Скорый из прошлого. Глава 6. 10. Бесценный ликбез

       Очередное звание Юшикин обмывал в узком кругу на даче Максима. Она теперь мало чем напоминала ту дачу, которая раньше принадлежала Игнату Васильевичу, а затем Розе Григорьевне. Высота каменной стены была увеличена на целый метр, а острые шипы венчали её на всём протяжении. Возле стальных въездных ворот было выстроено одноэтажное здание для вооружённой до зубов круглосуточной охраны. Комиссионер платил ей щедро, и поэтому муха не пролетала незамеченной. Шикарные бани — русская и финская — выросли рядом с летним бассейном, а сам он раздался в длину и ширину, обрёл крышу и обогрев в зимнее время года. 

       Виолетта задерживалась на непредвиденной деловой встрече, и новоиспечённый полковник предложил Максиму взглянуть на великое богатство, что хранилось в непростом доме. Из гостиной они прошли в хранилище денег. Максим открыл бронированную дверь и затем несгораемые сейфы с американскими банкнотами, золотом и серебром, и Юшикин самодовольно осклабился:

       — Как прекрасен этот мир благодаря презренному жёлтому металлу и не менее презренной иностранной валюте! Не зря живём: тут не хлеба горбушка, а богатство несметное на долгую и безбедную жизнь. И Виолетту не обидим.

       Преданно глядя в глаза полковнику, Комиссионер постучал кулаком по торцевой стене и рассмеялся:

       — И по ту сторону не горбушка! От Игната Васильевича и Розы Григорьевны. И тоже — поделим.

       — Брось, Максим. Там всё твоё, сугубо личное, без остатка, как и вся недвижимость.

       — Не смогу поступить иначе, Виктор Александрович! Вам половина, и мне половина. Я перед вами в неоплатном долгу. Благодаря вам моя жизнь — необыкновенно успешная.

       — Ладно, ладно. И не только благодаря мне. Перестройка и гласность в основе нашего сумасшедшего обогащения. Так что и от каждого из нас хвала правящей элите тех лет за развал СССР. Руководила она страной по принципу куда кривая вывезет и принимала решения необдуманно и самоуверенно. Зачем было через гласность охаивать прошлое, как не крути, великой державы?! Сколько грязи борзописцы и борзо говорящие вылили на собственную страну?! А эта борьба с пьянством? Или «новое мышление»? В итоге — куда ни кинь, всюду клин.

       — В целом-то неплохо жилось в СССР, —  Максим охотно поддержал разговор на знакомую тему. — Пусть экономика страны хромала на обе ноги, но она всё же была второй в мире по валовым показателям. Всякие перекосы и перегибы можно было постепенно устранить, ошибки были поправимы. Только некому было грамотно взяться за эту черновую работу. Так я думаю.

       — Вот и я о том же: некому было. Абсолютный диктат партии во всех сферах жизни, коммунистическое единомыслие и вырождение элиты обрекли Союз на исчезновение. Вместо конкретных дел — сплошные «одобрям-с!». Экономикой страны надо было заниматься, хозяйствовать по-умному. Ну, предали самих себя перестройщики, порешили коммунистическую партию, в которой они преданно и небескорыстно состояли все до единого; ну, изменили конституцию СССР и  стал бывший генеральный секретарь президентом, а толку-то что, Максим?

       — Совершенно верно, Виктор Александрович! Мозги, однако, прежние.

       — Точнее не скажешь. Перестройщики профукали армию и флот, оборонку да и всю промышленность, а о сельском хозяйстве и говорить нечего. Партийная элита и только она могла сохранить большую страну, реформируя по-умному экономическую систему. С этого надо было практически начинать, а не с нового мышления. Только не об этом головы партократов болели ещё задолго до перестройки. Распад СССР, не надо и сомневаться, это чудовищная катастрофа, и её давно приближали, как могли, в первую очередь, партийные лидеры, ну и, конечно, их подпевалы и все те, кому это было делать не лень. Пусть меня расстреляют, если я неправ: партийная элита выпустила джина из бутылки.

