Сравнительная характеристика полководцев
Либеральные публицисты и исследователи объясняют это масштабными репрессиями против командного состава РККА. Но, согласно документально подтвержденным данным, общее число лиц командно-начальствующего и политсостава, репрессированных в 1937–1938 гг., а также уволенных из армии по политическим мотивам и не восстановленных впоследствии составляет около 18 тысяч человек. Сюда можно прибавить 2–3 тысячи, репрессированных в последующие годы. Но в любом случае их доля не превышает 3 % от всех командиров РККА, что никак не могло сколь-нибудь заметно сказаться на состоянии офицерских кадров.
К результатам репрессий традиционно относят и масштабную ротацию командного состава РККА, в ходе которой сменились все командующие войсками военных округов, 90 % их заместителей, начальников родов войск и служб. 80 % руководящего состава корпусного и дивизионных звеньев, 91 % командиров полков и их заместителей. Но однозначно расценивать этот процесс как негативный, невозможно, так как в этом случае необходимы объективные доказательства того, что худшие меняли лучших.
Многие историки объясняют недостатки «красного» офицерства стремительным количественным ростом армии и огромной потребностью в командном составе, которую за столь короткое время была не способна удовлетворить система подготовки. Действительно изменения были невероятные. С 1937 по 1941 годы количество соединений Сухопутных войск выросло более чем втрое – с 98 до 303 дивизий. Накануне войны офицерский корпус составлял 680 тысяч человек, а меньше десяти лет назад в 1932 году вся армия насчитывала 604 тысячи человек.
При таком количественном росте падение качества, казалось бы, неизбежно. Но в кадровом вопросе Германия находилась в еще более тяжелом положении. Когда в конце 20-х годов РККА достиг своей минимальной численности в полмиллиона человек, рейхсвер был ограничен Версальским договором и ста тысячами. Германия ввела всеобщую воинскую обязанность в 1935 году, СССР позже – в сентябре 1939 года. Но, как мы видим, немцам предстояло решить куда более сложную задачу, тем не менее они с ней справились значительно лучше, чем их советские оппоненты.
И здесь стоит обратить внимание на фактор, которому придаётся недостаточное значение. Германия и Австро-Венгрия капитулировали и прекратили боевые действия в ноябре 1918 года, а в России ещё два года продолжалась кровопролитная Гражданская война. Точной статистики человеческих потерь не существует. По самой скромной оценке, в России за это время погибли (были убиты, репрессированы, умерли от ран, болезней и голода) восемь миллионов человек, и к этому надо прибавить еще два миллиона эмигрантов.
Меньше чем за десятилетие страна потеряла десять миллионов человек, значительную долю которых составляли участники Первой мировой войны, в том числе профессиональные военные. Так, с войсками Врангеля эвакуировалось 20 000 офицеров. Не знавшая подобных потерь Германия получила огромную фору в кадровом потенциале: значительно более широкий выбор из людей с боевым прошлым.
Но даже более скудный кадровый ресурс в СССР использовался плохо. Если во время Гражданской войны на стороне красных воевало значительное число кадровых офицеров – называется цифра 70–75 тысяч, то по мере сокращения армии командный состав РККА ужимался в первую очередь за счёт «бывших». Преображение Красной армии началось с территориальной армии, костяк которой к тому времени составляли люди со специфическим опытом Гражданской войны, к тому же изрядно разбавленные политработниками.
В это же время стотысячный рейсхвер состоял из военной элиты страны – как офицерского, так и унтер-офицерского корпуса. Это была «военная косточка», люди, которые в непростых реалиях Веймарской республики сохранили верность своему долгу, военной службе.
Немцы имели фору и в другом. По мнению ряда исследователей, в Первую мировую войну немецкая армия воевала лучше всех других участников конфликта, что подтверждается соотношением потерь и применением новых военных доктрин и тактик ведения боя. Американский историк Джеймс Корум отмечает, что германская армия вступила в Первую мировую войну с более сбалансированными и близкими к реалиям тактическими принципами, чем её основные противники. Немцы уже тогда избегали лобовых столкновений и использовали обходы и окружения, также эффективнее, чем другие, учитывали особенности ландшафта.
Германия смогла сохранить как лучшие военные кадры, так и преемственность традиций. И на этой прочной базе за короткий срок развернуть систему подготовки кадров, которая обеспечила не только количественный рост армии, но и высокое качество подготовки личного состава, в первую очередь офицерского корпуса.
