2 Страшный 1917 год

Ну а теперь постараюсь в хронологическом порядке. Эта часть написана на основе записок Александра Ивановича.

В начале июля 1917 года Александр — шестнадцатилетний гимназист, мечтающий поступить в университет на юридический факультет. Семья — отец, тот самый знаменитый портной Иван Александрович, мать, Наталья Петровна и сестра Ольга, на семь лет старше Александра.

Александр был надеждой семьи, обладатель высших оценок практически по всем предметам, будущий адвокат или прокурор, что очень льстило его отцу, пробивавшемуся к достатку и благополучию только за счет каторжного труда.

 Ну а Оля, как говорила мама - «пропащая душа», с девятнадцати лет участвовала в революционном движении, в 1915 году вступила в большевистскую партию и работала в это время в ВЦИК Советов, располагавшемся в Таврическом дворце. В последнее время она практически не бывала дома, забегая туда только переодеться и немного поесть.

4 (17)  июля в городе вспыхнула стрельба. Примерно через два часа, после начала стрельбы, в дверь их дома позвонили, а затем из прихожей раздался испуганный крик мамы:
- Ваня! Скорей сюда, с Олей несчастье.
Прибежавший вместе с отцом Александр, увидел как в квартиру внесли сестру, лежащую на импровизированных носилках, составленных из двух древков с обмотанным вокруг их полотнищем с лозунгом «Вся власть советам!». Она была в сознании и тихо стонала от малейшего движения тела.

Мама с отцом аккуратно раздели Олю и уложили на кровать в дальней комнате, затем послали прислугу за знакомым врачом и только затем расспросили людей принесших ее. Оказалось, что она принимала участие в демонстрации и когда на углу Садовой и Невского проспекта началась стрельба и казаки стали разгонять толпу, одна из казачьих лошадей толкнула Олю и она упала спиной на паребрик улицы. Встать сама она уже не могла.

Пришедший вскоре врач, осмотрев, не смотря на крики боли, огромную гематому от поясницы до копчика, сказал, что перелома позвоночника нет, есть только сильнейший ушиб. Он предупредил, что такая гематома будет рассасываться несколько месяцев в течение которых Оле необходимо соблюдать пастельный режим.

Прошло пять месяцев, в городе сменилась власть, пришли большевики. К ним в дом, как и ко всем «классово чуждым элементам», приходили с обыском, но как только узнали, что это дом родителей Оли, сразу же ушли и наоборот, вскоре пришел посыльный из Смольного принес продукты и оставил телефон для связи в случае необходимости.

Оля постепенно поправлялась, она уже могла, правда с трудом, шевелить ногами, садиться на кровать и оставаться в этом положении до получаса.  Потом вновь начинались боли в спине и ей приходилось ложиться.

А потом наступил тот страшный день 15 (28)  ноября, перевернувший всю жизнь Александра.
Ближе к ночи раздался звонок в дверь. Мама пошла открывать (прислуги, конечно, в это время у них уже не было).
- Кто там ?
- Откройте, пожалуйста, к Вам посыльный из Смольного.

Мама стала открывать замки, но едва последний из них был открыт, как дверь вылетала от страшного удара. Не спасла и цепочка, которую мама еще не успела снять. В квартиру ввались пятеро — четверо было в солдатских шинелях, а пятый, явно главный из них,  в хорошем, очень дорогом драповом пальто.
Один из солдат, с огромным лилово-синим синяком под глазом, ввел, держа за волосы и приставив длинный нож к горлу, насмерть перепуганную маму. Второй схватил вскочившего было Сашу, усадил его на стул и встал за ним. Из комнаты сестры раздался ее взволнованный голос:

- Папа, что случилось?
Главарь приказал одному из подчиненных:
- Иди, успокой большевичку. И один из солдат вошел в комнату сестры, раздался шум недолгой борьбы и все затихло. Главарь навел пистолет на отца:
- Ключ от сейфа, живо! Я сказал, живо! Или хочешь чтобы мы прирезали всех твоих ублюдков?

Отец трясущейся рукой вынул из кармана жилетки ключ и подал его главарю. Тот подошел к сейфу, открыл его и разочарованно осмотрел все его содержимое. Там лежало несколько пачек еще дореволюционных денег и «керенок», какие-то акции и всего несколько  золотых украшений мамы и Оли. Забрав украшения он повернулся к отцу:

-  Иван Александрович, вы разочаровали меня. Я думал, что у такого знаменитого портного в сейфе будет много больше побрякушек.
Все это время Саша мучительно вспоминал — где он мог видеть этого человека и только после этих слов, он вспомнил, где видел его. В салоне отца, он неоднократно приходил к отцу в форме Лейб-гвардии Преображенского полка заказывать самую дорогую одежду.
 