       — Вы трижды правы, Виктор Александрович! Кораблю с большой пробоиной посреди моря даже в штиль делать нечего, а его сходу в океан с девятибалльным штормом. А потом и все двенадцать баллов... Подавай прямо сейчас демократизацию и гласность, разоружение и рыночную экономику. На деле же — неуёмное шапкозакидательство! Вот я, бандюга, по которому в СССР плаха могла бы плакать и, если что, светил бы вышак, это прекрасно понимаю. Демократы почему-то — нет. Зациклились на борьбе с «коммуняками». Скорее всего, удобную отмазку для себя придумали. 

       — И что они, лидеры, творят, что творят?! — удивлялся и огорчался полковник. — Амбиции и популизм. Вопиющее беззаконие. Конституцию нарушают. Съезд народных депутатов распущен. Верховный Совет неугоден Ельцину. Безумное противостояние. Одна бойня — у телебашни «Останкино», другая — возле Белого дома. По соотечественникам из боевых орудий — кровопролитие за пределами разумного. Где такое видано, чтобы расстреливали парламент родной страны?!

       — Не хотят правители-управители мирно договариваться, это точно, — привычно согласился с полковником лидер речовской криминальной группировки. — Добром для них противостояние не закончится.

       — Только не для нас с тобой, хотя время сейчас — прелюбопытнейшее, и поэтому я не только раздумываю, но и говорю вслух о том, за что ещё недавно кто-то другой на моём месте мог бы оказаться в психбольнице или далеко от Речовска. Как думаешь, за что?
 
       — Чур меня, Виктор Александрович! Впрочем, я сообразил — за антисоветизм?

       — Угадал. На мой взгляд, каждый коммунист — это потенциальный антисоветчик. Убедительное тому подтверждение — запрет КПСС бывшими коммунистами и развал СССР — ими же.

       — Вы меня заинтриговали...

       — Тогда слушай. Так называемой Великой Октябрьской социалистической революции в семнадцатом году не было — просто-напросто большевики организовали элементарный дворцовый переворот. Да и переворотом это беззаконие назвать можно с большой натяжкой. Ленин и его революционная дружина просто спихнули на обочину Временное правительство, говоря по-другому, временщиков, при этом не сильно напрягаясь. А временщики, то есть, февралисты, они и есть временщики. В обстановке оголтелой клеветы на Царя и Царскую Семью, неудач на фронте, предательств национальных интересов страны они вынудили Царя отречься от престола, но и чем же занялись сами, оказавшись у власти? Да самоубийственной демагогией! Скажи, Максим: Временное правительство решило хоть одну-единственную проблему за полгода с лишним?

       — Не задумывался о Временном в таком ключе, но могу догадываться, что нет, не решило.   
       
       — Ни одной серьёзной проблемы, ни одной! А большевики о вооружённом восстании твердили постоянно и, улучив подходящий момент, лишили власти Временное правительство, а затем разогнали и Учредительное собрание. За форменной вакханалией последовала жестокая расправа с инакомыслящими. Диктатура пролетариата — это диктатура классовой ненависти, диктатура грабежей, вандализма и разрухи.

       — На политинформациях во время срочной службы я слышал от замполита о другом: большевики спасли Россию от гибели.

       — Сказка про белого бычка. И кто их, большевиков, просил спасать Россию террором и миллионами убитых? Кровищи-то сколько пролилось!
      
       — Если хорошенько призадуматься, то в таком варианте — никто.
 
       — Матчасть учим, друг мой! Власть большевиков — изначально власть кровавая. Их кредо — беспощадное уничтожение своих противников, а брать пример было с кого. Повесить, расстрелять, отправить в лагеря перевоспитания, учинить беспощадный террор — любимые распоряжения доброго-предоброго Ильича, самого человечного человека, но тогда, на самом деле, кто он?