Вермахт сумел преумножить высокие качества германской императорской армии. В это же время Красная армия, порвав всякую связь с прошлым, на рубеже 30-х начинала даже не с «нуля», а скорее – «минуса».
О битых фельдмаршалах и маршалах Победы
Чтобы более предметно представить разницу между офицерским корпусом вермахта и Красной армии, нам придётся задаться вопросом: в чём командиры РККА уступали немецким офицерам?
Проанализируем для начала состав советских маршалов, участвовавших в Великой Отечественной войне, и генерал-фельдмаршалов Третьего рейха. С нашей стороны мы, по понятным причинам, не рассматриваем в числе профессиональных военачальников Сталина. Что касается германской стороны, исключим Паулюса, получившего звание в весьма специфической ситуации, а также Роммеля и Вицлебена, не воевавших на Востоке, а также Бломберга, который к началу войны находился в отставке.
Итак, 13 маршалов Советского Союза (Будённый, Василевский, Ворошилов, Жуков, Говоров, Конев, Кулик, Малиновский, Мерецков, Рокоссовский, Тимошенко, Толбухин, Шапошников) и 15 генерал-фельдмаршалов (Бок, Браухич, Буш, Вейхс, Кейтель, Клейст, Клюге, Кюхлер, Лееб, Лист, Манштейн, Модель, Рейхенау, Рундштедт, Шернер).
Почти все наши маршалы воевали в Первой мировой и весьма храбро, но только один Борис Шапошников был тогда офицером и имел реальный опыт штабной работы. Между тем все немецкие военачальники – кроме Эрнста Буша и Фердинанда Шернера – к исходу Первой мировой занимали должности начальника штаба либо начальника оперативного отдела штаба дивизии (корпуса), то есть имели непосредственный опыт планирования операций в условиях боевых действий. Понятно, что это не случайность, а принципиальный критерий подбора кадров, и не только на высшие командные посты.
Возьмём уровень ниже: условный полковник вермахта образца 1941 года – это условный лейтенант Первой мировой. Более младшие офицеры получили прекрасную подготовку и уже имели актуальный и – что не менее ценно – победный опыт ведения полномасштабных боевых действий. И все это опиралось на мощный унтер-офицерский корпус, который составляли профессионалы военной карьеры, тщательно отобранные с учетом высоких требований и пользовавшиеся значительно большим престижем в обществе, чем сержантский состав в США и европейских армиях.
Некоторые исследователи указывают на данные, по их мнению, свидетельствующие о высоком уровне квалификации командных кадров РККА, в частности, о неуклонном росте числа офицеров с высшим военным образованием, которое к началу войны имели 52 % представителей советского высшего командного состава. Академическое образование стало проникать даже на уровень комбатов. Но беда в том, что никакая теоретическая подготовка не заменит практики. Между тем лишь 26 % командиров имели хоть и недостаточный, но определённый боевой опыт локальных конфликтов и войн. Что касается политсостава армии, то большая его часть (73 %) даже не имела военной подготовки.
В условиях ограниченного боевого опыта было очень сложно не только подготовить достойных командиров, но и оценить их истинные качества. В РККА это обстоятельство в значительной степени обусловило как кадровую чехарду (о чем упоминалось выше), так и стремительные карьерные взлёты. Офицеры, отличившиеся в редких конфликтах, сразу оказывались «на виду».
Стоило Михаилу Кирпоносу в декабре 1939 года получить дивизию и хорошо проявить себя в ходе советско-финской войны, как спустя полгода он стал командующим Ленинградским военным округом, а еще полгода спустя – возглавил важнейший Киевский особый военный округ. Оказался ли Кирпонос на высоте положения в качестве комфронта в июне-сентябре 1941 года? Вопрос дискуссионный. Но в любом случае у советского партийного и армейского руководства в довоенных условиях не было иной возможности адекватно оценить его потенциал, как и потенциал других офицеров высшего звена.
Что касается младших командиров, то накануне войны их в промышленных масштабах готовили на ускоренных курсах. Но кто и чему мог их там научить? Разумеется, всё вышесказанное не означает, что в Красной армии не было грамотных инициативных командиров. Иначе исход войны был бы иным. Но мы говорим о средних показателях и общей картине, которые обусловили объективное превосходство вермахта над Красной армией при вторжении.
