Скорый из прошлого. Гл. 7. 3. Счастье великое...

       Как и повелось, за неделю до очередного Нового года Анфиса и заметно повзрослевшая «племянница-дочка» приехали в город Речовск к Степану и Аглаиде. В гостиной за круглым обеденным столом с щедрыми угощениями все, кроме Карины, выпивали за встречу, здоровье гостей и хозяев квартиры и заодно смотрели по телевизору предновогоднюю юмористическую передачу, заразительно смеясь. При этом каждый размышлял о своём.
             
       Расчётливая Анфиса две недели подряд не пускала верного хахаля Веню на порог дома — шибко грипповал, и ей здесь, в гостях, хотелось как можно быстрее уединиться с хозяином квартиры. С этой целью надо было придумать убедительный предлог отправить Аглаиду с Кариной в город за какими-нибудь покупками.
             
       Степан же радовался тому, что Аглаида столько лет никак не подозревала его в измене; порой он подумывал о том, что не уехать ли насовсем в добротный сельский дом к темпераментной Анфисе, которая не раз нашёптывала ему о том, что готова выйти за него замуж добропорядочно и навсегда.
               
       Юная Карина жалела Аглаиду, но держала язык за зубами. Горькая правда могла обернуться жутким скандалом и, возможно, разводом. Да и было ей интересно увидеть, чем же этот сельско-городской роман завершится.
            
       После очередной рюмки Аглаида тихонько шепнула подруге на ушко: 
          
       — Пойдём на кухню...
         
       Анфиса, желанная гостья, услышала здесь то, что было для неё полной неожиданностью.
         
       — Я тут подумала. У девочки твоей годы идут, а она без родной матери и родного отца. Ты, Анфиса, печешься о ней, как добросовестная мать. Так вот. Квартира у меня и Степана собственная, детей нет и, к сожалению, не будет. Карине, когда подрастет, надо будет в город обязательно перебираться, учиться здесь. Не коровьи же хвосты ей в твоем селе крутить! Давай, позаботимся, Анфиса, о будущем чудесной девочки! После средней школы пусть приезжает жить у нас да получать высшее образование. Словом, я решила поселить ее в нашей квартире и даже сразу оформить на нее завещание. Будешь её проведывать почаще, гостить у нас, сколько пожелаешь. А Степану и мне веселее жизнь будет. Он не против, хотя и с трудом согласился на этот вариант. Ты не обиделась, что я такое без спросу задумала?
       
        Анфиса всплеснула руками:
       
       — Что ты, милая? Я удивлена, обрадована вашим доверием и ко мне, и к дочери. Сама думала, как устроить ее жизнь дальше. Сама вижу, что в селе ей делать нечего. Да и страшно боюсь, что увлекут ее местные молодые распутники, как Алину, бывшую подружку Карины, в подсолнухи. Гуляет эта бесстыжая девка со всеми подряд напропалую, хвастается, что мать научила ее этому. Вот и результат — враз брюхо набегала! Матери что остается? Ругает теперь она школу, а ведь сама мать и виновата. Книжки всякие предлагала ей читать — с такими подробностями о женщинах и мужчинах, о которых и взрослые-то не всё знают. Аглаида, милая, у меня камень с души, а взамен — счастье великое. Да и то сказать: я ведь молодая, и, что там говорить, с Веней охота побаловаться, когда душа вдруг сладко запоёт, а тут Карина некстати. Ах, что это я, глупая, про Веню вспомнила не к месту?! Я согласная, и, стало быть, решено. Ей свою избу немедленно подпишу!
               
       — Мы с тобой очень мило поговорили, — обрадовалась Аглаида. — И не отправиться ли нам сейчас вдвоём за ёлкой? Не успела ещё купить её, а Новый год на носу. И дорогой продолжим нашу душеполезную беседу.
          