       — Виктор Александрович, я лучше промолчу. И, действительно, такое сказать лет двадцать тому назад — представляю  себе...

       — Вижу, что соображаешь, что к чему. Так вот. Не пройдёт и года после захвата большевиками власти, они расстреляют Царя Николая II и Царскую Семью. Точнее и правдивее сказать — свершится абсурдная, гнуснейшая и беззаконная казнь. Вожделенный апофеоз двух логик — предательской и свинцовой. Рвавшаяся к власти либеральная оппозиция и иже с ней генералы, князья и другие заговорщики и предатели национальных интересов России вынудили Царя отречься от престола, а, вернее сказать, словом и делом отреклись от Царя, что с их стороны есть не что иное, как государственная измена, да ещё во время войны, а большевики — казнили. Мало ли что может случиться с большевистским «самовластьем», если и Царя, и Семью оставить в живых?! А вдруг русский народ надумает повернуть оглобли в другую сторону, как не раз бывало! Русский народ — он такой... Запрягает медленно, но потом... А там, гляди, Царь или кто-то из Романовых станет знаменем контрреволюции?!! И тогда уж пиши пропало — большевикам будет не до мировой революции. Лучше сыграть на опережение — убить Царя и Царскую Семью. Убили и возликовали — крышка тебе, монархия! После всего мной сказанного что-нибудь имеешь в защиту социализма?
   
       — Ну да. Тот же декрет о земле.

       — Форменный обман. Сначала пряник, а потом кнут. Землю — крестьянам, но она быстренько стала государственной собственностью.

       — Виктор Александрович, из песни слов не выкинешь: «И всё вокруг колхозное, и всё вокруг моё...».

       — Да чушь всё это! В действительности, и не колхозное, и не моё. Пресловутый социалистический реализм.

       — Нет, всё-таки чьё? Так не бывает, чтобы ничьё. Когда ничьё — разворуют.

       — Вот именно: всё вокруг — ничьё! А насчёт «разворуют» — кому как повезёт. И за три украденных колоска сажали. Это, в частности. А если в целом, то коллективизация и колхозы — вариант крепостного права с работой за трудодни от зари до зари, а в случае протестов, то и с нещадным пролитием крови. Что и неудивительно: власть советов — это власть с лимитами на расстрел классовых врагов. Я не считаю дореволюционную Россию идеальным государством, но до подобных «лимитов» и беспрецедентного пролития народной крови там бы не додумались, а вот большевики буквально залили страну кровью... Во имя чего, как считаешь?

       — Виктор Александрович, я никогда всерьёз об этом не задумывался, — закрывая один за одним сейфы, Максим лихорадочно пытался сообразить, куда клонит собеседник в любопытном  разговоре и ушёл от ответа на прямой вопрос. — С ума сойти можно, как всё заверчено и закручено.

       — Больше скажу. Завертелось ещё до октябрьского переворота, как я уже сказал тебе. Дорогу большевикам с их садистскою жестокостью проложила февральская революция, оказавшись беззубой и нерешительной в лице её вождей и исполнителей — высших чинов генералитета и думских либералов. Получается, зря заговорщики-февралисты свергали «ненавистное» царское самодержавие?

       — Видать, зря.

       — А большевики-душегубы Царя и Царскую Семью расстреляли тоже зря?

       — Получается, что так и есть — зря. Мерзкое убийство.
   
       — И что в итоге за считанные десятилетия? Коммунизм так и не построен, а Советский Союз рухнул. Вывод напрашивается сам собой: социализм и коммунизм невозможно построить пролитием крови. Усвоил?

       — Усёк, пожалуй. Но как же ростки светлого будущего — бесплатное образование, бесплатное медицинское обслуживание и так далее?!