Затем офицер приказал своим:
- Ладно, осмотрите комнаты и если, что понравится забирайте себе, да и эту большевистскую подстилку не забудьте прикончить.
Один из солдат с похабной ухмылкой спросил:
- А можно мы ее перед этим …
- Делайте, что хотите, только быстро.

При этих словах мама дернулась и нож, приставленный к ее горлу, как-то так легонько проскользнул по нему, во все стороны брызнул фонтан крови и она корчась упала на ковер. Одной рукой она зажимала горло, как-будто пытаясь остановить хлещущую из под пальцев кровь, а другой судорожно вцепилась в ковер. Прошло несколько секунд, она дернулась в последний раз  и затихла.

В это время отец вскочил из-за стола, схватил рядом лежащую трость с большим набалдашником в виде оскаленного медведя и замахнулся ею на главаря. Раздался выстрел и отец, сдав еще два шага к офицеру, вдруг остановился, трость выпала из его руки. Он качаясь постоял несколько секунд и плашмя рухнул рядом с женой.

Саша от неожиданности и ужаса происходящего просто окаменел.  А офицер приказал держащему его солдату — прикончи и этого щенка. Солдат как-то растерянно взглянул на главаря, а потом как-бы нехотя ударил Сашу по голове кастетом, зажатым у него в правой руке.

Саша с залитой кровью головой рухнул на пол, но странное дело, он был жив, ничего не видел из-за залитых кровью глаз, не мог пошевелиться, но все слышал. Хотя лучше было бы ему ничего не слышать, ни стонов сестры, ни хлюпающих звуков, доносящихся через раскрытую дверь, ни похабных комментариев насильников. Затем раздались два резких вскрика Оли и все затихло.

В это время в квартиру вбежал еще один человек и закричал:
- Ваше благородие, патруль!

Саша услышал затихающий топот ног на лестнице, затем резкие хлопки выстрелов прямо под окнами и потерял сознание. Очнулся он уже в маленькой отдельной палате больницы. Голова жутко болела и при любой попытке пошевелить ею тут же начинались позывы к рвоте. Вскоре пришла сестра и, увидев, что он очнулся, позвала врача. После осмотра врач предупредил Сашу, что с ним хотят поговорить, но просил по возможности не шевелить головой и поменьше разговаривать.

Примерно через пол часа в палату вошел невысокий, крепко сбитый человек одетый в кожаную куртку. Он представился:
- Роцкан, Пётр Эдуардович, я заместитель коменданта Комитета революционной охраны Петрограда.  Саша ты можешь рассказать, что произошло?
Саша как мог подробно рассказал о том, что происходило в квартире тем злосчастным вечером. Петр  Эдуардович попросил уточнить:
- Саша, ты точно помнишь, что их было шесть человек?
- Точно, четыре солдата и офицер сразу вломились в квартиру, а потом вошел кто-то еще и предупредил о патруле.
- Значит мы взяли не всех. Троих застрелил патруль, один раненый без сознания сейчас в тюремном отделении больницы. А офицер и еще один подельник скрылись. Ты что-нибудь можешь сказать о нем?

- Да я его помню, он приходил в мастерскую к отцу, он офицер Лейб-гвардии Преображенского полка, фамилию я конечно не знаю, но сразу могу узнать его.
- Ну это хоть что-то. Ну а ты что собираешься дальше делать? Я понимаю, что спрашивать тебя об этом глупо, но ты полежи и подумай.  Я очень хорошо знал твою сестру Олю, прекрасный был человек. Она работала в  ВЦИК Советов, была одной из помощниц и переводчицей у заведующего отделом печати и информации военно-революционного комитета Аванесова.  Там мы и познакомились.
- Я тоже могу работать переводчиком, знаю французский, английский, немецкий язык, хорошо печатаю.

- Ну вот и хорошо, ты лежи, поправляйся. А когда поправишься, перед выпиской позвони вот по этому телефону, я подъеду и отвезу тебя туда, где твои знания очень нужны.
Он достал из кармана небольшой блокнотик, вырвал листок и карандашом, вставляемым в обложку, записал номер и положил листок в ящик тумбочки, стоящей у кровати Саши.

И уже через две недели Александр Иванович приступил к работе в «Народном комиссариате по делам иностранным», переименованном  10 июля 1918 года в «Народный комиссариат по иностранным делам» (НКИД).