Не соотношение сил, количество и качество вооружений и разница в режиме боеготовности, а кадровый ресурс стал фактором, предопределившим успех немцев летом 1941 года. Однако это преимущество не могло оказывать долговременный эффект. Парадокс Великой Отечественной войны: чем дольше она продолжалась, тем больше достоинства германской армии становились её недостатками.
Но вернёмся к списку высших командиров двух армий. В обоих случаях резко выделяется костяк, основное ядро. Среди советских полководцев это 9 человек, родившихся в коротком (четыре с половиной года) промежутке: между июнем 1894-го (Федор Толбухин) и ноябрем 1898-го (Родион Малиновский). К этой славной когорте можно присовокупить видных военачальников, получивших маршальские погоны вскоре после окончания войны – Ивана Баграмяна и Василия Соколовского (оба 1897 г. р.). Такой же костяк (10 человек) у немцев составляют полководцы 1880–1885 годов рождения, причём четверо из них (Браухич, Вейхс, Клейст и Кюхлер) – одногодки, родились в 1881 году.
Итак, «средний» немецкий генерал-фельдмаршал примерно на 15 лет старше советского визави, ему около 60-ти или больше того, ему тяжелее выносить колоссальные физические и психические нагрузки, адекватно и оперативно реагировать на изменение ситуации, пересматривать, а тем более отказываться от привычных приёмов, которые прежде приносили успех.
Большинству советских маршалов около пятидесяти, на этот возраст приходится оптимальное сочетание интеллектуальной активности, энергии, восприимчивости к новому, амбиций, подкреплённых уже довольно солидным опытом. Неудивительно, что наши полководцы смогли не только успешно выучить немецкие уроки, но и значительно превзойти своих учителей, творчески переосмыслить и существенно обогатить арсенал оперативного искусства.
Примечательно, что, несмотря на ряд громких побед вермахта на Востоке в 1941–1942 годах, на немецком военном небосклоне не взошла ни одна новая «звезда». Почти все генерал-фельдмаршалы заслужили свои звания до начала Восточной кампании. Гитлер, который не стеснялся прибегать к отставкам, тем не менее в основном оперировал обоймой признанных военачальников. И даже репрессии среди командного состава после июльского заговора 1944 года не привели к масштабным кадровым подвижкам, которые бы позволили выйти на первые роли новому поколению командиров.
Есть, конечно, и исключения, которые составляют «юные» по меркам вермахта Вальтер Модель (1891 г. р.) и Фердинанд Шернер (1892 г. р.), проявившие себя именно в ходе войны против СССР. Причем Шернеру звание генерал-фельдмаршала было присвоено только в апреле 1945 года. Прочие потенциальные «Рокоссовские» и «Коневы» Третьего рейха, даже пользуясь поддержкой фюрера, в лучшем случае могли претендовать на командование корпусом и то в самом конце войны.
В ходе Великой Отечественной существенно изменился кадровый потенциал среднего и младшего командного звена Красной армии. В первый месяц войны по мобилизации были призваны свыше 652 тысячи офицеров запаса, большинство из которых имело краткосрочную военную подготовку. Эта группа командиров наряду с кадровыми офицерами приняла на себя самый страшный удар противника. На 1941–1942 гг. приходится более 50 % всех безвозвратных потерь офицерского состава за войну. Только при разгроме Юго-Западного фронта в сентябре 1941 года РККА потеряла около 60 000 человек командного состава. Но оставшиеся в строю, пройдя бесценную школу жестоких боёв, стали «золотым фондом» РККА.
Основная тяжесть подготовки будущих командиров легла на военные училища. В начале войны отбор курсантов производился среди студентов 1–2 курса вузов, призывников 1922–1923 гг. рождения с образованием 9–10 классов, а также военнослужащих 18–32 лет с образованием не ниже 7 классов. 78 % от общего числа принятых в училища составляла гражданская молодежь. Правда, в ходе войны уровень требований к кандидатам снижался, но в массе своей армия получала высокообразованного, физически и интеллектуально развитого офицера, воспитанного в духе советского патриотизма.
Во второй половине 30-х годов советская система образования – как высшего, так и среднего – вышла на передовые рубежи. И если в середине XIX века прусский учитель победил австрийского, в Великую Отечественную советская школа явно превзошла немецкую. За время войны военные училища и школы ВВС подготовили около 1,3 миллиона офицеров. Эти вчерашние мальчики, студенты и школьники – а ныне лейтенанты, командовавшие ротами и батареями, преобразили облик армии, которой суждено было стать Армией Победительницей.