       — Пряники, пряники... И налоги, друг мой. Налоги, налоги и налоги! Бесплатного в социализме ничего было. Да, трудолюбивый советский человек получал гарантированную, но изрядно — в разы, друг мой! —  усечённую, в том числе и налогами, зарплату, а поэтому кое-что перепадало и ему из большой государственной кормушки, то есть, из общественных фондов потребления. Счастья выше крыши. У партийно-хозяйственной номенклатуры — особенно. Уж она-то в накладе не оставалась.

        — Но «кое-что» — это же, например, бесплатные квартиры?!       

        — Ещё один мыльный пузырь, который из-за низкой производительности труда благополучно сдулся и вместе с остальным «счастьем выше крыши» ускорил развал страны, в которой, казалось бы, так жилось хорошо и радостно. Не возражаю: скоро многих справедливо посетит ностальгия по всему бесплатному в Стране Советов, но, увы, социализм перехитрил сам себя, разумеется, под чутким руководством коммунистической партии.

        — Бесценный ликбез для меня, Виктор Александрович!

        — И как ты обобщишь всё мной сказанное?

        — Возможно, досадные ошибочки случились в семнадцатом. И в феврале, и в октябре.

        — Я это однажды понял и чуть мозгами не свихнулся, но сразу же сказал себе: социализм и коммунизм строить — мартышкин труд. Пусть коммунистическим строительством занимаются лохи и генеральные секретари, а я и дальше буду жить по своим  правилам.

        — Как не воскликнуть вслед за Чацким: где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?! Поэтому я ваш послушный ученик, Виктор Александрович!

        — Верю и убеждаюсь на практике.

        — Однако мне показалось, что вы всё-таки считаете дореволюционную Россию чуть ли не идеальным государством? — Максим решился на дерзкий вопрос.

        — Далеко не идеальным. Однако она могла развиваться эволюционным путём, решая внутренние проблемы в последовательном порядке. Повторюсь — без напрасной гибели миллионов её жителей.

        — Признаться, я в шоке от сказанного вами. Видать, я сильно ошибался, полагая, что все беды в стране случились только лишь потому, что были грубо нарушены ленинские принципы и методы социалистического хозяйствования.

        — Прекрасно, что прозреваешь. Но ты будь откровенным до конца. Я больше чем уверен: начиная с нашей первой встречи в 1984 году, ты меня считал этаким жуликом в погонах, зацикленным на баснословном обогащении. Наверное, считаешь и сейчас?

        — О чём вы, Виктор Александрович?! Если подобные глупые мысли и посещали мою умную голову, то они давно остались в прошлом.

        — Можешь не оправдываться. Но хочу сказать о другом. Никому не говорил, а тебе скажу. Окажись на месте Царя Николая II, я бы предателей и клятвопреступников — всех до единого — расстрелял бы своевременно. И главных большевиков заодно. Может быть, их в первую очередь. И никаких комфортабельных ссылок в Шушенское! Тогда бы «призрак коммунизма» не имел был никакой перспективы самоутвердиться в нашей стране.   

        — Но такие расстрелы дали бы повод противникам царского самодержавия утверждать, что Царь, действительно...

        — Я тебя понял, но пойми и ты меня. Царь Николай II никогда — ты слышишь, друг мой? — никогда не был «кровавым». Патологическая ненависть думских заговорщиков и других новоявленных иуд к Царю, их заговор против Царя с целью захвата власти породили гнусную клевету и на Царя, и на всю самодержавную Россию. Эта клевета стала затем обязательной в советских учебниках. Ты же по ним учился?

        — Ну да. Не иначе как кровавый. По-другому и не думалось, по-другому нас и не учили. Ужасная давка на Ходынском поле при коронации в 1896 году, расстрел мирной демонстрации 9 января 1905 года, беспощадный Ленский расстрел в 1912 году. Очень убедительные факты.

