Шапка Мономаха - 4

В коридоре ему встретился незнакомый прежде человек, мужчина лет сорока, крепкого сложения, с открытым славянским лицом. Человек широко улыбнулся ему и поздоровался. Зелинский ответил и спросил:

- Вы в институте работаете?
- Работаю, - ответил человек с той же улыбкой. - Чипуренко моя фамилия, Сергей Викторович.

- Зелинский Виктор Андреевич, - представился Зелинский и пожал протянутую руку. «Что-то многовато здесь Сергеев! - подумал он. - Как бы не запутаться». Спросил: - Чем занимаетесь? - И тут же понял, что вопрос прозвучал глуповато, по крайней мере, для коридорного разговора.

- Вам это действительно интересно? - Насмешливый взгляд голубоватых хохляцких глаз. - Без бутылки не разобраться.

Зелинский усмехнулся: однако, парень под простака косит.
- Ну тогда в другой раз. Когда бутылка будет.

- Так за этим не станет.
- В другой раз, - повторил Зелинский и пошел своей дорогой.

Войдя в кабинет, усевшись за стол и раскрыв отчет, он первым делом нашел в списке исполнителей фамилию Чипуренко. Кандидат технических наук, руководитель группы автоматизации электроискрового воздействия, группа входит в лабораторию Белотурова. Что сделано за пять лет? Разработаны два импульсных генератора с регулируемыми параметрами, разработана и изготовлена на базе токарного станка установка для искровой обработки цилиндрических деталей, проведены соответствующие исследования. За пять лет три статьи в институтском сборнике и два авторских свидетельства. Неплохо. Наверное, у Белотурова он в фаворе, однако — наглец.

Так, что еще сделано в лаборатории Анатолия Кузьмича? Ага, вот еще группа! Руководитель — Мухин Алексей Михайлович, тоже кандидат технических наук. Тоже автоматизация, тоже станок, только фрезерный, и генераторы с другими параметрами. И конечно, тоже патенты, только не три, а целых пять, а статья только одна. Похоже, в этом институте основной упор делается именно на патенты. Ну что ж, материаловедение — наука прикладная, техническая, наверное, это и правильно. А как мой знакомец алхимик Костомаров? Ага, есть и он в отчете! Вот: восстановление вольфрама из шеелитового концентрата методом алюмотермии. Тут все по-взрослому, никаких цирковых фокусов: шеелит растворяется в расплаве NaCl, добавляется порошок алюминия, греется до приличной температуры… Вольфрам, конечно, получается не чистый, с железом, медью и прочими бяками, но все же… И публикации серьезные, в столичных химических журналах. Толковый спец, ничего не скажешь, не зря Белотуров его в свою лабораторию зачислил, надо же как-то патенты уравновешивать нормальными статьями. Только вот сам Костомаров почему-то сказал о своей работе: «А дальше что?» И почему-то из Горного дела ушел? А его тематика, казалось бы, к горному делу ближе, чем к материаловедению.

Ну, с лабораторией физико-химии уже более-менее понятно — это Лабухова, Зверев и прочие, с ними будем отдельно разбираться, и думать, как жить дальше. А чем же занималась эти пять лет Окунёва Татьяна свет Георгиевна? Чем прославила себя порошковая металлургия? Так, так… Про электроды из минерального сырья она уже говорила, это, наверное, штука полезная. Хотя и спорная. У Виктора Андреевич имелся друг, из одноклассников, профессиональный сварщик, так он ему рассказывал, что состав покрытий сварочных электродов — это целая наука, там многие мировые лаборатории работают, подбирают и испытывают комбинации различных веществ. А тут берут, как говорит Лабухова, «каменюку», размалывают и лепят на электрод! Что-то получается, но почему и отчего? Может, и от лукавого. Не очень похоже это на серьезную науку. «Впрочем, - тут же урезонил себя Виктор Андреевич, - наверное, я просто избалован полупроводниковыми технологиями, с которыми близко и долго соприкасался. Это, наверное, тоже наука — только техническая. Недаром же есть Физика, а есть Техническая Физика».

