. Чтобы погрузиться в этот театр рыночного фольклора, достаточно было просто замедлить шаг, ну а соприкосновение с лексикой непременно вызывало желание придти сюда ещё. "Одно объедение", "Тает во рту", "За уши не оттащишь", "Пальчики оближешь", "Язык проглотишь", "Сам бы ел, да денег мало". Эти самые заурядные словосочетания применялись ими только для затравки, когда же вступала тяжёлая артиллерия, покупатели млели входили в экстаз и уже не могли остаться без покупки.               

Я поднялся на второй этаж, хотя Сахиб настоятельно рекомендовал всегда спрашивать у его продавщицы на месте ли босс. Непонятно для чего, во-первых, есть телефон, а во-вторых, о нашем визите ему сообщали заранее, и он сидел, ждал как вкопанный. Тем более что приезжали мы всегда в одно и то же время. Возможно, ему хотелось иметь секретаршу?! Ещё более загадочно, зачем заниматься таким сомнительным небезопасным с правовой точки зрения бизнесом, когда легальная торговля на базаре, как мне известно, шла хорошо, его способность заводить друзей и знакомых вызывала восхищение, а купить зелье для личного употребления не представляло никакого труда.               

– Здравствуй, дорогой, – поднялся из за стола ко мне на встречу Сахиб.               

– Здравствуй, о… почтеннейший. Рад тебя видеть, – пародируя Карима, изрёк я и неторопливо шагнул вперёд, давая ему возможность со всей красочностью воспроизвести церемонию приветствия. Изображая счастливую встречу, мы бросились в объятья. После непродолжительных обнимашек и потрясований Сахиб вернулся на своё место за головным столом с максимально поднятым офисным креслом, поди, посещал какой-нибудь управленческий тренинг, где посоветовали во всем возвышаться над сотрудниками. Я присел за другой стол, установленный так, что получалась т-образная конструкция. Кабинет директора, ни дать ни взять.               

– Давай покурим? – он выпрямил мизинец и большой палец на правой руке.               

– Спасибо, Сахиб, я ненадолго.               

– Борис, всегда, только спасибо от тебя и слышу. Не за что. Когда мы с тобой посидим,… поговорим…               

– Ты же знаешь, уважаемый, я сам себе не принадлежу.               

– Хорошо, не настаиваю, – чуть приподнял на столе кисти Сахиб.               

– Завтра в 10-00 на нашем месте, стандартная партия по старой цене.               

***               

Когда я вернулся за рулём предсказуемо, сидел Юсуф. Поскольку за Каримом замечались убеждённость в рациональности разделения труда, и влечение к конспирации, такие перевоплощения были обыкновением, к тому же функции водителя входили в должностную инструкцию Юсуфа, включающую командировки по распространению продукции вместе с  Фархадом и мной. Арслан и Абдула оставались дома. К чему я не мог придраться, так это к распределению ролей в этой семье. Арслан был старшим сыном и брался за все, что ему поручали с ответственностью и огоньком. Абдула младший брат, покладистый и исполнительный не задающий лишних вопросов. Они идеальная пара для того чтобы следить за хозяйством. Централизм в семье давал возможность повышенной эффективности бытия. Слово старшего закон. Авторитет мужчин непререкаем. Но в женские дела никто не лез, а они так же образцово организовывали свои обязанности соответственно старшинству. При этом не было бунтарей не согласных с ходом вещей. Всех всё устраивало. Все были довольны. Кроме меня конечно. Правда забыл про Лолу, она мне не казалась удовлетворённой, и возможно, ещё и поэтому вызывала расположение. Не ясно, как и кто принял решение не давать нам сближаться, на общем собрании или указания были даны каждому индивидуально, факт в том, что при сокращении между нами расстояния до появления шанса что-то сказать друг другу, её или меня кто-нибудь обязательно звал на помощь. При таких обстоятельствах, со временем  мы перестали даже пытаться поговорить, как будто нам внушили, что ничем хорошим это не кончится. Я не раздражался, но ждал от жизни чего-то другого, сам не знал чего. Мечтал о родных родителях, или хоть каких-нибудь родных, каких угодно, пусть самых последних пьяниц или балбесов. Спасибо что на свете проживают жизнь много миллиардов человек, и надежда обрести родственную душу бесконечно долготерпелива.                Юсуф тронулся. Его манера вождения мне импонировала. Будучи очень спокойным и предупредительным, он как будто наслаждался управлением, с непрерывным смакованием функциональности всех механизмов автомобиля, никогда не забывая включить заблаговременно лампочку указателя поворота, и ни за что, не ускоряясь на мигающий зелёный сигнал светофора. Правда, своей размеренностью часто сердил других, вечно спешащих участников движения, но нас с ним это ничуть не смущало. Направо и налево на истерические сигналы призывающие ускорится, мы отвешивали извинения в виде поклонов, поднятых рук, воздушных поцелуев и тому подобного.               

