Очень странное кино - пятнадцать

                Моей любимой Кадаверии
     Наверное, он действительно спешил. Привязав себя шпагатом, он болтался на подножке, умудряясь при этом безостановочно говорить. Он говорил и говорил, изредка раздосадованно цокая языком, поясняя нам, что цоканье заменяет ему соответствующий жест, но руки заняты, нужно держать саквояж и нелепую шляпу, грозящую улететь следом за окурком, что Элизабет небрежно швырнула в мою сторону, опасаясь угодить в его раскрытый рот.
     - Вы не понимаете, как важны жесты, - болтал он, раскачиваясь на поворотах, - ваша северная сдержанность вошла в поговорку, все ваши лидеры - напыщенные индюки, а народ нужно брать за яйца.
     Моя жена рассмеялась, а этот сопляк, сообразив, что сболтнул слово, не приличествующее уху благовоспитанной английской леди, покраснел как ребенок и принялся оправдываться, пока я не оборвал его :
     - Все в порядке, Бенито, леди Эшли в предыдущем браке слышала еще и не такие слова.
     Он кивнул и продолжил говорить.
     - Главное в политике фашистов : правда, - схватился за шляпу, - мы всегда говорим правду, даже предстоящий марш на Рим не является секретом и все карабинеры оповещены о нашем шествии.
     Я переглянулся с Элизабет. Эта страна удивляла нас все больше, хотя после месяца блужданий по провинциям корчащейся в послевоенной нищете Италии мы были уверены, что видели если не все, то многое. Но встреча на перевале с молодым социалистом, почему - то называвшем себя фашистом, показывала страну с несколько иной стороны, мы никогда не интересовались политикой, за исключением привычных разговоров еще в Париже, когда молодые бунтари орали в  " Куполь " о коренном переустройстве мира, что всегда заканчивалось грандиозной попойкой и стычками, впрочем, мирными, с усатыми ажанами в забавных пелеринах. Они толкали нас и благодушно урчали, мешая французский с провансальским, как в Нью - Йорке большинство копов были ирландцами, так и в нашем квартале ажаны почему - то оказывались южанами : " Ну же, мсье, не нужно буянить, вы не на Ришельевской и не у себя в Генеральном штабе ". После этих слов они хохотали, как безумные, пока однажды мне не хватило ума уточнить, что они подразумевали под этой загадочной фразой. Старший ажанов, угощаясь папиросой из моего портсигара, сказал, что здесь много русских эмигрантов, бедствуют, при этом многие происходят из аристократии, есть даже полковники Генерального штаба, а будучи русскими, они время от времени напиваются и тогда начинают выяснять политические пристрастия собеседников, что завершается дракой. Летят зубы и волосы, женщины визжат, бегая вокруг и колотя зонтиками сцепившихся офицеров по головам, а из кучи - малы то и дело слышится : " Я твой рот пахал ! Большевик ! А где ты был под Каховкой ?!" Впрочем, как сказал ажан, к чести русских после драки они неизменно становятся привычно вежливыми и предупредительными, вот только зубы уже не вернуть. Как и волосы. Я оценил эту фразу полицейского и записал ее на салфетке, намереваясь вставить в рассказ о бое быков в Памплоне, но закрутившись с Элизабет, зачем - то решившей непременно выйти за меня замуж, забыл, а вот теперь почему - то вспомнил.
     - А как вы относитесь к русским ? - спросил я его. Он нахмурился.
     - Русские ? Они сделали великую революцию, - подбирая слова говорил он уже без того жара, что отличал его сумбурные речи ранее, - но она приведет к хаосу, ибо их теория продолжающейся революции утопична и ошибочна. Понимаете, - вновь загорячился он, дергаясь, как форель, на своем шпагате, - революция должна закончиться, чтобы массы принялись строить, а не разрушать. На этом проколется Рём, - непонятно завершил он пламенный спич, умолкая.
     Мы опять переглянулись с Элизабет. Я закурил, сосредоточившись на дороге, а она принялась читать новую книжку американского репортера, когда - то прославившегося на описаниях Мексиканской революции. " Девять дней, которые потрясли мир ". Странно, почему не шесть, ведь даже Господь управился именно за шесть, на седьмой отдыхая.
     В Тирольских Альпах он слез. Долго раскланивался, а потом побрел к группе коренастых мужчин в коричневых рубашках и смешных шортах, возглавляемых невысоким усатым ефрейтором. Я ударил по клаксону и развернулся : чтобы не смущать молодого итальянца, мы не сказали ему, что нам вовсе не было нужды пересекать границу, так что теперь приходилось спешно возвращаться, пока ленивые итальянские таможенники не вернулись на пост, проезжая мимо которого, мы видели их велосипеды и одинокого черного мула, щипавшего серую от пыли траву.