Так он сидел и читал отчеты. Потом сходил в столовую, а потом зашел опять к Лабуховой, и она опять угостила его чаем «Липтон». Вторая Наталья, поздоровавшись с Зелинским, ушла в химические комнаты, к реакторам и колбам.

- А скажите мне Наташа, что за человек Рудольф Петрович Здруй? - обратился Виктор Андреевич к хозяйке кабинета. - Как я понял, специалист он высокого уровня, и работает в науке давно, а почему-то до сих пор не кандидат.

- Здруй очень гордый, - покрутив головой в раздумье, ответила Лабухова. - Когда-то, в молодости, он работал в одном центральном институте и написал диссертацию. Но один из оппонентов обвинил его в плагиате. Дескать, эти идеи, почти слово в слово, лет двадцать назад были опубликованы в какой-то американской статье. И как Здруй не пытался доказать, что он не видел этой статьи и что даже американского языка не знает, диссертацию к защите не приняли. Рудольф Петрович уехал в Томск, там пытался защититься, но и там диссертацию не приняли — видно, наводили справки. В конце концов, лет десять назад он очутился у нас и больше о защите не заикается. Однако приходит на все заседания Ученого совета, любит высказывать свое мнение, всех критикует. В общем, жертва собственных комплексов.

- Да, - согласился Зелинский. - Надо уметь проигрывать. Как пелось в одной спортивной песне: «При каждой неудаче, давать умейте сдачи. Иначе вам удачи не видать». У меня лично с кандидатской тоже не все было гладко. Защитился-то я нормально, без проблем. Но потом полтора года ждал утверждения.

- И что так? - удивилась Лабухова. - Кандидатские обычно за полгода утверждают, а то и быстрее.

- С руководителем не повезло. То есть, как руководитель он меня устраивал, нормальный был физик, мы с ним друг друга понимали, но как человек он был слегка вздорный, несдержанный, мог кого не надо дураком назвать, любил доказывать, что он чуть ли не самый умный. Так что друзей в кавычках у него хватало. И вот кто-то из этих «друзей» накатал на мою диссертацию «телегу». Мне ее из ВАКа прислали. Я прочитал и, конечно, сильно расстроился. И даже подумал с горяча: какие мои годы? Сделаю другую всем назло! Но потом разобрался, увидел, что все аргументы моего «черного оппонента» я легко могу опровергнуть, и поехал в ВАК. Выступил там и отстоял свою научную правоту. Председатель ВАКа мне потом честно признался, что дело было не во мне, а в моем шефе. Это против него был выпад.

- А него как жизнь сложилась, у вашего шефа? - спросила Наташа. - Другие выпады были?

- Были. Но это уже другая история. Он прожил свою жизнь, делал свои выборы. Во всяком случае, мы с ним оставались в добрых отношениях. Он как-то даже заезжал ко мне в гости, во Владивосток. Был в какой-то командировке.

- Да, наверное, вы сильный человек, - подытожила Лабухова. - А вот Здруй — слабый. Гордый, но слабый. Мне лично его жалко.

- Знаете, Наташа, всех людей не пожалеешь, — возразил ей Зелинский. - Каждый делает свой выбор и должен сам отвечать за свою жизнь. Давайте теперь поговорим о вас.

- Обо мне? - удивилась Лабухова. - А зачем? Я сижу, примус починяю, никому не мешаю. Я не гордая.

- Гордая не гордая, а компьютер себе у директора выбили. Значит, свое место в институте понимаете.

- Это да, - согласилась Наташа, - понимаю. Я так Анатолию Кузьмичу и сказала: хотите иметь в институте хорошие публикации? Дайте мне компьютер. Кроме меня ведь никто в серьезных журналах не печатается.

- А Костомаров?

- Ну да, - согласилась она. - У него тоже иногда бывают, хотя у него больше технология, а не химия как таковая. Но Костомаров — он вроде Белотурова, с компьютером не дружит, он ему и не нужен. А у меня — кинетика! Мне нужно кривые строить, интегрировать, дифференцировать! Паше вот тоже компьютер нужен, весь уже исстрадался.