       — Дорогая моя, едва ноги держат. В своей избе всю неделю генеральный порядок наводила, считай, ремонт затеяла. До сих пор усталость в ногах стопудовая. Даже забоялась я, что от переутомления прихворну и не приеду к вам в гости. Предложи Карине, она в любом деле отзывчивая помощница. А я тут потихоньку со стола уберу да посуду вымою.
         
       — Анфиса, ты в гостях ничем не утруждай себя. Отдыхай, поправляй здоровье, а с посудой Степан управится.
         
       — Хорошо, когда в доме есть хозяин. Аглаида, милая ты моя, а почему бездетной-то осталась?
         
       — Откровенно тебе скажу. Когда я забеременела, то сдуру по совету подружки тайно от Степана аборт сделала. После ему призналась — совесть-таки замучила. Он чуть было не убил меня.
          
       — Избил?!
          
       — Пальцем не тронул. Но таким свирепым я его никогда больше не  видела. Даже тогда, когда позже врач сказала, что я осталась навсегда бездетной, он просто вновь молчал примерно две недели, в себе тяжело переживал.
          
       — И тебя жаль, и его жаль, ой-ой-ой... 
         
       Довольные итогом необыкновенного разговора, они возвратились гостиную. Как и раньше, по телевизору шла развлекательная передача, но Степан мирно дремал, удобно устроившись на диване, а Карина листала подвернувшийся под руку журнал «Работница». Аглаида спросила её:
         
       — Поможешь купить новогоднюю ёлку, красивую и пушистую?
         
       — Я охотно. А дядю Степана возьмём с собой?
         
       — Он нам только мешать будет. Если покупал ёлку, то обязательно кривую и худую. И умного ничего посоветовать не может. Пусть займётся мытьём посуды. Это у него лучше получается.
         
       Вскоре Карина шла по заснеженной улице рядом с Аглаидой, поскрипывая выпавшим искристым снежком и зримо представляла себе, как тётя-мама радостно раздевается. А она и впрямь стояла у окна, поглядывая на удаляющихся по прямой улице подругу и дочку, и сбрасывала на вмиг проснувшегося Степана все свои одежды...
         
       Новый год они встретили жизнерадостно. Правда, Степан и Анфиса были почти трезвые, но зато Аглаида ни с того ни с сего напилась, опрокидывая рюмку за рюмкой. Было уже далеко за полночь, когда она пробормотала:
       
       — Э-э-э-э-э.... Пойду-ка я в спальню...
         
       Степан и Анфиса с откровенным презрением, сидя рядышком на диване, посмотрели вслед Аглаиде, а Карина сказала:
         
       — Я, наверное, тоже пойду спать.
         
       — Доченька, зачем так рано? Будем дальше праздновать Новый год. Ты, как я заметила, к вину не притронулась. Разрешаю выпить по случаю Нового года... Крепче спать будешь...
       
       — Мама, почему-то не люблю алкоголь. Ни вино, ни водку, ни самогонку. Спать хочу.
      
       — Ну и правильно. Пойду разложу диван и постелю... нам с тобой...
         
       Немного погодя Анфиса заглянула в хозяйскую спальню — Аглаида беззаботно храпела. В соседней комнате — для гостей — безмятежно  спала «дочка», обняв мягкую подушку обеими руками. Анфиса восхитилась «дочкой-племянницей»: «Кому-то достанется сладкая ягодка... Хорошо бы, не продешевить... За большие деньги...».
         
       — Ты спишь, Каришечка? — прошептала почти над ухом точь-в-точь, как бывало в детстве подвыпившая мама Лукерья. — Вот и хорошо, что спишь...
       
       Карина отчётливо услышала, как минутой позже сработал сливной бачок в туалете и зашумела вода из-под крана в ванной комнате. Затем коротко скрипнула двустворчатая и наполовину стеклянная дверь гостиной. Ещё днём молодая гостья, по привычке ко всему любопытная, обратила своё внимание на то, что дверное стекло, абсолютно прозрачное, было предусмотрительно занавешено симпатичными шторками.
         