– Мы с Фархадом собрались в клуб сегодня. Пойдёшь с нами? – спросил Юсуф.               

Я с некоторых пор начал их стеснятся, особенно перед девчонками. Так как с ними, несмотря на мои светлые волосы, голубые глаза, отсутствие щёк и задницы, всё равно ассоциировался с узбеками, а меня дико тянуло стать своим среди русских. Надо отдать должное, воспитанию моих восточных братьев, куда бы они ни шли развлекаться, мне обязательно поступало оповещение и приглашение. И то, что я впоследствии сделал, наверняка привело их в исступление и квалифицировалось как чёрная неблагодарность. Но на то была воля Божья.               

– Нет, Юcуф, спасибо, но я не пойду, спать охота, да и пахан рад не будет.               

– Да ладно, он ничего не скажет.               

– Нет, братан, вы отдыхайте, а я вас прикрою.               

– Тогда, до завтра.               

– Пока.                               

***               

Как хорошо оставаться без опеки семейного круга, особенно в начальной фазе этого феномена, периода свободного времяпровождения, в данном случае целого вечера, ночи и утра. Когда это произошло в первый раз, я едва не помешался от упивания принадлежать самому себе, рецепторы органов чувств заработали на полную мощность, в глаза бросилось море цвета, в ушах загремел оркестр звуков, в нос ударила кислородная лавина, окружающий мир открылся, и появилось не с чем несравнимое ощущение радости бытия.… Поверьте, наркотики здесь не причём.               

Дверь машины за мной захлопнулась. Выдержав паузу, чтобы Юсуф удалился, я глубоко вздохнул и огляделся. Это был обязательный церемониал. Рекомендую попробовать. Столько всего попадает в поле зрения. Пусть выходишь в одном и том же месте, как пить дать, увидишь то что раньше не замечал. Даже если всё неорганическое будет расположено как всегда, что-нибудь одушевлённое, в доказательство нестатичности жизни, внесёт в пейзаж своеобразность. Здесь я останавливался часто. Когда Карим с подельниками разработали нехитрую схему получения лёгких денег, мне, по их коварным расчётам, самому надлежало разыскивать койко-место, согласно выделенному на это бюджету. Со временем, из всех предложений регионального гостиничного бизнеса, я зафиксировал несколько телефонов арендодателей комнат. Ибо стоимость этого тренда позволяла сэкономить денежные средства на карманные расходы, а сама услуга предполагала пространство, где можно уберечься дверью закрывавшейся на замок от внезапного вторжения в личную жизнь посторонних. Хостел тоже не плохой вариант, но его исключала опасность непредсказуемого соседства. С телефона собственника комнаты, в которую направлялся, я всегда начинал поиск, она была свободна чаще других объектов, что меня вполне устраивало.               

Месторасположение всех капитальных строений на маршруте моего следования ещё ни разу не менялось, если не считать усечение трёх этажки на половину подъезда. Однажды, я точно так же шёл по направлению к месту дислокации созерцая непрерывный трафик участников движения, и тут как гром среди ясного неба, смена декораций. Трёх этажный дом на пути стал на десять метров короче. Позже, во время вечерней прогулки местные жители рассказали страшную и поучительную историю о взрыве газа в угловой квартире, который привёл к разрушению этой части жилого фонда и прихода в негодность припаркованных рядом автомобилей. К сожалению, в этой историй были и пострадавшие. Пожилой собственник принимал ванну и у него случился сердечный приступ с летальным исходом, горелка старомодной газовой колонки по какой-то причине потухла и продолжала подавать газ. Почувствовав характерный запах, жильцы вызвали газовиков, которые в свою очередь попросили помощь полиции для входа в закрытую квартиру. Как только вскрыли дверь, один из полицейских, проявил инициативу и щёлкнул выключателем электропроводки, естественно, из добрых побуждений сделать освещение нормальным. Старый выключатель дал искру, смесь газа и воздуха к тому моменту достигла взрывоопасного соотношения. В радиусе двух километров, в зависимости от близости к эпицентру у всех бодрствующих с разной силой содрогнулись барабанные перепонки. Кому-то показалось, что грузовик врезался в здание, кто-то перекрестился, ожидая надвигающийся апокалипсис, бывшие фронтовики упали, чтоб не зацепило осколками, женщины и дети заплакали. Героям события повезло меньше, они были отправлены в реанимацию, слава Богу, остались живы, но не избежали длительной реабилитации. В этот раз бюрократическая процедура по проникновению в частную собственность законным способом не учла элемент недостаточного знания техники безопасности причастных к ней исполнителей.               

