Путешествие в обратно глава 16

 Я разложил учебники и тетради на столе. Справа от себя поставил чернильницу непроливайку и пенал.  Взял новенький дневник синего цвета. На титульном листе было написано.

ДНЕВНИК
Ученика 3 “Б” класса
88 средней школы Кировского района.
Кашкина Юры
на 1961/1962 учебный год

   Открыв дневник, я увидел два столбца с перечислением предметов и  именами и фамилиями преподавателей:
               
1. Русский язык                Нина Григорьевна Скивко
2. Пропись                Нина Григорьевна Скивко
3. Чтение                Нина Григорьевна Скивко
4. Математика                Нина Григорьевна Скивко
5. Рисование                Жанна Сергеевна Суркова.   
6. Пение                Эльвира Борисовна Эстрина.
6. Труд                Владимир Иванович Сидоренко. 
7. Физкультура                Сергей Иванович Максимов.

 Информация была бесценной, поскольку я смутно помнил имена учителей.
 
 Левая страница оказалась пустой - на правой заполнено только два дня.
 1 сентября Пятница.
Торжественная линейка. Классный час.
 2 сентября Суббота
 Чтение,
 Русский,
 Пение.
 Физ-ра
   
   Шестидневка! Воскресенье - выходной. Ладно, посмотрим как прошла прошлая неделя. Переворачивая страницу, я знал что ничего хорошего там не увижу. И точно - страница пестрела красным цветом,  замечаниями классной ...Нины Григорьевны Скивко. Так, посмотрим, что она пишет.
 Понедельник.  Держал дверь после звонка.
 Вторник.      Прогулял урок, пришел без фуражки.
 Среда.        Дневник ведется небрежно. Исправляй письмо.
               Задание по "Прописи". Переписать “В лесу” и показать мне после               
               урока.
   
   А ведь и правда, каракули еще те и как она их разбирает?
 
 Четверг.      Опоздал на физкультуру. Не принес форму.
 Суббота.      Где белая бумага, клей и ножницы?” - это писала уже не Нина Григорьевна, почерк другой. Скорее всего эта запись учителя по труду. Последняя запись была написана не красными чернилами:  “РОДИТЕЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ. 16 СЕНТЯБРЯ. ПЯТНИЦА, роспись родителей обязательна. Н.Г.” 
   
   Да, для первой недели замечаний многовато. Оценки тоже плохие, нечем похвастаться. Четыре тройки. Одна даже с минусом за пропись. Четверка за физкультуру. Завтра пойдет третья неделя. Переворачиваю еще страницу.
   Что нам задали я знаю. Больше половины домашки мы сделали с Вовкой, остается переписать в тетради. Вот на этом этапе придется попотеть, так как перьевую ручку я не держал в руках аж полвека! Звучит внушительно. “ПОЛВЕКА!”
   
   В комнату с книжкой в руках вошел отец. Чтение книг было его страстью. Как только появлялась у него свободная минутка, он брал в руки какой нибудь потрепанный детективчик и начинал читать.
- Что-то не так? - спросил отец.
- Нет, все нормально. Просто думаю с чего начать?
- А чего тут думать. Начни с того что полегче.
   Он подошел к столу и взял дневник, сел напротив меня, открыл и стал читать.
- Вижу у тебя, сынок, “красная неделя” была. - сказал он  глядя в дневник, - замечаний воз и маленькая тележка: “дверь держишь, форму не взял, “труд” прошел в холостую. Не многовато ли за неделю, а?
    Я молчу.
    Отец опять смотрит в дневник.
- Вот в пятницу родительском собрание. Опять краснеть придется, - Подай ка карандаш.
   
   Я беру из пенала карандаш и протягиваю ему. Отец размашисто расписывается. Вкладывает его в дневник и кладет передо мной.
Выжидательно смотрит на меня. Я сижу опустив голову, сдерживая себя чтобы не заплакать.
- Постой, уж не из-за этого ли ты так разревелся, а?
"Ай, да папа!" - думаю я. - Лучшего объяснения моей слезной истерики не придумать. Не знаю, поверит ли этому мама? Конечно, нехорошо врать, но кто не врал в детстве?”
- Из-за этого, - говорю я.
- Понятно. - Отец встает, обходит вокруг стола и опять садится.
- Давай сделаем так. Маме, про твои “геройства” в школе, говорить не будем, но и ты меня, сынок, не подведи. Следующую неделю отучись так, чтобы мне не стыдно было идти на собрание. Договорились?
- Договорились, - говорю я. - Хорошо, что папа не спросил про ухо.
   