       На цыпочках она подошла к двери и без особого труда, словно в бинокль, заглянула в гостиную через край занавески. На экране телевизора страна весело пела и плясала, а на диване Анфиса и Степан роскошно радовались взаимному счастью.
       
       Утром, перед завтраком, Аглаида слёзно попросила у всех прощения, что накануне напилась допьяна. В ответ все дружно заулыбались: дескать, прощена, а довольная собой Анфиса не случайно заметила:
       
       — Хорошо, когда в доме любовь и взаимопонимание. А я вот, незамужняя и одинокая, от безысходности Веню пригрела жарко. Но в хозяйственных делах Веня просто неудельный. Как говорится, сбоку припёка, не распознает индюшки от воробья. Я даже собралась было отвадить его надолго, а то и навсегда. Говорю ему, мол, построй мне баньку приличную, чтобы можно было усердно париться и омываться. Нет, он, орёл комнатный, не умеет баньки строить. Да что баньки?! Крыльцо подправить  да тот же гвоздь в стену вбить — нет ума и сноровки. Какая уж там баня...
          
       — Так пусть Степан построит баньку! — брякнула доверчивая Аглаида. — Он же мастак в этом деле, знай, шабашит по области. И за труды возьмёт недорого. Слышишь, Степан? Не будешь жадничать?   
         
       — По знакомству могу и за полцены построить. Считай, договорились. Это дело бывалое: прекрасная получится банька.
       
       Карина еле сдерживала ехидный смешок: ловко тётя одурачила глупенькую Аглаиду...
            
       По возвращении  домой, Анфиса строго наказала племяннице:
          
       — С Алиной встречаться дома и в школе больше не надо. Развращенная донельзя потаскушка. Надо же — пошла по рукам.
         
       — А я с этой шлюшкой давно не встречаюсь, мама. Как стала понимать, что она развращенная, перестала встречаться. Даже в школе. И тётя Людмила такая же падшая, у неё полюбовник давно завёлся...
            
       — Как же ты быстро взрослеешь, доченька! Помни мои наказы, не отдавай себя в руки первым встречным. Они могут быть оказаться большими негодяями! А про Алину, правильно, забудь — надо же было ей так ужасно развратиться…  Грязная подстилка, как и её мать. Не целомудрию учила одну-единственную дочку, а тому, как предохраняться, чтобы детей не было да какую-нибудь гадость не подхватить. Прости, доченька за откровенность.
             
       — Мама, я не маленькая и хорошо понимаю, о чём ты говоришь. Спасибо тебе, что учишь всему разумному. У меня непременно будет счастливая и богатая семья.
               
       — По-другому и быть не может, милая ты моя...
            
       Настал тот день, когда Алина как сквозь землю провалилась. Подружки, прежде неразлучные, больше не встречались, а Людмила не приглашала Анфису к себе в гости и перестала здороваться.

       Финал сексуального просвещения Алины оказался трагическим. Неудачный «безопасный» аборт «по знакомству», скоропостижная смерть. Были свидетели тому, как на прощанье умирающая дочь сказала матери:
               
       — Ненавижу тебя...            

       После похорон Алины сельские бабы и мужики стали смотреть на Людмилу совсем косо. В конце концов, она решила продать в следующее лето избу, но уехала к своему милому ни с чем. Во время первой же грозы страшная молния ударила в дом, и он сгорел, как спичка.

       А на соседней улице, в избе уборщицы местной школы, на её глазах, взорвался телевизор. Узнав об этом, Анфиса в страхе бросилась к себе в дом, включила телевизор и неистово заплясала, закружилась на месте от великой радости:
 
       — Живой!!! Счастье великое, живой…

       Упала перед телевизором на колени, но в поклоне переусердствовала и больно-пребольно ушиблась лбом о дубовую доску.

       Мигом вскочила на лбу шишка. Преогромная.

       Продолжение: http://proza.ru/2021/05/07/1260