Впереди маячила могучая спина здоровенного мужика. Может и неплохо иметь такие габариты, но не в моём случае. Будь таким я, шансы быть проданным в рабство на какой-нибудь каторжный труд увеличились бы в разы. Слева, метров в двадцати пяти ворота и калитка во двор православного храма, обычно, когда он показывался на глаза, кроме входящих и выходящих с крестным знамением посетителей разных сословий, я ничего не замечал. Мыслей зайти в открытую дверь и посмотреть чем там они занимаются, ни разу не возникало. Точно так же безразлично я проходил мимо детского сада, школы, любой администрации и всего того, во что не был вовлечён. В такие моменты установкой: "Тебе здесь делать нечего, иди куда шёл", любопытство блокировалось целенаправленностью движения. Мимо прошла девушка и вошла в калитку, её как при беглом чтении просто видели мои глаза, я даже не запомнил, крестилась или кланялась она. Только что-то произошло, что-то включилось, или интуиция, или затылочные доли мозга, или что-то ещё. Медленно шагая по инерции, я стал приходить в себя и понял, что воображение прокладывает возможный маршрут исчезнувшей из вида девушки. Я остановился. Это немыслимо, как обкурившийся, я не мог сойти с места. Мозг закипел. Нужно было принимать решение, либо идти дальше, либо что? Ну не сворачивать же с пути? Но ноги вперёд не шли, пришлось вопреки здравому смыслу повернуть. Сдвинувшись, я даже посмотрел по сторонам, нет ли свидетелей моего расфокусирования. Сквозь прищур безучастности, всё это видел старый облезший пёс, развалившийся на пути к калитке. Во дворе за происходящим наблюдало семейство кошачьих. Девушка бесследно исчезла, а я как-то быстро забыл, почему там оказался. У меня не было никаких предварительных ожиданий, да и двор не выделялся ничем необычным. Скромный, кустарный ландшафтный дизайн. Люди, включая тех, кто в рясе, так же как и везде суетливо двигались каждый в своём направлении. Побирушки и вольнослоняющиеся не сверкали огнём в глазах. Всё как всегда. Что мне в той атмосфере показалось умиротворением, не знаю. Возможно отсутствие лиц удивлённых моим пришествием. Надо полагать и свободный вход настраивал на позитив. Одним словом мне там понравилось, и я продолжил шаг. Медитацию прервал, вцепившись в руку, как с неба свалившийся слепой дряхлый старик. Я вздрогнул, его глаза напоминающие собаку породы "хаски", напряжённо блуждали, будто пытаясь встретиться взглядом с моими.               

– Хоть ты помой меня мил человек!               

С лицами без определённого местожительства я ни разу не соприкасался, да и познания о таковых были ничтожны. Подавляющее большинство моих знакомых отмечало исходящий от них неприятный запах, опытным путём это подтверждалось. Субъективных сведений как кот наплакал, они философы, они несчастные, они больные и тому подобное. От этого пахло, но понять чем и как я не смог, либо давно не стираной одеждой, вернее лохмотьями, найти которые можно разве что в театральном реквизите, либо продуктами жизнедеятельности, а может растопленным свечным воском. Запах был сладковатый, не приятный, но и не противный. Дед при этом выглядел не страшно, можно сказать даже хорошо для своего возраста и положения, словно на самом деле сбежал со съёмочной площадки. Он трепал сначала одну руку, потом нащупал вторую и стал трясти обе, непрестанно повторяя одно и то же.               

– Ну, помой  ты меня, помой.               

– Старичок, я вообще-то хотел в церковь зайти, – вступил я в диалог с трогательным переживанием новизны. Во время променадов перед сном мне приходилось общаться с людьми разной масти, но с человеком с самого дна впервые. Отторжения не возникало, да и не могло возникнуть, когда-то я сам побывал в его шкуре. Эти фрагменты из раннего детства часто вставали перед глазами как будто происходят наяву снова и снова. Окраина Ферганы, пятый этаж хрущёвки, однокомнатная квартира, мама на полу без чувств от передозировки и мои зарёванные попытки её разбудить. Поиски и воровство по погребам и подвалам чего-нибудь съестного. Ужины в слезах, на балконе в одиночку, добытыми продуктами, с развёрнутой перед глазами панорамой на горный хребет, и комнатой за спиной с разлагающимся трупом.               