   А правда, отчего вдруг ухо покраснело? Я стал вспоминать, что делал весь день. Поход в кино, вылазка в “зону,” геройское возвращение, обнимашки. Стоп! А ведь кто-то из ребят на радостях прикладывал к моему уху большую морскую раковину - послушать прибой! Кто же это был? Худой как жердь. Как же его имя? Кажется, Валька. Точно! Валька Иванов. Я еще отмахивался тогда, не до того было. А что? Все выходит! Если большую раковину прикладывать к уху несколько раз, то, конечно же ухо покраснеет. Вот и ответ на мамин вопрос.
   Я положил перед собой тетрадь , открыл пенал, достал коробку “пионер” с новыми перьями. Писать при папе не решился, побоялся что он увидит как я сажаю кляксы. Надо потянуть время и дождаться, когда он займется чем нибудь. Я достал из пенала точилку “рыбка” и стал точить карандаш. После нескольких движений стержень сломался. Папа перевел взгляд с книжки на меня. Встал из-за стола и ушел в другую комнату. Через минуту вышел с перочинным ножичком. Я вспомнил, как в детстве он учил меня точить карандаши ножом. Может сейчас я как раз присутствую при этом историческом событии. Отец взял в руки карандаш.
- Смотри как надо точить. - Кладешь карандаш на подушечку указательного пальца левой руки и аккуратно лезвием ножичка стачиваешь верхнюю часть карандаша.
   
   Я с интересом наблюдал за его работой. Отец любил все делать обстоятельно. Чтобы придать “товарный вид” карандашу, он сдул пыль и протер заточенную поверхность  большим пальцем так, что она  заблестела, как будто ее натерли маслом.
- Ну как? Принимаешь работу?
   Я прикоснулся к острому как игла стержню:
     -  Здоровецки, пап, садись, пятерка! - Отец засмеялся.
     -  Это что-то новенькое. Такого я еще не слышал. Ну, давай теперь ты попробуй. -  сказал он, усаживаясь на свое место.
   Я вытащил из пенала новый карандаш, закрепил его между тонкими детскими пальчиками, взял отцовский ножик и начал осторожно точить. Отец внимательно наблюдал за моей работой.
- Помогай большим пальцем, сильно не дави, - подсказывал он.
      Делаю вид, что мне дается это нелегко, хотя могу заточить любой карандаш не хуже чем он, потому что всю жизнь точил карандаши ножиком, по его примеру. Жалко, что не могу сказать ему об этом сейчас.
   
   Папа  взял карандаш из моих рук придирчиво стал рассматривать его.
- Карандаши всегда точи ножиком. Все эти точилки одно баловство. Из-за них карандашей не напасешься. - сказал он, протягивая мне карандаш. - Пятерку не могу поставить, но для первого раза неплохо. Ставлю твердую четверку! Ножичек можешь оставить себе. Храни его дома, в школу не бери, а то нам с тобой от матери достанется.
      Отец встал из-за стола и ушел на кухню.
    У меня появился шанс опробовать перьевую ручку. Я обмакнул перо в чернила и стал писать. В первом же предложении сделал несколько мелких клякс и одну большую, дугообразную кляксу, напоминающую по форме озеро Байкал. Вспомнил что кляксу можно убрать промокашкой. Свернув нежную бумажку уголком, приставил к кляксе. Промокашка медленно впитала чернила и не позволила кляксе расползтись. За обезвоживанием чернильной кляксы “Байкал”, вспомнилось как мы использовали промокашку в школе. Рисовали рожицы на ней, писали записки, делали шарики и плевались через трубочки.
   
   Своей работой я был доволен. Конечно, клякса в размере  не уменьшилась, но зато поблекла, потеряла сочный цвет и стала не очень заметной.
      
   Переписывание задания “В лесу” меня захватило не на шутку. Появился азарт. Я заметил что при переписывании мой язык повторял движения выводимых пером букв. Детские пальчики быстро вспомнили чему их учили много лет назад. Когда перо опускалось вниз, они делали “нажим”- верх выводили тонкие “волосяные” линии. За все время переписывания я не поставил ни одной кляксы, потому что сообразил, что после макания в чернильницу надо поднять перышко и подождать пока лишние чернила стекают в чернильницу и только потом приступать к написанию слов.