Котенок

Меня повесят утром. Как же глупо! Жена и дочка в партизанском отряде, я остался работать в железнодорожном депо, чтобы подготовить взрыв, но… Кто-то предал? Или это проверка? Даже думать больно, все тело избито…

Мысли хаотично мечутся. Спокойно! Дергаю связанными за спиной руками – нет, не освободиться.

Где-то рядом надрывается паровозный гудок. Скорый грузовой: уж  что-то, а за двадцать лет службы голоса местных поездов я выучил назубок. Его-то, горемычного, взорвать и хотел, он завтра потянет десяток платформ с фашистскими танками. Видно, не судьба…

В сарае, где меня заперли, темень. На ощупь, превозмогая боль, бреду вдоль стен – ничего нет. Всё подчистили, суки…

Но что это? Из бревна торчит шляпка гвоздя. Перевожу дыхание, прислушиваюсь… Тишина. Оставили без охраны? Ну, оно и к лучшему.

Наклоняюсь к торчащему из дерева металлическому стержню, сжимаю его зубами. Пытаюсь вытянуть, но куда там, даже не шелохнется. Зато во рту что-то хрустит, боль пронзает голову. Поворачиваюсь спиной, начинаю елозить веревкой по острому краю. Терпение и труд всё перетрут! Полчаса – и свободен. Частично, конечно.

Эх, будь на моем месте инструктор с Большой земли, резкий и опасный товарищ Жданов, фашистам бы не поздоровилось. Но что могу сделать я, мирный сорокалетний путеец, не обладающий ни специальными знаниями, ни навыками диверсионной работы?

Освободившись от веревок, обыскиваю сарай. Лишь обломок доски, больше ничего. Сойдёт! Деревяшкой начинаю рыть подкоп под стену.

Кожей чувствую – утро уже скоро, надо торопиться. Еще чуть-чуть – и бежать, бежать к жене, к дочке, чтобы обнять их, почувствовать такой родной запах…
Вдруг где-то в дальнем углу сарая слышится шорох. Что это?! Крыса? Лиса? Сконцентрировавшись, краем глаза замечаю какую-то тень...

Тень пошевелилась и … жалобно мяукнула.

Котёнок! Тьфу ты, кочерыжка! Это у меня дочка без ума от этих мохнатых-хвостатых: хлебом не корми, а дай потискать. А для меня просто живность…

Продолжаю рыть подкоп на свободу, а мяуканье усиливается. Что ж ты будешь делать? Бросаю работу, лезу в темноту сарая, на ощупь пытаюсь найти орущую тварь Божью, которая, похоже, вознамерилась поднять на ноги всех полицаев в округе. Где же ты?
Вот он, мохнатый царапающийся клубок!

Да уж, не пощадила тебя война: в предрассветной полумгле видны маленькие обугленные ушки.

Лихорадочно выгребаю землю из-под стены, леденея от понимания, что не успеваю совсем чуть-чуть. Слышу шаги возле сарая, скрип открываемых дверей. Бросаю котенка в лаз, хочу повернуться, но — удар, темнота…

***

Фашисты оставили висеть тело казненного путейца Ильи Кудрюмова в назидание местным жителям. Через два дня партизаны выбили нацистов из села.

В повозке, держащей путь на местное кладбище, сидели рядом помертвевшая от горя женщина и девочка-подросток, поглаживающая замерзшими ладонями котёнка с обожженными ушами…