– Что ты там забыл? – кивнул, будто зрячий в сторону храма дед.               

– Скорее кого.               

– А Он тебя звал?               

– Ни кто меня не звал.               

– А я тебя зову и слёзно прошу. Ты первый раз сюда зашёл?               

– Да.               

– Вот она, проверка на вшивость, помой меня, больше некому, а тот, кого ты ищешь, сам тебя найдёт.               

Ну что оставалось делать? Хотелось прекратить это безумие, и не тратить свободное время на проблемы униженных и обездоленных, но предательская мысль, о вероятности оказаться на его месте, привела в тупик, поскольку сомнения в том, что никому со мной возится не досуг, не закрадывались. Получалось, больше и, правда, некому. В сто первый раз с ощущением нецелесообразности своих действий, я тяжело вздохнул, развернулся и направился обратно, откуда пришёл.               

– Пойдём.               

Дед отпустил одну руку, а вторую сжал покрепче и мы не спеша пошли, да быстрее бы и не получилось, старик всё же слепой. Наверное, процессия выглядела необычно, прохожие задерживали на нас озадаченные взгляды. Дом стоял не далеко от храма. Четырёхэтажка из красного кирпича без лифта, произведение находящегося тогда в зародыше мирового архитектурного стиля под названием рационализм, год постройки ориентировочно 60-е 70-е, а может и раньше. Благоустройство территории, состояние подъезда, отделка квартиры, всё от застройщика приукрашенное пятьюдесятью годами эксплуатации самым читающим в мире народом, как нам внушали. Прихожая обозначалась вешалкой сразу за входной дверью, вначале длинного узкого коридора. Дальше по периметру, справа располагались четыре комнаты, напротив второй, шёл проход на общую кухню. В нём имелись санузел и душевая. Наша компания проследовала именно туда. Я раздел своего подопечного и положил его тряпье на пол у входа в душ, так как ни вешалок, ни крючков ни чего-то другого на что можно повесить одежду там не водилось. Затем устроил голого деда под лейкой, настроив комфортный напор и температуру, к счастью вода в России пока была доступна.               

– Дедуля, подожди не много, надо кое-что взять.               

Быстрым шагом за полотенцем и мылом я отправился в свою комнату и подумал, что не хорошо после помывки надевать грязную одежду. У меня были чистое нижнее бельё и футболки, они подошли. А вот мыла с собой не оказалось, впрочем, пришло в голову, что кусочек имелся на раковине в кухне-столовой.  Я побежал туда. Это помещение по сравнению с моей двенадцати метровой комнатой было в два раза просторнее, предполагалось, что там должны размещаться несколько столов и шкафчиков по количеству жильцов, но они отсутствовали. Кроме рукомойника и давно не мытой газовой плиты, находился только один столик, он принадлежал единственному постоянному жильцу квартиры по имени Виктор. Если говорить об устойчивой жизненной позиции, то это про него. Она выражалась в постоянстве пребывать на кухне в мертвецки пьяном виде, в сопровождении луковицы, иногда с хлебом, и открытой ёмкости с остатками сорокаградусной жидкости. Время от времени я безрезультатно пытался поинтересоваться кто он, откуда, чем занимается, да и каково это вести такой образ жизни, и где для этого черпать энергию. Но тщетно, он был в состоянии единовременно издавать не более трёх звуков, после этого вовсе терял интерес ко мне. Своё имя он сообщил мне на выдохе: «Виктр». Собственник коморки, которую я снимал, гарантировал безопасность и утверждал, что если не обращать на него внимание, то можно считать что у меня отдельный номер, так как все остальные покои всегда были закрыты, и придти туда никто не может, а единственные неудобства от соседа, так это присутствие на кухне. Тот день не был исключением, Витя сидел на месте. Проходя, я кивнул приветствуя. Он набрал воздуха и сказал свою коронную фразу, единственную которую я слышал от него:               

– Чё ты хочешь?               

– Да тут один дедок взмолился, чтоб его помыли.               

Обычно услышав что-либо, в ответ он поднимал руку и метал в оппонента воображаемый камень, затем покачивал головой отмечая, как мне казалось безнадёжное слабоумие противной стороны и замолкал.               

– Смотри домой не притащи, – неожиданно чётко выговорил он.               

Я даже вздрогнул, неужели, у нас налаживались отношения.               