То, что случилось с Красной армией и её военачальниками после 22 июня и до начала наступления под Москвой, можно охарактеризовать модным выражением: когнитивный диссонанс, то есть внутренний, душевный конфликт, разлад между твоими представлениями о жизни и самой жизнью. А можно определить очень просто и точно: кирпичом по затылку.
Генералы Красной армии в катастрофической ситуации
Вся Красная армия, и её командный состав в первую очередь, воспитывались и обучались на доктрине: РККА – это нападающая армия (да, это точка зрения Тухачевского, разоблачённого, расстрелянного, но все его положения сохранились: на чужой территории, могучим ударом, сто тысяч танков, пролетариат капиталистических стран поможет нам…); война будет всегда вестись на земле врага и закончится полным разгромом противника при малых потерях с собственной стороны; оборонительные меры не предусматриваются; возможность вторжения Вооруженных Сил противника на территорию СССР исключена.
И вдруг массированные удары авиации, танков и пехоты, и клинья, прорывы и окружения… такого быть не должно! Этому не учили! Учили совсем другому! Но и в этой ситуации командиры собирали разрозненные дивизии, организовывали встречные удары, цеплялись за любую возможность...
Как остановить очередной прорыв?
Как отнёсся Сталин к сложившемуся положению и к своим генералам? Это были его генералы, он способствовал карьерному росту большой группы военачальников, пришедших на смену прежним командующим Красной армией, уничтоженным в ходе репрессий в РККА в 1937–1939 годах. Но маршалы и генералы, одолевшие в ходе колоссальной по масштабам и невиданно тяжелой войны своих противников из вермахта, всегда вынуждены были быть настороже, опасаясь гнева "Верховного", помня первые недели войны, которые были катастрофичны: фронт рушится, колоссальное отступление, потеря управления, хаос. Как известно, многие военачальники были тогда сурово наказаны, например, командующего Западным фронтом генерала Павлова и ряд его подчинённых расстреляли. Это были заслуженные наказания?
Павлов был не хуже и не лучше других командующих, которые тоже не смогли организовать достойный отпор противнику. Однако Сталин их не тронул, поскольку в начале июля многие из них были в окружении и были не доступны, а Павлов оказался под рукой, и всю вину за поражение Сталин возложил на командование фронта.
Но Сталин довольно быстро понял, что других генералов и маршалов у него все равно нет. Так что в дальнейшем таких суровых наказаний уже не было. Командующих фронтами он больше не расстреливал, в крайнем случае, снимал с понижением.
Но вскоре Сталин понял, что по общей боеспособности и уровню командного состава Красная армия уступала немецкой. Любое наступление, любая операция поэтому оборачивались большой кровью – слишком разными были уровни командиров. Лишь немногие из будущих наших генералов и маршалов прошли «курс обучения» в І мировой войне на офицерских должностях, да и были это офицеры ускоренного военного выпуска (конечно, это не умаляет их личной храбрости и талантов, но опыт – не случайно Пушкин определил, что «опыт – сын ошибок трудных»), вот эти ошибки наши военачальники делали не поручиками, а генералами, и были эти ошибки ох, какими кровавыми...
Историк Андрей Смирнов исследовал уровень боеспособности Красной армии до и после периода репрессий и установил, что, во-первых, он был примерно одинаковым, а во-вторых, что Красная армия по уровню подготовки, по образованию и опыту командиров значительно уступала вермахту. И тем разительнее были перемены, которые сделали эту армию победоносной – начиная со Сталинграда Сталин стал доверять своим генералам, признавая, что это уже другие люди. И эти другие люди спорили с Верховным, возражали, отстаивали свою правоту – и Сталин уступал, принимал их решения. Выросли генералы-победители!
Генералы германской армии в ситуации поражения.
Когда в критической ситуации оказалась нацистская армия, выяснилось, что те самые генералы, которые так уверенно рвали русские фронты в начале войны, с усмешкой наблюдая за растерянными, лихорадочными и почти всегда ошибочными действиями генералов-противников, сами теряют и уверенность, и опыт, и умение выходить из трудных ситуаций. А немецкие генералы не были в положении, подобном 22 июня, потому что жареный петух подкрадывался к ним издалека: погнали под Москвой, взяли в клещи под Сталинградом, потом удар на Курской, потом ... и к Берлину Конев и Жуков не за две недели вышли, было время подготовиться... Генерал Серов, уполномоченный НКВД СССР по 1 Белорусскому фронту, с некой даже растерянностью докладывал Сталину, что никаких укреплений вокруг Берлина не обнаружилось – идеология победила немецких генералов: Гитлер сказал, что враг не подойдёт – и оборону готовит только изменник! И это профессионалы!