        —  Так и мне когда-то казалось, что убедительные. Но я сумел ответить на простые вопросы. Во-первых, мог ли Царь желать, чтобы собственная коронация омрачилась давкой со смертельными исходами? Конечно, нет! Намудрили подчинённые. Во-вторых, была ли, на самом деле, мирной та известная январская демонстрация? Тоже — нет! Она была абсолютно политической, провокационной. В-третьих, Ленский расстрел это суровая «самодеятельность» местных властей. Оказался кровавым, на самом деле, большевизм. Не счесть сколько было убито рабочих и крестьян, справедливо восстававших против произвола советской власти в течение тех же пяти-шести лет после октябрьского переворота. Убито — сознательно, преднамеренно, с предельной жестокостью. А сколько в братоубийственной гражданской войне — ещё одном апофеозе безумия и ненависти большевиков?!

       — Да вы, Виктор Александрович, как мне представляется, настоящий сторонник монархизма?! — Максим попытался изобразить шутливую улыбку на своём удивлённом лице, красном от избытка убедительной информации, оказавшейся неожиданно в его криминальных мозгах.

       — Никак нет, я не сторонник монархизма,  — увлечённо продолжал полковник. — Я лишь отмечаю, что февральская революция — это дворцовый переворот, подготовленный и спланированный теми, кого я называю иудами. Измена и предательство — не фундамент для благих целей. Ведь уже через десять с лишним лет после Октября 1917 года Сталин признал во всеуслышание: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут".  Архиважная задача была поставлена и выполнена. Какой ценой — не о том речь.

       — Зато страна смогла победить гитлеровскую Германию! — мгновенно отреагировал Максим. 

       — Хорошо, очень хорошо, что победила, но я о другом: Россия на сколько лет отставала от «передовых стран» во время самодержавия?! Ведь не «на 50-100 лет» и не настолько, чтобы ради мифического «светлого будущего» вдруг заняться массовым уничтожением собственного народа. И что удивительно: всякие потуги большевиков удержать власть любой ценой — военный коммунизм, новая экономическая политика, повсеместный чудовищный террор — они объявляли правильными и чуть ли не гениальными. Увы, большевизм — ещё одна утопия, к сожалению, кровавая...

       — Не знаю, что и сказать, Виктор Александрович. Наверное, иного пути не было. Что случилось, то случилось...

       — О, вижу, что утомил тебя своими умозаключениями. Возникнет случай, продолжим тему для обоюдной пользы. Да и вот-вот подрулит Виолетта. Пока она отсутствует, хочу посоветоваться.  Её супруг, как ты знаешь, бывший коммерческий директор швейного производства, окончательно спился, плетёт забулдыга о ней всякую чушь. Мол, спит она со всеми мужиками подряд. И с тобой тоже. Заодно мелет о подпольных швейных цехах. Ну, были такие, никто не возражает, но зачем же трепаться на каждом углу?!

        — Полный дурдом! — вмиг оживился Комиссионер, почувствовав запах крови.

        — Можно загнать за Можай,  но возни много. Проще убрать.  Как считаешь?

        — Болтун — находка не только для шпиона. Надо защитить честь прекрасной женщины и заодно наш порядок, выстраиваемый годами. Конечно, можно из него отбивную сделать, но лучший вариант — зарыть поглубже в моём любимом глухом лесу. Завтра же. Я лично займусь...

        — Правильные решения умеешь ты принимать.

        — Не повезло Виолетте с мужем. Возможно, и к лучшему. В любом случае, она была независимой в семейных отношениях.

        — Хорошеет с каждым годом. Я бы предложил ей свою руку и сердце, но втрескалась она в тебя, Максим, без памяти. И ведь не ревнует, что ты и другими женщинами любим.

        — А оно ей надо? Можно обойтись и без ревности.

        — Согласен. К нашей Глории заглянешь в бордель — глаза разбегаются. Всех бы перепробовал оптом и в розницу. Шепни Глории: пусть ко мне на дачу подрулит с какой-нибудь «очаровашкой», никем не целованной. Обеим вознаграждение не скупое.

        Продолжение: http://proza.ru/2021/05/06/1175