– Витёк, да он уже в душе стоит.               

Его было проснувшиеся глаза снова затуманились, но прежде чем закрыться, знакомый взмах рукой он всё же сумел сопроводить фразой:               

– Давай веди всякий сброд.               

Вот это прогресс, оказывается, поражение Виктора в схватке с зелёным змеем ещё не являлось фатальным.               

Кусочек мыла лежал на раковине, я взял его и поспешил к деду. Вместо мочалки пришлось приспособить старую майку, мой подопечный стоял словно заворожённый, послушно принимая нужные положения, как голова в руках у парикмахера. Процедура оказалась вовсе не обременительная. Его тело после второго намыливания порозовело, помолодело, я, будто художник, почувствовав удовлетворение от своей работы, понёс мыло как орудие труда обратно, пока старик пожелал постоять под струями воды. Витя упредил всякие контакты своими фирменными движениями, с моей стороны последовало картинное поджатие губ с прекрыванием глаз. Возвращаясь, мне подумалось, что неудобно помытому гостю указывать на дверь, но он остановил эти мысли:               

– Спасибо, дорогой, дальше за меня не переживай, помоги одеться, да я пойду. Ты своё дело сделал, теперь с тобой Господь.               

– А это что-то даёт?               

– Спасение от смерти, ни больше, ни меньше.               

– Речь идёт о моём бессмертии?               

– Да. Если ты с Богом.               

– Верится с трудом.               

– Это пока.               

– Вот как, и за что мне такая милость? – приступил я к вытиранию.               

– Можно только догадываться, как Он выбирает.               

– Любопытно, это услышать.               

– Много предположений, тебя например, кто-то сильно любит, или наоборот не любит вообще никто, – чуть приподнял и опустил левое плечо дед.               

– И что дальше?               

– Бог есть Свет, надо идти к Нему навстречу.               

– Это как?               

– Не сложно. Вот, ты как зарабатываешь на жизнь?               

– Я раб, что скажут, то и делаю.               

– Ну и дела, а где твои рабовладельцы.               

– Сейчас они в другом месте.               

– Из рабства надо бежать, начни с этого.               

– Куда?               

– Господь тебя направит, сведёт с нужными людьми, сделай только шаг.               

– Ясно…(что означало ничего непонятно) а ты теперь, в какую сторону? – одевание подошло к концу. Хотелось выбросить его тряпьё, но с практической и стилистической точки зрения ему лучше в нём, чем в какой-либо моей одежде.               

– Я же сказал, за меня не волнуйся, есть такое сословие сторожа. Они бывают разные, но и в их среде, как в любой другой много наших. Днём они ничем не владеют, а вот ночью в их распоряжении крупные объекты, в которые по царски они могут принять путника. Когда я был помоложе и странствовал, не помню такого случая, что бы не устроился на ночлег или прямо по месту прибытия, на вокзале, в порту, или в самом городе на предприятии, в школе, в детском саду.               

– Почему ты ослеп?               

– А я знаю? Может для того что бы ты меня помыл и освободился от рабства. Как написано у пророков: вот Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою. Но ты сердце не рви, мне все, что нужно Бог рисует как на экране, включая и твоё лицо. Тебя как зовут, сынок?               

– Борисом.               

– Давай, Борис, только вперёд.               

– А как твоё имя, отец?               

– Никодим. Прости, дорогой, но мне надо идти.               

Я проводил старика и вернулся в свой угол. По жизни мне приходилось включать голову в тех или иных ситуациях, выходило это не осознанно, без решения о необходимости пошевелить мозгами, в мыслях сами предлагались разные варианты, я выбирал то, что нравилось и предпринимал это, но сознательно делать вывод, что сейчас надо сесть и подумать о грядущем мне не доводилось. Наверное, так и должно это происходить. Человек живет, не заглядывая вперёд, и нежданно не гаданно настаёт время задуматься. Зачем? Что дальше? Что я потеряю? И что буду искать? И что хочу найти? Со мной это было впервые и показалось вдохновенным и увлекательным. Умственное напряжение сопровождалось ощущением повышения черепно-мозговой температуры. Всё шло к тому что в следствии приготовится замысел, автором которого буду лично я. Процесс мной завладел, и прервал его только крепкий здоровый сон.               