А офицеры в германской армии готовились весьма тщательно и через ступени не скакали. В королевский кадетский корпус в Берлине принимались юноши в возрасте 10-15 лет. Они именовались кадетами, но не являлись военнослужащими. В корпусе кадеты получали полное среднее образование (13 классов). Лучшие кадеты оставались учиться в корпусе ещё один год. По окончании года они сдавали офицерский экзамен и направлялись в войска в звании фенриха (F;hnrich) уровня вице-фельдфебеля. Звание лейтенанта им присваивалось в случае открытия вакансии и по решению офицерского собрания полка – не за верность идеям ВКП (б), а за готовность и умение вести подчинённых в бой. Но ситуация февраля – мая 1945 г. рисует полную растерянность и неспособность немецких генералов овладеть положением и противостоять почти безумным приказам Гитлера.
В Берлине хаос и непрофессионализм. Гитлер перестал верить армии. Командующие армиями, дивизиями и даже полками регулярно сменяются, потому что допустили отступление. Все не доверяют друг другу: воздушная разведка отмечала, что на фронте у Вислы сосредоточено восемь тысяч советских самолетов. Геринг неожиданно прерывает начальника генштаба. «Мой фюрер, не верьте этому, –обратился он к Гитлеру. – Это всего-навсего макеты» (!) Гитлер радостно повторяет: «Макеты!»
Продолжение совещания в штабе походило скорее на фарс. Гитлер еще раз повторил: имеющиеся разведданные являются «полным идиотизмом» и добавил, что того человека, который их подготовил, нужно запереть в сумасшедшем доме. Гудериан зло парировал, сказав, что, поскольку лично он этим данным полностью доверяет, то не направить ли на психиатрическую экспертизу его самого. Гитлер своей волей назначил ответственным за оборону Берлина Вейдлинга, который ему никогда не возражал.
Ознакомившись с состоянием дел, Вейдлинг ужаснулся. Впоследствии он вспоминал: "Берлин оборонялся не сплоченными войсками, а наспех сведенными штабами и соединениями. Средств связи совершенно не имелось. Пехота состояла из раздёрганных остатков частей, батальонов ополченцев-«фольксштурма» и отрядов «Гитлерюгенд».
Приказы поступали путаные. Помимо командных инстанций, военные приказы на участках издавались большим количеством партийных руководителей, например комиссаром обороны, заместителем гауляйтера и т.д. Оборону участков возглавляли не опытные, а преданные, громче всех кричащие о патриотизме. Возмущённый справкой о состоянии обороны, которую дал Гудериан, Гитлер назначил начальником Генерального штаба Кребса, а потом завел длинный монолог по поводу того, что офицерский корпус, равно как и весь генеральный штаб, показали свою полную некомпетентность. Он обвинил генерала Буссе, что тот не использовал имевшуюся у него артиллерию, забыв, что нет боеприпасов.
Генералы возмущаются: «Мы «парализованы» в своих действиях, командир корпуса, командующий армии и частично командующий группы армий не обладали никакой самостоятельностью в своих действиях. Командующий армии не имеет права перебрасывать по своему усмотрению батальон с одного участка на другой без санкции Гитлера. Такая система руководства войсками неоднократно приводила к гибели целых соединений». (Цитаты из книги Бивор Энтони. «Падение Берлина, 1945.)
«Штабной офицер ОКВ генерал-майор Детлефзен, бывший в тот момент в бункере Гитлера, отмечал, что его обитатели пребывали в состоянии самообмана, граничившего с гипнозом». Все ждут чуда!
Столкнувшись с новой Красной армией, немецкие генералы, наверно, испытывали то же чувство, которое было у советских генералов в 41 году: бессилие. Но если у генералов Сталина был трудный путь от разгромов к Победе, генералов Гитлера ждал крах, и перспектив не было. Не спасали ни опыт, ни прежние заслуги, ни победы за плечами – пришло воздаяние.
Свидетельство о публикации №221050600370