- Будет у Паши компьютер, - пообещал Зелинский и поднялся из-за чайного столика. - Ладно, пойду. Читаю отчеты, знакомлюсь с тематикой.

- Я вам сочувствую. - Наташа тоже поднялась из кресла, готовясь пересесть за рабочий стол. - В этих отчетах такая лабудень! Столько воды! Анатолий Кузьмич требует, чтобы был ОБЪЕМ! А кстати… Вы обо мне хотели поговорить. Тоже о тематике?

Зелинский повернулся уже от порога и ответил с улыбкой:
- Я немного передумал. Наверное, это еще рано. Уж извините!
- Да ладно, - потускнела она. - Еще поговорим. Заходите!

А Зелинский вернулся в свою комнатушку, где он уже начал чувствовать нехватку кислорода и потому старался не закрывать плотно дверь, и задумался. Задумался не о Наташе Лабуховой, не об «алхимике» Костомарове и не о «наглеце» Чипуренко. Задумался о себе. Практически вся его научная жизнь была связана с теоретическими исследованиями, хотя в какой-то период ему волею судеб приходилось заниматься и организацией экспериментальных работ и лично проводить кое-какие эксперименты. Но его настоящей профессией было моделирование взаимодействий атомов, изучение свойств разных материалов — полупроводников, металлов, диэлектриков, а в последние годы и в виде наночастиц. В большинстве случаев его расчеты относились к электронике. В том числе и в Германию он был приглашен как специалист-расчетчик для задач новейшей электроники. Просматривая различные журналы, в большинстве — зарубежные, он между прочим видел, что современные институты материаловедческого профиля свои усилия сосредотачивают либо на интересах электроники, либо на задачах катализа. Здесь же, в хабаровском Институте материаловедения время словно застыло: металлообработка, литье, порошковая металлургия… И еще искровое воздействие, изобретенное в годы войны, когда и этому были рады для помощи фронту. Ну ладно, наверное, в нашей стране и сейчас все это востребовано, выдают же патенты и авторские свидетельства, революцию Виктор Андреевич устраивать не собирался, но ему-то чем здесь заняться? Ему лично, как специалисту по моделированию материалов?

Искровое воздействие моделировать невозможно, никакой квантовой механики там нет. Дать Звереву кое-какие общие советы он, наверное, сможет как физик, но не больше. Насчет порошковой металлургии надо подумать. Процессы спекания, кристаллизации, диффузии… Архисложно, как говаривал Владимир Ильич, но надо будет поразмыслить. Химические реакции Наташи Лабуховой, взаимодействие углерода с оксидами? Это, пожалуй, ближе всего. Что еще? Пока не понятно. Надо еще с народом пообщаться. Отчеты и статьи — это одно, а живое общение — это другое. Наверняка, у людей есть много непоняток, которые они и себе-то не могут толком выразить, а в разговоре, глядишь, и проявятся. А пока суть да дело, надо подумать, как мне группу моделирования набрать: не один же год я собираюсь здесь провести? Может, и вся моя оставшаяся жизнь пройдет в этом институте, надо создавать себе среду. И он решил на следующий же день сходить в педагогический институт, где как он уже знал, имелся физический факультет, а ректором был как раз физик, доктор наук Заумин Константин Константинович.

Пединститут находился неподалеку от дома, где поселился Зелинский, в симпатичном трехэтажном особняке, у входа в который стоял с раскрытой книжкой в руке грустный Пушкин. Стоял и, наверное, думал: «Черт догадал меня родиться в России — с душою и с талантом!» Ректор, с которым Зелинский предварительно созвонился, встретил гостя радушно. Он тут же попросил секретаршу принести чаю и засахаренных кренделечков, и начал расспрашивать Виктора Андреевича о его планах, о том, что его привело к нему, в скромный, заштатный педагогический институт.