У угловой комнаты из четырёх стен которой, в двух есть окна, имеется способность оказывать действие будильника. Свет по утрам врывался с такой силой, что даже закрытые глаза передавали рассудку сообщение о наступлении дня. В тёмном коридоре проникающие лучи из кухни приглашали в проход к санузлам на водные процедуры. Дальше по распорядку следовал завтрак, и я встретил свежего Витю с ещё закупоренным божественным сосудом. В его глазах наблюдались целеустремлённость и просветление. От этого обременения ему хотелось как можно скорее избавиться, и он торопливо готовил традиционную луковую закуску. Вскипятив не много воды и размешивая пакетик кофе три в одном я поспешил к нему присоединится, ведь случай был редкий.               

– Витя, а ты чем занимаешься?               

– Ну ты даёшь, бухаю, не видишь?               

– Дело хорошее, но говорят вредное для здоровья.               

– А мне по барабану.               

– Плохо тебе?               

– Да надоело всё. – опрокинув в рот сотку, с болью в душе сказал Виктор.               

Глаза его тут же помутнели, и сразу поставили беседу под угрозу.               

– Ну а что бы ты хотел делать? – торопился я.               

– Мне нравиться адвокатская практика, – перевернув ещё стопарь, изрёк Витя и окончательно засоловел.               

Я хотел было заметить, что в этом случае не обойтись, как минимум, без учёбы, но Витёк упредил меня броском в мою сторону невидимого камня, давая понять, что разговор окончен. Всё-таки рано вести мне педагогические беседы, в высшее учебное заведение для этого может и не обязательно поступать, но набраться жизненного опыта надо, и с трудами по психологии познакомиться не помешало бы.

***               

Мой истэблишмент прибыл как всегда ровно без четверти десять. Баранку крутил Карим. Я занял свободное переднее пассажирское сидение и засвидетельствовал своё почтение:                               

– Доброе утро.                               

– Здорово. Ты сними гулял?               

– Нет, хотелось выспаться.               

– Мужчина.               

Это означало одобрение.               

– А эти двое пришли в пять утра. Зла не хватает.               

На заднем сидении мои братцы как два замёрзших воробушка положили друг на друга головы с выражением лиц, передававшем спокойное вверение своих жизней провидению. Посмотрев на них, я прикрыл на мгновение веки, выражая удовлетворение их состоянием.               

– Да они вроде как огурцы.               

– Ты ещё не выступай, – разнёс мою точку зрения Карим.               

Город давно проснулся, и автомобилей было предостаточно. С нами всё ясно, а вот в каком направлении в это время двигались остальные? Не могли же все они тоже заниматься тёмными делами. Даже от инспектора ДПС, мало чем интересующегося кроме наличных, в 10-00 можно услышать вопрос: «Куда едем»?               

По прибытии к месту назначения беспредметные размышления пришлось прервать. Сделка уже не первый раз проходила на парковке торгового центра. Я взял сумку с десятью килограммами героина из багажника, как она туда попадала, хранилось от меня в секрете, и сел для её обмена на точно такую же сумку, но с деньгами на заднее сидение в машину к Сахибу, который доверял нашей фирме как родной матери. Пересчитав пачки я вернулся к подельникам, отправив твёрдую валюту в багажник. Карим традиционно справился всё ли нормально, я назвал количество пачек и мы уехали. Воронежский вояж близился к завершению, машина остановилась у гостиницы, где ночевали папа и сыновья.               

– Скоро буду, – сказал Карим и ушёл.               

Он так делал всегда, может рассчитывался за номер, может что ещё. Настал мой черёд, вчера перед тем как заснуть я принял решение. Через дорогу стояли доживавшие свой век точки стихийного общепита, наследие развала Советского Союза. В одной из них продавали жареные пирожки.               

– Пойду за чебуреками сгоняю.               

– Сиди, отец будет не доволен, – скомандовал Фархад.               

– Успею, – захлопнул дверь я, не дав братьям время на оценку моей дерзости, и проник между автомобилями, на другую сторону дороги. На всякий случай встал в очередь и обернулся. Расчёт оказался верным, ребята не поняли что происходит, за мной никто не пошёл. Я юркнул между павильонами, в сквер, дорожка по которому вела к арке посреди домов, и побежал туда. Миновав арку, пересёк ещё одну проезжую часть, оглянулся, не заметив преследования, заскочил во двор жилого дома. Не сбрасывая скорость, переместился по диагонали и вышел на оживлённый проспект. В пятидесяти метрах слева ждал большой перекрёсток и подземный пешеходный переход. Его многолюдность затянула меня, вынырнув оттуда я проплыл квартал в народном потоке по улице перпендикулярной той с которой там появился и ещё раз свернул на другую улицу. После очередной стометровки спортивной ходьбой, решил, что дело сделано и можно расслабиться. Прогулочный режим потребовал какое-то время для восстановления дыхания. Этот мир был для меня загадкой, но я не думал об этом. Божье наставление «Будьте как дети» в тот момент исполнялось мной в полной мере. Пульс пришёл в норму и как ребёнок прогуливающий уроки я брёл в состоянии блаженства бодрствования самого по себе. На пути развалился современный очередной торговый центр в духе примитивизма, прямоугольная коробка из металла, стекла и разной разности. На парковку расположенную за зданием один за одним въезжали легковушки, будто намечалась массовая распродажа. Я пересёк дорожку к прилегающей территории и остановился у оживлённого потребителями парадного подъезда. Слева от него жилистый человек лет пяти десяти, среднего роста с приятной наружности, предполагающей интеллектуальное составляющее, складировал в малотоннажный грузовичок какие-то хозтовары. Не знаю, почему именно на нём остановился взгляд. Одет просто, чистые джинсы и футболка. Его внешность располагала к обращению в случае каких-либо затруднений. Большая часть его груза уже поднятая в фургон, мешала уложить оставшуюся тару с песком, цементом и кое-какими смесями, и он забрался в кузов освободить место задвигая поклажу ближе к кабине.               

– Давайте помогу, – я поднял мешок и прислонил к краю.               

– Спасибо, – после секундного замешательства поблагодарил мужчина и принял вес. Я поднял второй, третий и все остальные, их было восемь или десять штук. Он аккуратно всё подвинул поглубже и спрыгнул с машины на тротуар.               

– Не скажу, что впервые принимаю помощь от посторонних, но случается это довольно редко. Ещё раз спасибо, – протянул он руку. Пожимая её я поддержал диалог:               

– Просто когда бывало трудно мне, всегда грезилось что подойдёт подкрепление.               

– И оно приходило?               

– Ну, пока нет, – ответил я приподнимая плечи.               

– Что ж, могу поделиться опытом, это приятно. А поступать с людьми, так как хочешь, чтобы поступали с тобой, весьма разумно.               

– Да я в общем неосознанно, показалось слишком энергозатратно сначала поднимать, а потом двигать. А тут ещё нарвался на похвалу, а это, уже со мной, случается довольно редко.               

– А чем же ты промышляешь, что тебе никто не помогает и почти не хвалит?               

– Начинаю новую жизнь, – быстро удалось среагировать на вопрос, который обычно заставлял меня сочинять небылицы.               

– Такое говорят, когда разочаровываются в прежней.               

– Так и есть.               

– И куда путь держишь ты пока не знаешь, мне подсказывает интуиция.               

– Да, – сыпались из меня ответы, как у хорошего студента на экзамене.               

– Как тебя зовут?               

– Борис.               

– Красивое имя, меня Андрей, – и мы вторично пожали руки, – Боря, прости за дерзость, не поможешь доставить товар по назначению и разгрузиться.               

– Почему нет, конечно помогу.               

– Вот и хорошо. Садись в машину.               

Я уселся на пассажирское сидение малолитражки. Такое развитие событий мне не показалось странным по причине не знания что принято, а что нет в общении свободных людей. Андрей закрыл кузов и запустил двигатель, будто эта ситуация для него в порядке вещей.               

– Работаю по найму на одного коммерсанта, – поведал он, – обычно делаю рейс в день к одному из его немногочисленных объектов, платит не много, но за такую занятость нормально.               

– И хватает на жизнь?               

– Врядли бы хватало, если бы не одно обстоятельство, у меня хорошая пенсия.               

– Андрей, ты меня пугаешь, – заявил я незаметно для себя перейдя на «ты» – Это Россия? И какой сейчас год? О пенсии мне известно только, что она очень маленькая и до неё трудно дожить.               

– Нет ничего удивительного, – он улыбнулся, – я бывший военный лётчик, ушёл на пенсию в сорок пять.               

– Класс, тайна раскрыта, теперь понятно, почему люди надевают форму.               

– Всё не так, юношами движет скорее романтика, а соцобеспечение на десятом месте.               

– Я не знаю таких слов.               

– А какие знаешь?               

– Глупость, наглость, подлость, жадность…               

– Борис, сдаётся мне не зря ты решил поменять жизнь.               

– Я тоже так думаю.               

Мы подъехали к объекту, в небольшом нежилом помещении двое весёлых парней делали ремонт. Нашей помощи им практически не понадобилось, не успел Андрей открыть двери фургона, они играючи перетаскали весь предназначенный для них стройматериал.               

– Хорошие ребята, – сказал он когда мы вернулись в кабину.               