- Вы готовите физиков, - объяснил Виктор Андреевич, с удовольствием вкушая кренделечки и запивая их свежезаваренным «дарджилингом». - Я хотел бы пригласить к себе в лабораторию кого-нибудь из ваших выпускников.
Улыбка Константина Константиновича сразу потускнела.

- Боюсь, я вас разочарую, - ответил он. - Во-первых, они все уже трудоустроены - кто по школам, как в добрые советские времена, кто куда, - а во-вторых, мы готовим не физиков, а учителей физики. Увы, это совершенно разные вещи! Если хотите, я могу предложить вам вести занятия на будущем пятом курсе. Направление занятий — на ваше усмотрение. Если вам кто-то приглянется — постараюсь распределить их к вам. Например, в аспирантуру.

- Пожалуй, это было бы неплохо, - согласился Зелинский. - Я занимаюсь компьютерным моделированием, мог бы их этому обучить. У вас есть компьютерный класс?

- Это как раз есть! - обрадовался ректор. - Тут мы идем в ногу со временем. Но вообще… - Он вздохнул и лицо его сразу стало грустным, почти как у Пушкина. - Вообще-то Министерство толкает меня на гуманитарную стезю. Физики, говорят, сейчас не нужны, нужны гуманитарии: юристы, экономисты… Да и абитуриенты на физику идут неохотно, у нас третий год недобор. И к сожалению, идут далеко не лучшие.

- А лучшие, конечно, в юристы и экономисты?
- Ну, да. Или в менеджеры. Такая сейчас жизнь.

- Грустно это. Мой семилетний внук говорит: «Я хочу стать боссом. Как мой папа». Мы в детстве мечтали стать летчиками, моряками, в крайнем случае — пожарными.

- Хорошо хоть боссом, - грустно заметил Константин Константинович. - Десять лет назад мальчики мечтали стать бандитами, а девочки — валютными проститутками. Слава Богу, хоть это у нас уже позади.

На том они и порешили. Договорились, что в августе Виктор Андреевич принесет свои документы, напишет заявление и с сентября начнет читать курс компьютерного моделирования с одновременным ведением практических занятий.

- Студентов у вас будет немного, человек пять или шесть, - пояснил ректор. - Увы, это все, что осталось от набора в двадцать человек.

За окном стоял июнь, у Зелинского было достаточно времени на подготовку. Тем более, что во Владивостоке он уже имел опыт преподавания, в ДВГУ, и именно по моделированию. Там у него были толковые студенты, особенно выделялись трое юношей: один владивостокский, а двое из Биробиджана. Владивостокчанина сманили японцы, он уехал в Осакский университет, один биробиджанин ушел в бизнес, а второй, Антон Семенов, пока не определился. Виктор Андреевич надеялся пригласить его в институт. Как-никак, готовый, обученный расчетчик, с хорошим образованием, с ним можно будет начать что-то делать. А тем временем и пединститут что-нибудь родит.

Вечером Виктор Андреевич прогулялся по Хабаровску и сходил на концерт, в филармонию, послушал Брамса и Шопена в исполнении местных музыкантов. Он не был большим знатоком музыки, но классическую предпочитал эстрадной, а более всего любил слушать фортепиано. Получил удовольствие и подумал, что это хорошо, что он перебрался в Хабаровск. Любые перемены всегда к лучшему. Перемены — это развитие, жизнь не должна буксовать на одном месте, должна вести вперед. И он опять вспомнил великого Лейбница.

Следующие два дня были суббота и воскресенье, и Зелинский посвятил их дальнейшему обустройству квартиры. Он нашел электрика, который подключил ему счетчик и смонтировал розетки, а уж пару лампочек Виктор Андреевич прицепил к торчащим из потолочных дыр проводам самостоятельно. Кроме того он купил электроплиту и холодильник, и получил таким образом возможность организовать скромное холостяцкое питание. Впереди ему светило еще много работы: устройство полов, отделка стен и потолков, и прочая, и прочая… Но работы он не боялся. А вот с деньгами у него был напряг, покупать мебель пока было не на что, спать придется по-прежнему на двери, уложенной на кирпичи, и ждать первой зарплаты.