– Это точно… – протянул я.               

– Сейчас заедем ещё в одно место и наша работа будет сделана, ты не против?               

– Я за любые движения.               

Когда оставшиеся мешки и вёдра были доставлены по назначению, Андрей попросил меня пообедать с ним у него дома.               

– А твои близкие, как к этому отнесутся? – засомневался я в осмысленности его действий.               

– Борис, супруга моя к несчастью несколько лет назад покинула этот мир, единственная дочь в отъезде, так что ты никому не помешаешь, а только скрасишь моё одиночество.               

– Соболезную твоей потере.               

– Ничего, так всё устроено. Так как, поехали?               

– Мне кажется, что в моём положении разбрасываться такими предложениями будет расточительно.               

– Вот и хорошо.               

Жил он в частном секторе на косогоре, в стареньком доме с полезной площадью в сто квадратных метров и довольно удобной планировкой в двух уровнях. Всё выглядело небогато, кроме вида со склона на центр города. Он впечатлял, и я конечно, доставив хозяину удовольствие, отметил это. Веранда, попасть на которую можно было из кухни на цокольном этаже, кроме всего прочего служила и смотровой площадкой, на которой очень к стати стояли пластиковый стол и стулья. Там мы и расположились. Пока гостеприимный хозяин разогревал и подносил на летний столик угощения в виде "горячего", я успел насладиться обзором, а после того как первая ложка отправилась в рот возгласил:               

– Это бесподобно.               

– Готовить меня научили на Сахалине во время службы.               

– Со мной ещё этого не случалось, чувствую молоко не обсохшее на губах.               

– Боря, прости за бесцеремонность, а где ты живёшь? – присаживаясь поменял Андрей тему светской беседы украшающей любую совместную трапезу.               

– Жил я в Узбекистане приёмным ребёнком в семье одного, как сейчас принято говорить, фермера. В данный момент определенного места жительства не имею, в ближайшее время похоже придётся позаботиться о его приобретении.                               

– Как же ты оказался в Воронеже?               

Мне пришлось взять минутную паузу, чтобы подумать резать правду матку или нет. Не много смущало, то что когда-то Андрей носил форму, а такие люди для меня казались не предсказуемыми. Но анализ сегодняшнего его поведения развеял сомнения.               

– Несколько лет назад глава семейства переквалифицировался на производство опийного мака и не знаю уж почему, Воронеж стал основным рынком сбыта.               

– Так ты решил это прекратить из моральных или практических побуждений?               

– Ну ты даёшь, Андрей. Не то, не другое. Моего пути, моего сознания, и всё что можно назвать моим, не существовало, только они, их семья, их планы, их взаимоотношения. Я не думал о своей участи, это было бытиё, придуманное для меня ими и только, но вчера, как бы поточнее выразиться, личность, характер, рождение, пробуждение, слишком громко звучит, скорее захотелось сыграть главную роль в другой пьесе, а причины откладывать на потом не нашлось.               

– С узбекским паспортом это будет не просто.               

– Мои кормильцы сделали для меня российский, всё где требовались документы, билеты, гостиницы, квартиры я брал на своё имя, им казалось что так можно замаскироваться.               

Неожиданно, звуки из дома сообщили что кто-то пришёл. Я вопрошающе посмотрел на Андрея. Он встал олицетворяя озадаченность.               

– Дочка пришла, вобще-то она должна была уехать в паломническую поездку, наверное что-то случилось.               

– Ну мне пора, – приподнял я пятую точку.               

– Нет, нет, мы только начали, она сейчас к нам присоединится.               

Было неудобно, приложив усилие, мне почти покорилось это чувство. Но то, что случилось минутой позже, осилить не удалось. На веранду вышла та самая девушка, с которой вчера всё началось. Я не верил в свершившийся факт, умозаключение: «Так не бывает»! ввело в ступор. Моя реакция на её появление не осталась незамеченной. Андрей подошёл и не сильно сжал пальцы правой руки на моей ключице помогая справиться с оцепенением.               

– Знакомься Боря, это Даша, моя дочь. Дашенька прошу любить и жаловать, Борис, добрый и внимательный молодой человек.               

– Очень приятно, – отреагировал я приходя в себя, беспомощно ожидая когда сойдёт краска на лице.                               

Даша ответила неглубоким реверансом, подлившим масла в огонь разгоревшийся в моём сердце.               

– Что привело вас к нам?                               

– Неведомая мне сила.               

– Тогда надо распахнуть пошире двери. Идёт за мной Сильнейший меня, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его.